ни мрак ночи…
Джо хмуро посмотрел на окружающий мир и добавил свой постскриптум: «Ни эти гребаные извержения вулканов».
09 часов 55 минут
Укрытая одеялами, Джас дрожала в крошечном медицинском изоляторе. Голова раскалывалась от боли. Борясь с ознобом, она надела еще и длинный плащ Ковальски.
Когда Джас только положили в палату, стройная рыжеволосая медсестра с сильным австралийским акцентом дала ей пару таблеток парацетамола. Из-за сотрясения мозга Джас не могла принимать ничего более действенного, даже аспирин, ибо тот мог усилить любое внутричерепное кровотечение. «Лучше просто отдохните», – предложила медсестра.
Джас взглянула на соседнюю койку. Хару получил укол сильного обезболивающего, на руку ему наложили лангет. Он дремал в наркотическом тумане, слегка похрапывая через открытый рот. Она была счастлива, что он наконец смог немного поспать.
С другой ее стороны койка была занята кое-кем, кого она не очень хотела видеть.
Укутанный одеялами, доктор Ким Ченсук страдал так же, как и она. Его трясло, все тело била дрожь. Лицо пепельное, глаза налиты кровью. Лоб в испарине, обескровленные губы потрескались. Ченсук покинул станцию с первой партией эвакуированных. Уже больной, он пережил нападение в палате.
Его левая рука покоилась поверх одеяла. Ниже локтя она была темно-серой; пальцы черные, как будто пораженные некой каменной гангреной. Он стонал и время от времени дергался. Но медсестра поставила ему капельницу с морфином; тот все еще поступал в его вены, удерживая в беспокойном тумане.
По сравнению с ней его состояние было гораздо более тяжелым. Должно быть, его ужалил не один коралловый полип, что вызвало более сильное отравление организма, из-за чего он заболел быстрее.
Она вытянула свою руку и осмотрела ее. Половина ладони была серой. Два пальца были еще темнее. А средним пальцем она вообще не могла пошевелить.
– Что это за яд? – прошептала Джас.
В поисках ответов она перекатилась на бок и схватила свой ноутбук. Джас взяла его с собой, когда Ковальски на гидросамолете доставил их обратно на станцию. Несмотря на происходящее, она не собиралась прекращать свои исследования. Чтобы отвлечься от лихорадки и болей, включила компьютер и открыла свои файлы, особенно те, что касались образца А17, обломка черного коралла с этими зловещими, свободно плавающими изумрудными полипами. Затем взялась заново просматривать макро- и микроскопические данные и изображения, пытаясь найти любое объяснение тяжести своего состояния и состояния Кима. Задним числом она пожалела, что не изучила ядовитые нематоцисты коралла более тщательно, ограничившись тем, что отметила морфологические особенности клеток, которые можно было описать двумя словами.
Чертовски огромные.
Раздосадованная, с раскалывающейся от боли головой, Джас вывела на экран данные ДНК – те немногие, что у нее были. И вспомнила причину, почему ее ужалили. Она собирала второй образец, чтобы повторно провести проблемный анализ, тот, что постоянно выдавал на секвенаторе ДНК ошибку.
Тем не менее некоторую информацию удалось получить при первой попытке. Обычно экран заполнялся калейдоскопом данных, но в A17 повсюду зияли огромные пробелы. Неудивительно, что секвенсор «НоваСек» отказывался его анализировать. Джас стала рассматривать отсутствующие полосы, пытаясь понять, почему секвенсор не смог прочитать эти участки кода.
Если второй анализ выдаст те же ошибки в тех же местах, это будет означать, что проблема не в машине и не в ее технике – боже упаси, – а в аномалии в самой ДНК.
Джас облизнула пересохшие губы и начала второй заход.
Вот почему она все еще работала, когда вниз прибежали Ковальски и остальные. Поскольку второй образец уже был отобран – и никто во время эвакуации не использовал оборудование, – она быстро провела повторное секвенирование. К сожалению, из-за спешки у нее не было времени проанализировать результаты…
Зато теперь его больше чем достаточно.
Джас открыла второй экран данных и сравнила два прогона. У нее тотчас вырвался тихий вздох – смесь удивления, восторга и некоторого глубокого удовлетворения.
«Я знала, это не могло быть ошибкой пользователя».
Два набора данных идеально совпали. Оба раза секвенатор столкнулся с проблемами при обработке идентичных участков генетического кода.
Джас сердито посмотрела на эти пустые места.
– Что вы скрываете? – прошептала она.
Прежде чем Джас успела подумать дальше, с соседней койки раздался громкий шум. Она обернулась: запрокинув голову, Ким Ченсук бился в конвульсиях, на его губах выступила пена. Она взглянула на экран, который следил за его жизненно важными показателями. Пульс превышал двести ударов в минуту, а температура подскочила до 105 градусов по Фаренгейту.
Прибежала медсестра со шприцем.
Температура Кима поднялась до 107 градусов. К ним бросился еще один сотрудник, помогая удержать больного на койке. Медсестра закрепила капельницу и воткнула иглу.
– Ввожу диазепам.
Она нажала на поршень. Конвульсии Кима перешли в дрожь, которую сменила вялая расслабленность. Сердечный ритм замедлился. Но один жизненно важный показатель продолжал расти. Температура была на отметке 110 градусов.
– Нужна ледяная ванна, – сказала медсестра.
– Пойду посмотрю в пищевом складе, – сказал ее помощник и убежал.
Джас покачала головой: температура Кима поднялась до 112 градусов. Казалось, он сгорал изнутри. Она приложила ладонь к собственному влажному лбу, проверяя свое состояние. Посмотрела на руку Кима. Почернение кожи распространилось на всю кисть.
Джас сжала кулак, но еще два ее пальца отказывались сгибаться.
Она опустила руку.
Что, черт возьми, происходит?
30
24 января, 06 часов 15 минут
Джакарта, остров Ява, Индонезия
– Есть какое-то упоминание о лечении? – спросил Хэн.
Грей пропустил мимо ушей вопрос врача. Сосредоточенный на том, чтобы по кусочкам собрать эту историю воедино, он, закончив читать последнюю страницу, передал стопку бумаг Сюэ, сидевшему рядом с ним за директорским столом. Помимо рукописного отчета, на красном дереве столешницы были разбросаны рисунки, еще больше усложняющие историю и тайну.
Грей ждал, когда Сюэ дочитает до конца.
В дальнем конце комнаты Сейхан перешептывалась с Чжуаном и Гуань-инь. В противоположном углу капитан Вэнь склонил голову вместе с одним из своих людей. В дверях Юн застыл на страже рядом с Кадиром Нумери.
На чтение страниц ушло больше часа. Напряжение в комнате продолжало нарастать. Грей не знал, как долго продлится это перемирие, но надеялся, что его хватит, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
Хэн подошел к открытому сейфу и, скрестив руки, посмотрел вниз, на жуткие останки Мэттью. Даже Стэмфорд не дал ответов на вопрос о трансформации тела юноши-аборигена или, по крайней мере, его центральной нервной системы. Раффлз лишь описал ужас Кроуфорда, когда тот обнаружил внутри минерализованной оболочки черепа мальчика еще живую ткань. К счастью, та прожила всего двадцать минут, прежде чем наконец умерла. После этого Стэмфорд захоронил останки, в надежде, что в будущем какой-нибудь ученый сможет разобраться