с ножнами и кинжалом.
– Ты возьмёшь это,– сказал пангосса, протягивая пояс Денизьям.
Девушка пугливо спрятала руки за спину.
– Здесь повсюду царские отряды. Как ты собираешься себя защищать?– нахмурившись, спросил ящер и, бросив к её ногам оружие, добавил,– Надень, и не забудь достать его, когда будет нужно.
Осмотревшись, пангосса указал пальцем на второго воина и произнёс:
– Клинок этого возьмёт недоросток.
– Моё имя Горен,– недовольно пробурчал вурмек, направившись к мертвому воину.
– А моё- Багара́с,– бросил ему в ответ ящер и пошёл в сторону лежащего на снегу Руса.
Он склонился над телом воина, чтобы забрать и его оружие, но смахнув с него снег, вдруг остановился. Заветренные руки Руса, казалось, ещё крепче сжимали эфес меча. Пангосса выпрямился. Вспомнив что-то, он коснулся ножен на своём поясе. А через мгновение, так и не взяв у мертвеца оружия, ящер отвернулся и быстро зашагал к девушке и вурмеку.
Жестом призвав друзей следовать за ним, Багарас обошел повозку и остановился у сломанных деревянных жердей лошадиной упряжи. Коней, распряженных Русом, не было. На их месте стояли двое других, более высоких и поросших густой вьющейся шерстью. Увидев их, вурмек замер. Когда то, ещё в Симэре, езде верхом его обучили Кентур и Горуяз. Близнецы угнали низкорослую пони из цирка сорианцев и весь вечер потешались над тем, как она, семеня копытами, катала на себе сотрясающегося в седле вурмека. Хотя в тот день Горен не раз был сброшен лошадью и крепко измял себе бока, занятие это ему понравилось. Но пони-животное мелкое, а то, которое вурмеку надо было оседлать, превосходило его по высоте, по крайней мере, в три раза. Рядом с этими лошадьми Горен был очень мал. Падение могло обернуться для него гораздо большей бедой, чем пара мелких синяков. И вурмек решил отказаться от поездки верхом, пообещав, что будет идти быстро и непременно поспеет за остальными.
Багарас не послушал юношу. Он подхватил его с земли и живо посадил в седло.
– Будешь править рядом со мной,– коротко сказал он, подав Горену вожжи, и тут же усадил за его спиной Денизьям.
Ящер обошел лошадь вокруг, затянул крепче все ремни упряжи, осмотрел подпругу, а после, ласково погладив животное по голове, что-то негромко произнёс. Лошадь фыркнула и медленно пошла вперёд. Ощутив под собой движение, вурмек испуганно сжал вожжи в руках, с волнением обернувшись на Багараса. Но пангосса уже был в седле. Через мгновение наездники поравнялись, и их лошади пошли рядом, неторопливо ступая в глубоком снегу. Присутствие ящера придало вурмеку некоторой уверенности. Немного успокоившись, он стал вспоминать уроки близнецов и править лошадью. Однако она будто не чувствовала на себе наездника. Попытки Горена говорить с ней так же были оставлены упрямицей без должного внимания. Животное не слушалась ни его руки, ни голоса. Несколько раз пангосса сам брал вожжи и показывал вурмеку как ими владеть, но, как только, управление снова переходило к юноше, животное шло своей дорогой. Наконец, это надоело ящеру. Он понял, что все старания бесполезны и решил вести лошадь сам, держа вожжи одной рукой.
Близилось утро. Рассветный час усмирил метель и она, становясь всё тише, улеглась к полному восходу солнца. Снег всё ещё шёл, но ветер стих, и вокруг воцарилась полная тишина. В небе, затянутом облачным полотном, проблескивали желтые пятна света. Это лучи утреннего солнца пытались пробиться сквозь пасмурный плен, стремясь достигнуть промёрзшей земли. Проникая между расступившимися на мгновение облаками, они касались её и, едва задержавшись, снова исчезали в серой небесной пелене. Свечение лучей было недолгим, но за эти короткие секунды, играя с падающим снегом, оно успевало отразиться в каждой его крупице. А он, переливаясь в ответ всеми своими гранями, превращал солнечный свет в искрящиеся серебряным блеском ленты. Одна за другой они загорались и гасли, освещая собой пустынную, укрытую снегами, долину.
Лошади ящера и освобождённых им девушки и вурмека продолжали идти по заснеженному бездорожью всё так же размеренно, не сбавляя шага. Денизьям и Горен спали. Доверившись Багарасу, они уснули перед рассветом, когда метель смолкла. Пангосса по- прежнему правил их лошадью. Не на миг не сомкнув глаз, он неустанно глядел вперёд, время от времени закуривая свою длинную трубку, и мычал под нос что-то мелодичное и непринуждённое. Иногда он останавливал лошадей, с подозрительностью всматривался вдаль, оглядывался по сторонам и прислушивался. Но долина хранила покой, лишь изредка нарушаемый голосами птиц и хрустом ветвей замёрзших кустарников. Тогда, ящер вновь велел лошадям идти, и они покорно продолжали своё неторопливое шествие. Солнце поднималось выше. Набирая силу, его свет становился ярче и всё чаще прорывал лучами серую ткань облаков.
Один из них, скользнул по лицу Денизьям и разбудил её. Девушка лениво открыла глаза и, потянувшись, огляделась вокруг.
– Кажется, у этой пустоши нет ни границ, ни края,– сказала она задумчиво и, заметив на себе взгляд ящера, спросила,– Куда мы едем?
Багарас качнул головой вперёд.
– В Деревянный Город,– ответил он, указывая пальцем на пустующую линию горизонта.
Денизьям приложила ладонь к бровям, прищурилась и посмотрела вдаль, но не увидела там ничего, кроме белой кромки долины. С удивлением она взглянула на ящера, а затем недоверчиво ухмыльнулась и сказала:
– Впереди нет никакого города.
– Он там,– спокойно ответил пангосса, пыхнув густым клубом дыма из трубки.
Денизьям ещё раз посмотрела вперёд, но, как и прежде города на горизонте видно не было. Лицо девушки скривилось от недовольства. Колко осмотрев Багараса, она заметила маску волка, выглядывающую из-под переброшенных через спину его лошади вещевых мешков.
– Зачем это тебе?– спросила она.
Быстрым движением руки, пангосса задвинул волчью морду за мешок и нехотя ответил:
– Это талисман.
– И всё?– ухмыльнулась Денизьям.
Багарас коротко взглянул на девушку, но, словно не услышав вопроса, ничего ей не ответил. Он вытряхнул содержимое трубки на снег и, заправив её щепотью табака, снова закурил. Сжатый морозным воздухом, густой табачный дым мутным облачком окутал ящера. Жадно втянув его ноздрями, пангосса довольно улыбнулся сам себе. Краем глаза Багарас видел наблюдающую за ним девушку, и её интерес приятно льстил ему.
– Можно мне попробовать?– вдруг спросила Денизьям.
Ожидая этого вопроса, пангосса ничуть не удивился. Крепко затянувшись, он передал девушке трубку. Денизьям, стремясь не показать своего неумения, не стала долго примеряться и, обхватив губами кончик мундштука, глубоко вдохнула. В тот же миг на её глаза набежали слезы. Едкий дым сковал дыхание девушки. Испуганно посмотрев на ящера, она разразилась сиплым удушливым кашлем. Как выброшенная на берег рыба, Денизьям с жадностью глотала воздух, таращила глаза и чудно раздувала щеки. Она выглядела напуганной, но, вместе с тем, гримасы её были так забавны, что пангосса не удержался и, с хрипом выпустив изо рта клуб