Это было слишком хорошо. Нестерпимо, невыносимо.
Великолепно…
Однако прямо сейчас пришло время для самого главного. Именно в этот момент удовольствия, практически равного наивысшему, Торриен был уверен, что его яд больше не отравит Иллиану. Он резко опустился к ее шее и вонзил клыки в тонкую горячую кожу.
Девушка выгнулась и сдавленно застонала, прижав губы к его плечу, глуша стоны в его мышцах и отчаянно кусая его в ответ.
У нее не было клыков, а боли от такого укуса Торриен был не способен почувствовать. Даже несмотря на то, что девушка вонзила в него зубы едва ли не трижды сильнее, чем он сам.
Ее дыхание резко усилилось, кровь быстрее побежала по венам.
Торриен чуть отстранился от нее, и на его губах застыла улыбка.
План сработал. Он чувствовал это, слушая усилившееся здоровое биение ее сердца. Медленно выходя и с наслаждением входя в нее вновь.
Теперь было можно. Теперь – нужно…
Иллиана обхватила ногами его бедра, с силой подаваясь навстречу его движениям. И всего через пару толчков дернулась всем телом.
Торриен ощутил, как сокращаются ее мышцы на его члене, начисто выбрасывая его из реальности. Вышибая из головы все, что там было, разрывая на части. Заставляя вцепляться в простыню около ее запрокинутой головы и застывшего в экстазе лица. Рвать мягкую ткань как бумагу, последние разы вколачиваясь в ее податливую горячую плоть. И наполнять ее собой до предела. До последнего стона с влажных, распахнутых губ.
Они оба замерли и долго лежали в обнимку, тяжело дыша. Только Торриен еще вслушивался в ее выравнивающееся дыхание, чувствительным обонянием улавливая, как исчезает запах чужого яда.
А затем, когда его мир перестал концентрироваться вокруг Иллианы, он внезапно посмотрел по сторонам, привлеченный странным движением. И увидел, что вокруг их постели ровной невысокой стеной горит рубиновое пламя. Оно не жгло и не давало жар. Не оставляло после себя черный пепел. Лишь приятное тепло.
Торриен не успел удивиться этому явлению в прошлый раз. Почему-то не удивился и сейчас. Это было чудо. Но гораздо большим чудом ему виделось спасение Иллианы, чем какой-то огонь. Пусть даже и такой древний, как огонь Иль-Хайят.
Торриен отвернулся и посмотрел на свою сайяхасси. Она улыбалась. И, пожалуй, ему ничего больше было не нужно.
Разве что отомстить. Но сделать это можно и потом.
– Я рад, что ты со мной… – прошептал он, мягко укрывая девушку одеялом. После всего произошедшего разгоряченное женское тело грозило замерзнуть в прохладном воздухе. Да и легкую лихорадку после укусов не стоило отметать. Хотя Торриен и надеялся, что его яд сможет полностью вылечить девушку.
– Значит… я все же могла умереть, да? – открыв глаза, так же тихо спросила Иллиана.
Похоже, от его Рубина ничего не утаишь. Она понимала его и без слов, так что же странного в том, что догадывалась обо всем по осколочно брошенным фразам?
– Могла, – кивнул мужчина. – Но я же обещал, что этого не случится.
– А я и не сомневалась, – улыбнулась она. И ради этой улыбки можно было не только бросить вызов брату, но и, пожалуй, развязать войну. – Но как тебе это удалось? Если укусы жрецов были смертельны… разве тебе удалось найти антидот?
Торриен покачал головой.
– Антидота нет, – ответил он. – К сожалению. Но яд мирая, выделившийся в момент наивысшего желания, кроме возбуждающих свойств обладает еще и лечебными. Семьи мираев, которые долго находятся вместе, способны поддерживать друг друга таким образом.
– Но… – запнулась девушка, и в ее глазах сверкнул вопрос, который Торриен вполне ожидал: – Разве нельзя тогда этот яд выделить и искусственно ввести беременной женщине?
– Увы, – покачал головой царевич. – Хорошее было бы решение, не спорю. Но яд после выделения из организма донора разрушается в течение нескольких секунд. Необходимо мгновенное попадание в кровь реципиента, иначе все бесполезно.
