В ожидании счастливых дней польская знать демонстрировала холодность брату государя. Но в этом Николай и сам мог поспорить с целым городом. До его приезда варшавянам казалось, что они не любят Константина. Вскоре, однако, выяснилось, что по сравнению с младшим их урод — крикун и царское погоняло — просто ангел. В том-то и дело, что Николай не кричал. Мрачно поглядывал по сторонам и неодобрительно хмыкал.
Даже попытки расшевелить великого князя посредством обворожительных панн не имели успеха. Ему решительно нравилась своя жена. Последнюю атаку предприняла графиня Анна Потоцкая. Она несколько раз на балах оказывалась партнершей Николая, заговаривала с ним и с кокетливой небрежностью роняла взгляды, платки, веера и туманные обещания. Однако именно с ней у Никса вышел самый неприятный разговор. Выглянув в окно, гость спросил:
— Что за пьедестал строят на площади?
Графиня оживилась.
— Это я испросила у императора разрешение на возведение постамента. Здесь будет конная статуя Понятовского. Как наследница героя…
— Какого Понятовского? — перебил ее великий князь. — Последнего короля?
Он был несколько удивлен инициативой поляков. Конечно, старина Стась малый хоть куда, но при нем страну трижды делили.
Графиня вспыхнула.
— Как вы могли подумать? Я говорю о настоящем Понятовском. О маршале.
— Это который утонул во время поражения при Лейпциге? Бросился в Эльстер, не умея плавать?
Теперь удивление великого князя приняло оттенок враждебности. Он понимал, что хотят сказать поляки. Но не понимал, почему брат позволяет строить на городской площади фигуру наполеоновского вояки, грозящего жезлом на восток.
— Его величество изволил дать свое согласие и с сочувствием отозвался о благородных качествах героя, — щебетала графиня. — Открыта подписка, наша армия пожертвовала трехдневное жалование. Быть может, и ваше высочество покажет нам свое расположение…
— У меня в Петербурге есть яхта, — бросил Николай. — Спасательный круг прислать?
Такой грубости Потоцкая стерпеть не могла и поспешила прочь от царского брата.
— Вообрази, — с раздражением сказал Никс жене, когда после бала они остались одни. — Их армия получает жалование из нашей казны. Значит, деньги, на которые возводят памятник разорителю Смоленска, наши. Это непереносимо.
— Ты несправедлив, — великая княгиня жестом отослала камердинера и сама помогла мужу снять мундир. — Их наглость — лишь оборотная сторона попустительства, которое эти господа встречают со стороны твоих братьев. Ни в Пруссии, ни в Австрии поляки не пользуются такими свободами и живут спокойно. Здесь же Александр создал целое царство. Он хотел угрожать немецким соседям, мол, вот есть Польша, которая в любой момент станет независимой и потребует свои земли назад. И что же? Против кого повернуто оружие? Против вас самих.
— Против нас, — поправил ее Николай. — Твоей голове давно пора вернуться из Берлина в Петербург.
— Прости. — Жена даже перешла на русский. — Знаешь, меня пугают почести, которые тебе здесь оказывают. Вы каждый день ездите на смотры…
— Это не смотры. — Великий князь потянул тугой галстук. — А демонстрация силы. Думаю, брат вовсе не жаждал отказываться от престола.
Киев.
«Тайные общества — дипломатия народов», — эту мысль Пушкин черкнул на полях своих конспектов по русской истории еще в Кишиневе. В то самое время, когда Константин Павлович дулся, а Николай Павлович хмурился, покидая Варшаву, совсем близко, в Киеве, их участь решали «народные дипломаты» — Михаил Бестужев-Рюмин и Анастасий Гродецкий. Они съехались в третий раз, ибо у поляков семь пятниц на неделе. И лишь в одном славяне были согласны: августейших братьев надо «нейтрализовать».
— Вы обещали пойти на все, даже на крайние средства, — взывал поручик Бестужев. — Убийство цесаревича — залог нашего единодушия в грядущем восстании.
Гродецкий мялся. Он был человек мирный, помещик, хотя и горячий патриот.
— Мы готовы арестовать его высочество и передать его вам, а там делайте, что хотите.
— Я имею от полковника Пестеля строгое поручение заявить: у нас и так тринадцать августейших особ на очереди. Возьмите на себя хоть одного.
— Это ваш великий князь. Зачем нам обагрять руки его кровью? — кипятился Гродецкий. — Юноша, кто в ком нуждается?
Бестужев закусил губу. Пестель уже с потрохами съел его за чрезмерные уступки ляхам.
— Ведь мы пошли на признание за вами Гродненской губернии.
— Ха!
Этот звук должен был выразить все презрение к подачке. В то время как русские владеют Литвой, Украиной, Смоленщиной — наследственными землями Речи Посполитой, — уступка клочка территории унизительна и смешна.
— Польша должна быть признана независимой и восстановлена в прежних границах. Только на этих условиях мы согласимся на совместные действия.
— Означают ли ваши слова, что при исполнении названных требований вы избавите нас от Константина?
Гродецкий надулся, распушил бакенбарды, расстегнул венгерку и взял трубку, набитую свежим табаком.
— Боюсь, мы и в третий раз ни о чем не договоримся.
Бестужев впал в отчаяние. Он вел переговоры давно. Уломать «Соединенных славян» было в десять раз легче, чем поляков. Причем «славяне» никакой революции не хотели, напротив, предлагали объединить все братские народы в одной империи и задать туркам жару. Им Бестужев сказал, что «русские должны думать о себе». Варшавским эмиссарам приходилось рассказывая прямо противоположное:
— Мы обязаны уничтожить вражду между нациями. В просвещенный век не должно быть кровных распрей, интересы всех племен одни и те же. Мы готовы уступить еще часть Виленской, Минской и Волынской губерний.
Уже и договор был подписан, уже и независимость признана, а поляки все морщились. Да полковник Пестель, радетель о государственном интересе, чаял в них обманщиков: «Во время общего переворота они возведут Константина на престол в Варшаве и потребуют оттягать у нас полстраны, пока мы будем друг друга резать. Чтобы этого не случилось, цесаревич должен пасть. Так им и скажи: кровь великого князя скрепит союз между народами».
— Кровь великого князя скрепит союз между народами, — повторил Бестужев, мелко дергая правым усом. От объяснений с ляхами у него начинался нервный тик.
— Мы предоставляем вам свои каналы связи с европейскими обществами, соглашаемся действовать одновременно, уничтожить расквартированные в Польше русские войска…