спешился и перевернул лежащего; его лицо было в багровых точках, открытые глаза незряче смотрели в небо.
– Прочь! – крикнул внезапно кто-то из адъютантов. – Это тиф!
Все отпрянули от тифозного и только тут поняли, что зараза повсюду. Одна лачуга была полна мертвыми, другая – умирающими. Эссен пустил лошадь рысью, остальные двинулись за ним.
– Нас он тоже не обошел, – сказал губернатор Хорнблауэру. – Два дня назад в дивизии Кладова было десять заболевших.
Этот первый переход отступающей армии уже начал выбраковывать слабых. По обочинам проселка лежали больные, мертвые, умирающие, хотя бои происходили левее, на Митавской дороге, откуда по временам доносились пушечные выстрелы. Только когда всадники выехали на большую дорогу, им начали попадаться следы настоящего сражения: убитые и раненые солдаты, русские, французы, немцы. Здесь авангард Дибича схватился с арьергардом французов. Наконец отряд нагнал русские колонны и поехал вдоль них. Они казались бесконечными: сперва одна дивизия, затем другая. Солдаты с тяжелыми ранцами за спиной шагали в молчании; десять миль быстрого марша заметно охладили первый восторг погони.
– Макдональд отступает хорошим темпом за счет того, что бросил пушки и раненых, – заметил Клаузевиц. – Интересно, долго ли он так продержится.
Хорнблауэр не вступал в разговор. Седло натирало, и это, вместе с усталостью и общим чувством недомогания, вытеснило из головы всякие мысли. Однако он сможет написать в рапорте, что преследовал отступающую армию на протяжении по меньшей мере одного дневного перехода. А лучше бы даже двух или трех. Однако у него была и другая цель. Он хотел нагнать пруссаков, пусть даже это будет последнее, что он успеет в жизни, – у Хорнблауэра почему-то было странное чувство, что дальше уже не будет ничего. Голова кружилась, и сознание, что Браун где-то сразу позади, вместе с верховыми ординарцами, как-то неожиданно грело душу.
Прискакал вестовой от Дибича. Хорнблауэр как сквозь сон слушал объяснения Клаузевица:
– Пруссаки заняли позицию на развилке дороги впереди. Два других корпуса уходят разными дорогами, пруссаки будут прикрывать отступление.
Удивительно: именно это Хорнблауэр ожидал услышать, словно Клаузевиц пересказывает ему какой-то давно слышанный рассказ.
– Пруссаки! – воскликнул Хорнблауэр и непроизвольно дал лошади шенкелей, торопясь скорее попасть туда, где, судя по глухим пушечным раскатам, пруссаки сдерживали русский авангард.
Штабной отряд давно оторвался от главной части войска, лошади рысью бежали по разбитой дороге, которая на этом участке шла через густой ельник. Довольно скоро лес закончился, впереди дорога взбиралась на холм. Здесь остановился русский авангард, а на холме можно было различить прусские пехотные колонны, черные прямоугольники на фоне серых полей. Слева по бездорожью двигалась серая русская колонна, обходя пруссаков с тыла, между двумя войсками разъезжали по двое, по трое казаки на косматых лошадках, с длинными пиками на плече. Бледное солнце выглянуло из-за туч, только подчеркнув унылость пейзажа. Подъехал генерал и отсалютовал Эссену, но Хорнблауэр не хотел знать, о чем они говорят. Он хотел к пруссакам. Его лошадь рысила вперед, остальные кони следовали ее примеру, и Эссен, слушая доклад генерала, некоторое время не замечал, что они мало-помалу приближаются к вражеским позициям. Только свист пролетевшего близко ядра вернул его к яви.
– Куда это мы едем, скажите на милость? – вопросил он. – Нас сейчас всех уложат.
Хорнблауэр смотрел вперед, на прусское войско, на блеск штыков и колыхание флагов, черных на фоне белого снега.
– Я хочу поехать к пруссакам, – сказал он.
Грохот артиллерийского залпа заглушил слова Эссена, однако их смысл угадать было легко.
– Я еду, – упрямо повторил Хорнблауэр. Он повернулся и поймал взгляд Клаузевица. – Вы со мной, полковник?
– Конечно нет! – возмутился Эссен. – Ему нельзя попадать в плен.
Если пруссаки схватят Клаузевица, то наверняка повесят как перебежчика.
– Лучше бы ему поехать, – безучастно ответил Хорнблауэр.
У него было странное чувство нездоровья и одновременно – редкой ясности в мыслях.
– Я еду с коммодором, – внезапно сказал Клаузевиц, приняв, быть может, самое смелое решение в своей жизни. Возможно, его заразило машинальное бесстрашие Хорнблауэра.
Эссен пожал плечами – вероятно, решил, что они оба сошли с ума.
– Тогда поезжайте, – сказал он. – Может, я возьму в плен достаточно генералов, чтобы на вас обменять.
Они рысью двинулись вперед. За спиной у них Эссен крикнул командиру батареи, чтобы тот прекратил огонь. Хорнблауэр оглянулся. Браун ехал на почтительном расстоянии в пять корпусов. Казаки, мимо которых они проезжали, поглядывали на них с удивлением. Вот уже казаки остались позади. Хорнблауэр с Клаузевицем ехали мимо прусских застрельщиков, которые с большого расстояния целили по казакам из-за укрытий. В них никто не выстрелил. Прусский капитан отдал Клаузевицу честь, тот ответил на приветствие. Дальше стоял прусский военный полк, выстроенный в строй ротных колонн: два батальона – по одну сторону дороги, один – по другую. Полковник и штабные удивленно смотрели на приближающееся странное трио: британский флотский офицер в синем с золотом мундире, Клаузевиц в русской военной форме с орденами и английский матрос с абордажной саблей и пистолетами за поясом. Когда они подъехали, полковник резким сухим голосом что-то спросил. Клаузевиц натянул поводья и ответил.
– Скажите ему, что нам надо видеть генерала, – по-французски сказал Хорнблауэр Клаузевицу.
После быстрого диалога на немецком полковник подозвал трех верховых офицеров – возможно, своего адъютанта и майоров – и велел им сопроводить гостей по дороге. Здесь они увидели большое пехотное соединение и линию пушек, здесь же расположилась большая группа всадников – перья, золотой галун, ордена и присутствие верховых ординарцев указывали на штаб. А вот и генерал. Хорнблауэр вспомнил его фамилию: Йорк. Он тут же узнал Клаузевица и резко обратился к тому по-немецки. Обмен короткими фразами, очевидно, только накалил обстановку. Наступила пауза.
– Он говорит по-французски, – сказал Клаузевиц,