Иллиана кивнула. Спрашивать про страстные укусы во время родов не стала. Видимо, и так все поняла. Вряд ли хоть один мужчина будет испытывать страсть, видя, как его жена кричит и истекает кровью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– И выделить химически основные его элементы тоже не удается, – утвердительно проговорила она.
Царевич снова кивнул. Каждый раз он удивлялся тому, как быстро она все схватывает.
– А как насчет Миллиты? Ведь ей-то смерть грозит всего через пару месяцев. Разве Дарьеш не может укусить ее и остановить действие яда младенца?
Торриен опять покачал головой.
– Хасси не совместимы с мираями. Увы. Мы как два разных вида, понимаешь? Для хасси наш яд не обладает достаточными целебными свойствами. Он может лишь немного продлить жизнь. На месяц, не более того.
Иллиана немного сникла. Но подумать обо всем сказанном времени не нашлось.
В этот момент в дверь постучали. И это был не просто культурный жест. Кто-то долбился в помещение так, словно мечтал выломать толстое дерево к демонам дыма.
– Кто там? – громко спросил Торриен, с легкой агрессивностью поворачивая голову к двери.
– Открывай дверь, или я прикажу ее сжечь! – раздался с другой стороны голос Дарьеша. И в его тоне не было ни капли тепла. Похоже, Сапфировый змей был едва ли не в большем бешенстве, чем его брат.
Впрочем, по мнению Иллианы, у Торриена повод злиться был гораздо более веский.
– Сейчас я выйду, – нарочито медленно и безразлично ответил он, поднимаясь на кровати.
– Сейчас же! – донеслось из-за двери, и снова послышался удар.
– Умей ждать, – рыкнул Золотой змей, неторопливо вставая с постели и оглядываясь в поисках завязки для волос. Длинные черные волны спускались по его обнаженной спине, падали на грудную клетку, которую, как всегда, украшали три драгоценные цепи.
Он так и не принял облик человека, и сейчас Иллиана на миг забыла обо всем, любуясь своим царевичем. Рельефом его загорелого тела, изгибами удивительного хвоста, а еще безупречными мышцами под кожей, что в свете утреннего солнца цветом напоминала расплавленный сахар.
Торриен нашел черную ленту с золотой вставкой и начал завязывать низкий хвост.
Иллиане показалось ужасно несправедливым, что обсидиановый водопад прядей царевича вот-вот окажется жестоко стянутым. Она так любила его волосы. Но только тихо вздохнула и ничего не сказала по этому поводу.
Мыслями она вернулась к шумящим за дверью нежданным гостям и невольно нахмурилась. Ничего ведь еще не кончилось. Торриен спас ее от смерти, но надолго ли?
Когда они выходили из зала, в полузабытье она слышала его категоричные слова: «Трон отныне мой». И даже успела подумать, что ей показалось. Позже Иллиана так и не успела спросить его об этом, но если сказанное – правда, то Дарьеш не отступит. Может разгореться война.
Девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза. А затем тихо проговорила:
– Ты совсем не такой, как остальные мираи.
Это прозвучало так странно и неожиданно, что Торриен даже замер. Повернул к ней голову и внезапно… улыбнулся.
– Это ты сейчас оскорбила весь мой народ или сделала мне комплимент?
Уголки его губ начали беззвучно вздрагивать, когда Иллиана широко распахнула глаза, испуганно мотая головой со словами:
– Нет, я не оскорбляла всех мираев!
Похоже, это выглядело настолько забавно, что Торриен все же не удержался, и короткий смешок вырвался из его груди.
Он поправил браслеты на руках, аккуратно уложил цепи. А затем с легкой задумчивостью ответил:
– Ты только сейчас поняла, что я не такой, как другие? – И, когда она ничего на это не сказала, добавил: – Знаешь, я рад, что родился фактически бастардом. Отец, конечно же, признал меня, ведь любой ребенок в семье мираев – великое благо. Но, по сути, после рождения Дарьеша никаких особенных прав я не имел. И это самое прекрасное, что со мной случалось в жизни. Кроме тебя, конечно, – прибавил он с улыбкой, хитро стрельнув в девушку взглядом. – Иначе был бы я таким же хладнокровным, как и остальные. Всех мираев с детства учат, что они выше других. Выше людей. А шерисмираи вообще выше всех. Мне это никогда не нравилось, потому что я не мог забыть свою мать. Она ведь была человеком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})