эту самую “внешнюю политику КПСС” изнутри. Такое заявление в ЦК КПСС
отослал тогда молодой ученый-биолог Александр Александрович Нейфах.
Таких были единицы. Коммунистическое движение не прекратило свое су-
ществование. Это тоже один из уроков 1968 года, до сих пор мало осознан-
ный. Мы получили наглядное свидетельство о том, что представляет это
движение в нравственном отношении».
У правозащитников, как у всех смертных, есть семьи и дети, их надо
одевать и кормить, кто-то болеет, а попробуй достать (термин из шестидеся-
тых!) лекарства, и каждый день предлагает свои головоломки, а эти люди,
все успевая, кажется, парят, как птицы над грешной землей, выше всех цен-
ностей мира ставя совесть человека и нравственность государства. За убеж-
дения пойдут хоть в ссылку, хоть на плаху. А благополучные, живущие иначе,
но желающие казаться такими же, как они, у них вызывают горькую усмеш-
ку. Их внутренний монолог представит Ю.Даниэль: «О, как мы были прямо-
душны, / когда кипели, как боржом, / когда, уткнувши рот в подушки, кра-
молой восхищали жен. / И в меру биты, вдоволь сыты, / мы так рвались в
бескровный бой! / О, либералы – фавориты / эпохи каждой и любой» 6.
Многих из поколения Богораз, Даниэля, Марченко сегодня охватывает
ощущение, что это о каждом из нас, мнящих себя порядочными потому толь-
ко, что лично никому не причинили, не хотели причинить, зла.
Пытаюсь представить Ларису Иосифовну в Чуне, в таежном поселке, у
небольшой станции на Транссибирском рельсовом пути, в телогрейке, ва-
ленках, в шапке-ушанке, занесенную опилками и снегом. Судом ей было
назначено провести там четыре года ссылки. Как мне потом напишет мой
иркутский друг, охотовед Эрик Леонтьев, ученик Ларисы Иосифовны в лю-
диновской средней школе под Калугой (в начале 1950-х годов она препода-
вала там русский язык и литературу, была классным руководителем), из
письма ее домашних он узнал, что Лариса в Чуне. «Я отправился туда в ко-
мандировку, – пишет Леонтьев, – попросил знакомого охотоведа узнать че-
рез местное КГБ ее адрес и вечером, после работы, разыскал домик. Работала
Лариса тараканщицей (такелажницей) на деревообрабатывающем комбина-
те. Посидели, поговорили часов до 3, а в 5 приехал Юлий – без телеграммы,
освободившись из лагеря. Чуна тех лет (поселок Октябрьский) – типичные
бараки, где людей как сельдей в бочке. Все из зеков, в основном уголовных.
Коренное население, кажется, было в меньшинстве» 7.
Лариса Иосифовна снимает с плиты вскипевший чайник, продолжая го-
ворить.
«Ответила ли Пражская весна на вопрос, возможен или нет “социализм
с человеческим лицом”? По-моему, не ответила. Эксперимент нельзя считать
чистым. Неизвестно, к чему пришли бы чехи и словаки, если бы не вмеша-
лись советские танки. Я думаю, социализм как вариант международной си-
стемы показал свою несостоятельность. Многие мои знакомые говорят, что и
независимо от того, чем завершился 1968 год, социализм оказался бы несов-
местимым с гуманитарными ценностями. Либо социализм, либо человече-
ское лицо, две эти вещи несовместны, – так отвечает на этот вопрос большая
часть спрошенных мною людей. Таково мое мнение. Его подкрепляет и раз-
витие событий в России в горбачевский период, когда социализм развалился
изнутри, без внешнего вмешательства. Само учение содержит в себе роковую
ошибку. И я могу только строить гипотезы, в чем она состоит.
Актуален ли этот вопрос для следующих поколений? Надеюсь, нет. Ис-
тория вряд ли предоставит человечеству шанс для следующего эксперимен-
та. Жаль было бы любую, даже маленькую страну. Конечно, я против того,
чтобы в этот процесс (если он происходит мирным, ненасильственным пу-
тем, никому не угрожая кровопролитием) кто бы то ни было, будь то любая
сопредельная страна или международное сообщество, вмешивался насиль-
ственным путем. Если бы такое произошло, я, наверное, нашла бы в себе си-
лы для нового протеста.
Очевидно, людям еще предстоит найти пути ненасильственного влия-
ния на ситуацию в тех государствах, где наблюдаются нарушения основных
личных и гражданских прав человека. Пока сделаны первые, робкие шаги на
этом долгом пути. Я отношу к ним отказ международного сообщества счи-
тать эти нарушения внутренним делом той или иной страны».
