коричневые двери, были… белыми. Как в ночном кошмаре.Мать с младенцем спасена; Землю чувствует она. Но из бочки кто их вынет? Бог неужто их покинет?
Деревья в большом городе могут многое. Особенно каштаны. Они дают уроки немецкого, английского, итальянского и греческого языков. Очищают каналы, убирают подвалы и крыши, оказывают жестяные услуги, дают дрова для обогрева… И какая ирония. Зачем нужно обклеивать невинное дерево информацией, которая ему вовсе не требуется? Почему оно не сопротивляется? В этой стране никто не сопротивляется. Ничему. Пожелтевший каштан лечит геморрой и колит. Ему везет. Хоть у него нет геморроя!
Чем занимаются деревья в джунглях Амазонки?
— Я умею водить машину. Могу купить себе машину. Но не хочу, — проговорила Лили, не отрывая взгляда от летящих мимо нее каштанов.
— А я не умею. — Зафир тоже смотрел в окно такси, но не замечал умений валяющихся по краю дороги каштанов.
— Мы купим себе велосипеды.
— Зачем?
— Чтобы путешествовать.
— Я не люблю крутить педали. Целыми днями стою у плиты. Поэтому в свободное время я хочу лениться… Я ленивый.
— И я.
Они замолчали. Шофер тоже молчал и думал о чем-то своем.
— Это дерево лечит геморрой!
— Не понял?
— Неважно… Приехали.
В зале аэропорта было пусто. Как можно было назвать аэропортом место, куда прилетают и откуда улетают самолеты? Порт — это место, куда приплывают. И какой сумасшедший сядет в нечто тяжеленное, которое движется в воздухе?! Никогда! Тяжелые вещи всегда падают. Всегда есть куда падать. Не было бы земли, некуда было бы падать.
— Я закажу кофе.
— Возьми мне водки. Этот самолет точно не упадет?..
— Лили!
— Хорошо. Хоть бы не упал.
— Лили!
— Я знаю. Он не упадет. Я испытываю ужас от этих летящих тонн металла…
Хорошо, что в литературе нет никакой схемы… Если бы была схема, то всем пришлось бы переписывать одну и ту же историю, изменяя ее заглавие. Как в американских фильмах. А в поэзии хорошо то, что когда плачешь, из глаз капают стеклянные слезы… Стихи… Он еще не приземлился?! Я знаю этот маленький город. Все эти мелкие домишки… Я ходила здесь по всем улицам. Они такие узкие! С высоты мир выглядит таким крохотным, расчерченным на квадратики. Неправильной формы.
— Фанни! Фанни! Мы прилетели. Фанни! Врача! Врача! На помощь!
А потом честные гости На кровать слоновой кости Положили молодых И оставили одних.
Хор церковный славит Бога.
Молодых было не двое. Кровать была не из слоновой кости. Ночь не была первой брачной.
Литературные герои умирают так же, как и в жизни, — когда приходит их срок. Почему? Каков смысл этой жизни? И на эти вопросы нет ответа.
Самая младшая из сестер отправилась из городка Шпиц, что в Швейцарии, и приехала. В злачное местечко. Тихое, спокойное. Справа от Бога…
В маленькой церквушке пел хор. Лили плакала, Уси не плакала, Зафир плакал, Маня не плакала, Борис плакал. Тело Фанни все было покрыто цветами. Человек должен быть красивым, когда рождается и когда умирает. В другое время он может выглядеть как угодно.
Доктор Томас Харви разрезал мозг Альберта Эйнштейна на двести сорок кусочков. Моцарт был похоронен в общей могиле с еще семью бездомными. Может, их было и больше. Жозефина Беккер умерла в одиночестве. Мэрилин Монро — тоже. Мопассан умер, весь изъеденный болезнью… Как в сказках. У тебя нет права выбора. На первый взгляд. Бездомные, цари, тираны, святые… Груды человеческих останков.
И тогда, когда свечка начала капать ему на пальцы, Борис осознал, что, кроме него, на земле еще есть люди… Они тоже живут. Страдают. Он посмотрел на свою сестру. Она очень изменилась. Скукоженная, раздавленная, вялая. Никакой живой ненависти в глазах. Она действительно провела всю свою жизнь в круговерти. Вокруг него. Незаметно, но беспрерывно. Чтобы он не упал, не разочаровался. Не страдал. Не плакал. Чтобы ел, ходил в институт, хорошо себя чувствовал. Чтобы его понимали. Его первая роль… При такой круговерти