Это ни на что не похоже…
В дверь снова позвонили. Лили не двинулась с места, потому что размышляла. Зафир ни на минуту не мог оставить свой соус, а Матвей был гостем.
В дверь позвонили снова.
— Хорошо. Я открою. Но вы не целуйтесь!
Лили открыла дверь. Борис влетел в кухню и закурил. Он не замечал никого из присутствующих.
— Фанни выхаркнула кусок чего-то…
— Кусок чего?
— Не знаю, Уси сказала, что они пойдут к врачу.
— Ты пообедаешь с нами? — Матвей не мог оторвать глаз от высокого мягкого белокожего мужчины с голубыми глазами.
— Спасибо. Я не голодный.
И Лили онемела. Она села на свой любимый стул и даже не попыталась дышать. Ее мысли, планы, страхи не влияли на жизнь… Это было прозрением. На первый взгляд. Она не должна так просто сдаваться. Хотя бы этот день должен пройти так, как она задумала.
— Я должна познакомить вас. Матвей, это Борис. Жених Фанни. Они поженятся, как только она вернется из Швейцарии. Борис, это Матвей, мой сосед, он гей, который…
— Лили!
— А это Зафир. Главный повар отеля «Хилтон». Мы с ним спим… — Лили посмотрела в глаза Бориса. В них светилась синева. — В сущности, та квартира, которую Фанни подарила твоей сестре, принадлежит ему. И, кроме того, он знает, что мы сделали…
— Лили!
— Да. Зачем нам что-то скрывать друг от друга? Мы не хотим, чтобы наши маленькие грязные тайны прилипали к нашим чистым именам…
— Обед готов!
— Я посижу у вас.
— Садись! Садись!
Тихий тягостный обед. Скатерть побледнела от ужаса и от давления тарелок, чашек, посуды. Потому что посуда — это как суд для любой скатерти. Какая посуда, такая и скатерть, или наоборот. Бумажные тарелки на газетах. Пластмассовые тарелки на липкой клеенке с выцветшими цветами. И потом, кто будет стирать осужденную на пятна скатерть? Закапанную жизнью, запятнанную. И что я здесь делаю? Почему я не уехала в Швейцарию с Уси и Фанни? Там едят на зеленых полянах. Коровы там лиловые, а бурые медведи разговаривают по телефону. И люди такие счастливые… Счастливые люди живут в рекламах. Рекламы делаются для счастливых людей. Для меня тоже должна быть реклама. Должна быть… Идет проливной дождь. Все с зонтами и счастливы, только я забыла зонт. Я промокла до костей. И при этом была счастлива. Я покупаю себе булочку, и она падает в лужу. А я продолжаю оставаться счастливой. Покупаю себе туфли, и они разваливаются через два шага. А я все равно счастлива. Я покупаю клей для обуви, а он вытекает и склеивает мои руки. Потому что это клей для кожи. Я все еще пытаюсь оставаться счастливой. И покупаю себе дамский пояс с крылышками, но они…
— Лили?
— Да?
— Я спросил, тебе нравится?
— Изумительно. Я очень счастлива. Но я ненавижу мыть тарелки. Я не выгляжу такой же счастливой, как женщины из реклам. И дамский пояс порвался.
— Не понял?
— Неважно. Хотите, позвоним Фанни?
Лили уловила один мимолетный взгляд между Матвеем и Борисом. Это был липкий, любовный взгляд. Как сахарная вата на пальцах.
— Я наберу номер. Борис, поговори первым.
— Съешь сначала. Остынет и будет невкусно. Покроется жиром.
— Жиром?! Пусть лучше будет жирным, чем липким.
— Что липкое? Если тебе не нравится…
— Мне нравится.
Лили уже сидела у телефона и набирала длинный номер, по которому, если пойти, то доберешься до Шпица — маленького городка в Швейцарии, где располагается пансион госпожи Джованны Кунц, старой девы с нацистскими убеждениями и отсутствием познаний в области географии. Очень длинный номер телефона.
В конце перечисленных цифр не было Уси и Фанни. Они гуляли на свободе по городку Шпицу, к ним не был протянут кабель, не было спутниковой связи, прямой линии и всякого такого.
— Надо было купить ей мобильный телефон…
Закончился этот жирный, липкий обед. Потом кто-то предложил выпить кофе. Лили отклонила это предложение. И все разошлись.
— Давай поженимся на будущей неделе? — попросила Лили, стоя у двери.
— У меня есть два неиспользованных отпуска. Если мне их дадут, то поженимся и сразу уедем, — поцеловал ее в губы Зафир, и вкус овечьего жира прилепился к ее небу.
— А что мы ели сегодня на обед?
— Армянский кебаб.
— А почему он так странно пахнет?
— Потому что это мясо некастрированного барана. Туда кладется кое-что необычное.
— Хоть бы не то, о чем я подумала.
— Да, и это тоже.
— Господи!