кварталах отсюда есть лавка кухарки. Конечно, вам придётся подождать.
Сказав это, пангосса спешно направился к двери, но остановившись перед ней, вдруг вернулся обратно.
– Для вашей безопасности я запру комнату. Однако…– сказал он, запуская пальцы в нагрудный карман жилета и вытащив из него ключ,– Я дам вам это на случай, если вы решите не дожидаться меня.
Ящер учтиво улыбнулся Денизьям, оправил сюртук и снова подошёл к двери.
– Оставьте ключ в щели стены у входа в дом. Я найду его,– сказал он и вышел.
Замочная скважина щелкнула, по коридору дома прозвучали несколько удаляющихся шагов, а затем всё смолкло. В маленькой комнате повисла тишина. Боясь быть услышанными, девушка и вурмек не решались заговорить. Они молчали, осматривая убранство помещения, и прислушивались к окружающим их звукам. В возникшем безмолвии было слышно, как этажом выше разговаривают соседи, откуда-то со стороны раздавался надрывный плач младенца, а с улицы доносились гулкий стук барабанов и басящее мужское пение. Всё говорило о том, что Гнолю безразлично, где сейчас находятся два чужеземца. Город не разыскивал скрывающихся в нём вурмека и девушку. Жгучий холод остался за стенами дома, дверь комнаты была заперта на ключ, но Горен и Денизьям по-прежнему не чувствовали себя в безопасности. Предупреждение ящера о Таге сильно напугало их, и никакие стены не могли дать друзьям уверенности в том, что озлобленный пангосса не найдёт их.
Стремясь отогреться, вурмек и девушка сели у потрескивающей углями печи, и постепенно вместе с теплом к ним стало возвращаться спокойствие. Страх сменился чувством уюта. Осмелев, друзья прервали молчание. Они старались говорить негромко и, как и раньше, завели беседу о совершенно незначительном, но невероятно близком им обоим и, подшучивая друг над другом, беззаботно хихикали. Точно сговорившись, они поступали так всякий раз, когда их мысли отягощали страхи и сомнения, единственным избавлением от которых могла быть лишь беззаботная болтовня о самых трогательных и забавных моментах, пережитых вместе. Друзья вспоминали своё знакомство в Симэре и то, как разыгрывали близнецов в трактире Заава; вспоминали, как Пуэр учил вурмека плавать, привязав его к корабельной лебёдке, и как тот повисал на её канате, отказываясь касаться воды. Денизьям напомнила Горену о случае в кухне амако, когда ему, по незнанию, подали осьминога и девушка, полив его рассольной водой, гонялась за убегающим вурмеком с бьющимся в конвульсиях, мёртвым моллюском в руке. Они вспомнили, как вместе с ребятнёй катались на замёрзшей корабельной палубе и как считали падающие звёзды, сидя ночью на крыше; как Денизьям ввязалась в драку с соседской девицей за право первой сесть в лодку рыбаков и, победив соперницу, потом несколько дней красовалась с подбитым глазом. Сдерживая порывы смеха, друзья журили друг друга за неспособность быть тише и снова хохотали. Посреди незнакомого и опасного города, окруженные чуждыми и такими непонятными им существами, Горен и Денизьям спасали себя от паники как могли. Их двоих было так мало в переполненном пороками Гноле. Но всякое родное имя, произнесённое девушкой или вурмеком вслух, рождая любимые образы, помогало им не чувствовать себя одинокими. Друзья кутались в свои уютные воспоминания, будто в тёплое одеяло, укрываясь в них от своих подозрений, неуверенности и страхов. Беззаботные истории из прошлого пробуждали в душах Денизьям и Горена надежду на то, что мир, как и раньше, найдёт способ помочь им даже в самую трудную минуту.
На улицах Гноля царила ночь. Гуляки разбрелись по домам и питейным, в окнах жилищ пангосса погас свет. Город разгула, наконец, утомился и уснул. Смех и голоса в комнате ящера-толстяка смолкли. Зажженные им свечи давно догорели и, оплыв, застыли в подсвечниках развесистыми восковыми буклями. За решетчатой дверкой печи тихо потрескивали уже почти потухшие угли. Горен и Денизьям спали. Разговорившись, они совсем позабыли о голоде и толстяке, что отправился на поиски съестного, а когда время пошло за полночь, уснули. Друзья спали так крепко, что не услышали, как по коридору дома застучали громкие шаги и входная дверь, чуть скрипнув, отворилась. В узком проёме между дверью и стеной появилось круглое лицо толстяка. Он огляделся по сторонам и, открыв дверь шире, шепотом произнёс:
– Они здесь.
Оттолкнув ящера в сторону, в комнату ворвались двое. В ночном полумраке фигуры вошедших были едва различимы, но по грузному лязгу одежд можно было без труда определить их принадлежность. Это были воины наследницы. Не произнеся ни слова, они бросились к спящим вурмеку и девушке и в один миг скрутили их. Друзья не успели даже опомниться, как оказались связанными по рукам.
– Я зажгу свет,– хрипло сказал ящер, запаливая масляную лампу.
Комната озарилась светом и Денизьям и Горен с ужасом осознали, что попали в ловушку, выбраться из которой им вряд ли удастся.
– Как говаривала моя покойная мамаша: рука нужна не только для того чтобы держать ею ложку, но и для того, чтобы взять то, что тебе причитается,– с улыбкой произнёс ящер, подходя к воинам.
Один из них запустил руку в карман и высыпал в протянутую толстяком ладонь несколько блестящих монет.
– Будьте любезны, ключ,– сказал пангосса, ощупывая карманы изворачивающейся Денизьям.
Найдя его, ящер подошёл к комоду, взял стоящую на нём деревянную резную шкатулку и, открыв её ключом, положил внутрь полученные монеты. В глазах девушки сверкнул огонёк ярости. Она попыталась вырваться из рук воина, но тот удержал её и толкнул вперёд к входной двери.
– Легковерие, моя дорогая, легковерие!– крикнул толстяк вдогонку Денизьям.
– Будь ты тысячу раз проклят!– обернувшись, прошипела девушка сквозь зубы.
В ответ, ящер улыбнулся и довольно погладил себя по бокам.
Воины и пленённые ими вурмек и девушка вышли из дома и неспешно пошли по промёрзшей заснеженной дороге.
Освещённые желтыми пятнами горящих фонарей, улицы Гноля пустовали. В этот час их единственными обитателями были только мыши, снующие вдоль домов, и крысы, роющиеся в оставленных неубранными помойных кучах. Завидев четвёрку прохожих, мелкие грызуны тут же спешили скрыться, но крысы замирали на месте и, проводив идущих настороженными взглядами, снова принимались за свои дела. В окружающей, звенящей тишине лязг воинских сапог и хруст снега под ногами идущих звучал как грохот, который должен был разбудить любого. Но Гноль спал крепко. Как и прежде, в этом городе никому не было дела до двух чужаков. Где-то вдалеке чуть слышно зазвучало чьё-то пьяное пение. Оно сопровождало воинов и их пленников несколько кварталов, однако, так и не став ближе, смолкло. Надежды на помощь у Горена и Денизьям больше не осталось. Девушка и вурмек шли, словно во сне, лихорадочно собирая в мыслях всё, что с ними произошло. Они уже не сопротивлялись и не стремились убежать.