суметь ответить на вопросы, которые время от времени задавал Анатолий Петрович для проверки ее искренности.
– Так… Клайда сделаем Кириллом. А Сондра… Сондра, Сондра…
Лидия Павловна открыла было рот и закрыла.
– Сондра будет Светой. Да это не важно, потом можно продумать. А по существу, вот какая получается история. Родители Клайда – проповедники в провинции. А у нас будут сектантами, тоже провинциальными. Клайд, тьфу, Кирилл, парень красивый, робкий, честолюбивый, попадает в глупую переделку. Что там у Драйзера? Поехали компанией кататься, кого-то задавили, скрылись с места происшествия. Родители отсылают его к богатому дяде в… Да чего там, в Москву. Дядя, почти олигарх, устраивает его на работу на свою фабрику. Нет, лучше в свой ресторан. Менеджером. Кирилл заводит роман с официанткой Раей и параллельно влюбляется в богатую Свету. Ты слушаешь? В кого влюбляется?
– В Свету, в Свету, я слушаю.
– Ну вот. Света им тоже увлеклась. Готова на многое. Возможно, даже на брак. Да, да, пускай даже дядя согласен. Чтобы дочь остепенилась. И тут Рая объявляет, что беременна, и требует, чтобы он на ней женился. Крах, конец! Дядя не простит, Света не простит. Не будет ни богатой жены, ни карьеры. Что делать? Убить Раю! Тут вопрос – куда он ее повезет, на какое озеро. Есть под Москвой глухие озера? Может, лучше отправить их на Валдай? В любом случае Рая утонула. Тут можно Драйзера заострить. Клайд Роберту не утопил, а просто не спас, когда она упала в воду. А наш Кирилл мог бы и утопить по-настоящему. Так страшнее. Потом следствие, суд. Смертной казни у нас нет. Дадут лет пятнадцать. Ну как тебе?
– Хорошо, очень хорошо!
Лидия Павловна не лукавила. Ей понравился рассказ Анатолия Петровича, как нравилось все, что он делал и говорил все десять лет их брака. Она была благодарна судьбе и человеку, приютившему ее с сыном, и изо всех сил отрабатывала благодеяние – пирогами, котлетами и благоговением.
Лидия Павловна давно забыла, что когда-то жила спокойно и уверенно, не сравнивая имеющееся благополучие с пережитыми невзгодами, а пользуясь им с рождения, как воздухом и водой.
Ее отец – известный советский японист. О его экстремальной любви к Стране восходящего солнца ходили анекдоты. Прибыв в очередной раз в Токио после пары лет отлучки, он якобы опустился на колени и поцеловал асфальт. Сейчас это бодрый маленький пенсионер и активный член общества противников возвращения Японии северных территорий.
Лидия Павловна, тогда просто Лида, училась в посольской школе в Токио и потом в Москве. Естественно, в английской спецшколе, где и получила аттестат. Затем она – конечно, с первого раза – поступила в элитарный Институт стран Азии и Африки. Получив, само собой, самый престижный японский язык. Каждый раз папа кому-то звонил, с кем-то встречался, кого-то просил позвонить кому-то.
Лида, для которой знания, несмотря на всю ее усидчивость, оставались неподъемной, да и ненужной ношей, худо-бедно домучила японский язык, съездила по студенческому обмену в Японию, закончила институт и вышла замуж за перспективного молодого дипломата.
Через три года, воспользовавшись хаосом поздней перестройки и расшатыванием карьерного кодекса, молодой дипломат развелся с Лидой ради прекрасной практикантки. Лида вышла замуж второй раз – за многообещающего работника Внешторга, которого вскоре погубили дикий капитализм и любовь к спиртному.
Ураган девяностых швырнул ее на землю, и она так и осталась сидеть со втянутой в плечи головой в ожидании новых молний и разрушений. Соучреждаемые мужем фирмы лопались одна за другой. Все меньше становилось денег, все больше бутылок каталось под ногами в кухне и спальне.
Лидия Павловна растерялась. Она была готова, как ее мать, всю жизнь печь для нужных гостей пироги («пирогэн» или «пиросики» – в зависимости от страны пребывания) и вставать по утрам только для того, чтобы подать мужу завтрак. Работа не возбранялась, но такая, что не мешает ведению домашнего хозяйства. Эта функция подразумевала наличие надежного кормильца, прикрепителя к элитной поликлинике, устроителя детей в хорошие детские сады и школы. Но быть женой неудачника-алкоголика? Самой содержать семью? С первым мужем Лидия Павловна до развода прожила в Чехословакии, имея достойный статус неработающей жены дипломата. От второго мужа родила сына и пять лет провела дома, прикрываясь уходом за ребенком.
Когда стало ясно, что тянуть больше нельзя, что нищета уже взяла за горло, оказалось, что троечный японский язык потерян безвозвратно, а неплохого английского недостаточно для достойной работы. Лидия Павловна не владела компьютерной грамотой и не обладала проворством, необходимым для саморекламы и конкурентной борьбы. Отец отошел от дел, лишился лучших связей и сумел пристроить дочь только в Библиотеку иностранной литературы, одновременно поставив вопрос ребром: разводиться! Лидия Павловна не была ни спасательницей, изо всех сил вытаскивающей тонущего мужа из пучины, ни хладнокровной предательницей, отталкивающей раненого ногой и смело шагающей к новому будущему, и поэтому выполнила приказ отца со страхом и облегчением, развелась и переехала с сыном к родителям. Так она и прозябала до тех пор, пока в гостях у подруги не познакомилась с Анатолием Петровичем. Он сам предложил ей уйти с работы. Теперь она жила хорошо, сыто и тепло, хотя и не роскошно, и с удовольствием ругала власть имущих и олигархов.
– Вот что, Лида. Я думаю пригласить на днях Гаспаряна в гости. Да хоть бы в эту субботу. С женой. Она ведь может Сондру, то есть Свету сыграть. Я завтра ему позвоню. Закину удочку, расскажу про «Американскую трагедию». Они обязательно клюнут! Ты уж подумай, чем их угостить. Надо что-то изысканное, легкое. Может, рыбу? Только без майонеза. У Гаспаряна проблемы с печенью. А как там с обедом? Скоро?
Анатолий Петрович в приподнятом настроении удалился в кабинет. Стол-долгожитель с прорванным зеленым сукном. На нем когда-то стояла уродливая лампа с помятым железным светло-зеленым колпаком. Под нее ложился рыжий кот, который недовольно мемекал, когда зажигали свет. В те времена Анатолий Петрович сидел за столом на жестком деревянном стуле. Теперь вместо него кожаное кресло на колесиках, слишком большое, слишком черное. Сделанные на заказ еще при социализме книжные стеллажи со стеклом – признак тогдашнего благополучия. Мимо вдруг прошли призраки первой жены и маленького сына. Анатолий Петрович не стал их рассматривать, а сделал пару шагов и достал желто-серую книжку. «Три апельсина». Итальянские сказки. Издание 1960 года. Книжка из детства самого Анатолия Петровича, поэтому бывшая жена не забрала ее с собой, когда от него уходила, хотя эти сказки читались их общему сыну. Анатолий Петрович наугад перевертывал пожелтевшие