нём колёс.
Денизьям и Горен, тем временем, оставались внутри. Сидя в куче разбросанного скарба, они не произносили ни слова, прислушивались и наблюдали за огоньком фонаря, горящим с той стороны. Свет его, то исчезал, то снова появлялся, а затем остановился и, покачиваясь, повис в воздухе. По началу, голоса воинов ещё доносились до слуха вурмека и девушки, но потом и они и ржание лошадей смолкли, заглушенные воем метели, и друзьям стало казаться, что воины ушли, оставив их. Теперь попытка побега могла стать для пленников единственной возможностью спастись. Мысль об этом, будто в один миг пришедшая и Горену и Денизьям, заставила их подняться. Друзья поняли друг друга без слов и бросились искать в свалившемся хламе что-либо способное рассечь верёвки на их запястьях. С каждой секундой страх, быть застигнутыми врасплох, переполнял их. Он же заставлял их двигаться быстрее, перебирая один за другим тряпичные узлы со скарбом. Однако, хотя таких мешков в повозке было много, все они оказались совершенно бесполезными для пленников. Среди собранных в них одежды, круп и мелкой всячины не нашлось ничего, чем можно было освободить руки. Поняв, что теряют время, друзья уже решили бежать связанными, но на удачу, вурмек заметил под лавкой подвешенное на крюке железное ведерко. Края его заржавели и зазубрились, что могло помочь избавиться от верёвок без особого труда. Денизьям была первой. Освободившись, она принялась резать верёвки на руках Горена, но внезапно повозка задрожала, и девушка, взвизгнув, выронила ведро. Пленники замерли. С обратной стороны тканевого свода раздался громкий человеческий крик. Он повторился вновь, но уже ближе, и повозка сотряслась так, словно кто-то ударил в неё что есть мочи. Неожиданно, шторки распахнулись, и в них появилось лицо Лафира. Взгляд воина был наполнен ужасом, а по его лбу тонкими алыми струйками текла кровь. Пленники видели его всего мгновение. Пытаясь удержаться, воин взмахнул в воздухе руками, но что-то резко одёрнуло его назад, и он исчез. Снова всё смолкло, только метель продолжала завывать, кружа вокруг повозки.
– Режь верёвку, скорее,– дрожащим голосом прошептал вурмек.
В этот миг шторки вновь распахнулись, и в повозку заглянула оскалившаяся морда волка. Увидев её, девушка закричала и отступила назад.
– Спокойно,– гулко произнёс низкий хриплый голос.
Голова зверя качнулась. Чьи-то руки сдёрнули волчью маску, оставив её лежать в стороне, зияя пустыми глазницами. Из шторок на пленников смотрел ящер. Это был тот самый пангосса, который ввязался в драку с Тагой в кабаке Панджала.
– Выходите,– поправив головной платок, произнёс он.
Вурмек боязливо шагнул навстречу ящеру. Когда он был уже рядом, пангосса схватил его за руки, быстрым движением разрезав, связывающую их верёвку. Горен поблагодарил его и вышел наружу.
– Не бойся меня,– сказал ящер, протягивая руку нерешительно жмущейся в углу девушке.
– Я не боюсь,– буркнула ему в ответ Денизьям.
Сделав несколько решительных шагов, она не подала ящеру руки, а быстро прошла мимо, даже на него не взглянув. Девушка вышла из повозки, и метель тут же обдала её волной морозного снежного ветра. Надев на голову капюшон, Денизьям запахнула накидку и осмотрелась. Горен стоял в нескольких шагах от неё. Ёжась от холода, он искоса поглядывал на Руса, неподвижно лежащего на снегу, в темном пятне крови. Девушка подошла ближе. В обращенном вверх лице воина застыла гримаса гнева. Его глаза, открытые и уже запорошенные снегом, больше не отражали жизни, но руки, сомкнутые на эфесе вложенного в ножны меча, словно всё ещё были готовы защищать её. Тела остальных воинов Денизьям увидела в стороне. Один из них неподвижно сидел у свода повозки, а другой лежал на поднятом в воздух колесе. Это был Лафир. Шлем его был сброшен в изрытый следами сапог и залитый кровью снег. Свешенное руками вниз, ведомое порывами метели тело воина безвольно покачивалось. Его растрёпанные, развивающиеся на ветру волосы успели заиндеветь от изморози и казались поседевшими.
Эта мрачная картина смерти приковала к себе взгляд Денизьям. Она пугала девушку, но при этом и притягивала её внимание, как нечто безвременное, и вместе с тем, уже свершившееся и завершенное. Денизьям видела мёртвых и раньше, и Лафир не был тем, о ком она могла сожалеть. Но неизвестно почему, именно в тот миг, глядя на покинутое душой тело воина, она вдруг осознала, как бессильна, пусть даже прожитая многими годами жизнь перед мгновенной карающей её смертью. Задумавшись, девушка безотрывно смотрела на мёртвого Лафира и не двигалась. Время для Денизьям остановилось. Оно замерло, нарочито оставив девушку наедине с собой и увиденным, точно ожидая, что это поможет ей понять что-то очень важное, нечто, что всегда было рядом, но никак не могло проникнуть в её разум. Мысли в голове Денизьям были так размеренны, так хорошо слышны и понятны, как никогда раньше. Они текли одна за другой, даруя ей осознание, и исчезали, оставив смысл познанного в тех глубинах её разума, где хранятся все основы. Денизьям почти улыбалась, понимая происходящее внутри себя, и вместе с этой совсем неуместной улыбкой к ней приходило успокоение.
Мысли девушки вернулись к реальности неожиданно, когда в шторках повозки показалась фигура ящера. Он вышел наружу, в одной руке держа ворох одежды, а в другой маску волка.
– Надо уходить отсюда!– крикнул он Горену и Денизьям.
Когда друзья подошли ближе, пангосса смерил каждого из них взглядом и, вручив девушке одежду, сказал:
– В таком тряпье вам не пережить пути по морозу. Одевайтесь и уходим.
Среди собранных ящером вещей оказались пара тёплых, хотя и изрядно поношенных кафтанов, две пары войлочных сапог, платок, вывязанный махровой нитью, и большая с виду новая шапка, отороченная овчиной. Денизьям была рада согреться. Она выхватила из вещевой кучи платок, и быстро намотала его себе на голову. Не дожидаясь, пока вурмек сделает выбор, девушка набросила ему на плечи один из кафтанов, а другой надела на себя и, наскоро запахнувшись, принялась натягивать на ноги сапоги. Доставшаяся вурмеку одежда была ему довольно велика, но Денизьям ловко подвернула свисающие ниже кистей Горена рукава и, обернув юношу дважды, плотно затянула на нём пояс. С сапогами и шапкой такого сделать не удалось. Вурмек не снял с ног своих ботинок, и надел сапоги сверху, прямо на них, а шапку затянул верёвкой от вещевого мешка.
Ящер вновь смерил девушку и вурмека взглядом. Губы пангосса улыбнулись. Но жест этот был таким коротким, что ни Горен, ни Денизьям не заметили его. Ничего не сказав, ящер поднял голову на висящее над ним тело Лафира. Быстрым движением, он схватил мёртвого воина за руку и сбросил его на землю, после чего снял закреплённый на нём пояс