…Потом, у себя дома, я не раз буду прослушивать кассету с голосом Ла-
рисы Иосифовны, а сейчас смотрю, как она кутается в платок, и у меня не
хватает духу, и не знаю, решусь ли сейчас сказать о том, что меня привело в
ее дом. Мы почти ровесники, оба, как оказалось, росли на Украине, оба фило-
логи, но ей, этой сильной женщине, хватило мужества выйти на Красную
площадь…
– Простите, Лариса Иосифовна! – говорю я, набравшись духу.
– Ничего, я не устала…
А еще не дает покоя, что в то самое время, когда Лариса Иосифовна в
таежной Чуне отбывала ссылку, я ведь жил в Иркутске, в двух сотнях кило-
метров от заснеженной Чуны, ничего о ее судьбе не слыша, не подозревая.
А если бы слышал?
Что бы сделал, если бы слышал?
Не знаю. . Остается жгучее перед этой женщиной чувство вины и стыда.
– Простите, – повторяю, глядя ей в глаза.
– Ну что вы. Еще чашку?
Лариса Иосифовна умерла 6 апреля 2004 года на 75-м году жизни.
За гробом шла вся правозащитная Москва.
…В День пророка Илии, небесного хранителя Воздушно-десантных
войск, московские десантники, воскрешая воинские традиции, вслед за свя-
щенниками с иконами и хоругвями совершают крестный ход по Красной
площади к Лобному месту. Отслужив благодарственный молебен пророку,
обнимаются и горланят песни. Новое поколение! В одно из празднеств я по-
дошел к ребятам и спросил, знают ли они, что случилось у этого места 25 ав-
густа 1968 года. Они перебивали друг друга, но вспомнить не могли. «Ну,
семь человек вышли с плакатами… Войска… Руки прочь…» – подсказывал я.
– А, Минин и Пожарский!
Понятие источник в представлении нормальных людей ассоциируется
с началом других начал, с чем-то рвущимся из глубин, первозданным, чи-
стым, обнадеживающим, будь то подпочвенные воды, нефтяные залежи,
библейский источник света и добра. Совершенно переиначить смысл поня-
тия удалось секретным службам. Этим благозвучным словом они заменили
скомпрометированную в общественном мнении прежнюю лексику: «осведо-
митель», «информатор», «доносчик», «агент», «сексот» (секретный сотруд-
ник) и т.д. Особенно оживились источники советских и чехословацких орга-
нов государственной безопасности в 1968 году. Они были повсюду: в поли-
тических партиях, в структурах власти, в профсоюзных организациях, во всех
учреждениях, на предприятиях, на транспорте, в высших и средних учебных
заведениях, в театральных коллективах и в спортивных командах, они про-
никали в узкие, закрытые, недоступные для чужих ушей группы, где собира-
лись только люди, хорошо знавшие друг друга, проверенные и надежные.
Они были и среди диссидентов, в том числе близких к семерке, вышедшей 25
августа на Красную площадь.
Когда прокуратура Москвы вместе с Комитетом государственной без-
опасности закончили расследование и передали в суд уголовное дело по об-
винению Ларисы Богораз, Павла Литвинова, Константина Бабицкого, Викто-
ра Файнберга, Владимира Дремлюги и Владимира Делоне, постоянная ин-
формация источников, близких к задержанным, была в основе их обвинений
в «оплевывании общественного и государственного строя». На это указыва-
ет едва ли не самый осведомленный тогда советский руководитель Юрий
Андропов, председатель КГБ. Как следует из его письма в адрес ЦК КПСС от
20 сентября 1968 года, накануне «организации беспорядков на Красной
площади этими лицами были заблаговременно уведомлены аккредитован-
ные в Москве иностранные корреспонденты с целью передачи о "демонстра-
ции" клеветнической информации на Запад. В разговоре с источником (здесь
и дальше выделено мною. – Л.Ш.) обвиняемый Литвинов заявил: "О предсто-
ящей демонстрации были предупреждены журналисты ряда западных
агентств, которые смогли сфотографировать для печати демонстрантов как
“представителей передовой части интеллигенции СССР”, которая протесто-
вала против оккупации свободолюбивой Чехословакии. Для того, чтобы эта
демонстрация выглядела на фотографии как можно более правдоподобнее,
журналисты посоветовали демонстрантам выбрать специально место рядом