“Черт побери, погоня! Ушел милый Илья!” У меня отлегло от сердца. Не так просто им изловить Илью — великого, мудрого следопыта. Невольно я вспомнил, как хитро он обвел вокруг пальца Чандару и Медведя, тоже величайших следопытов, запутав наш след в Синем хребте.
Неторопливо я пошел к яранге бабушки Вааль, где толпились встревоженные мужчины. Заметив меня, все сумрачно притихли.
— Что случилось? — спросил я Тальвавтына.
— Убежал твой старик, — нахмурившись, ответил он.
— Хорошо делал Илья! — не сморгнув, ответил я. — Зачем гостя с винтовкой стерегли?!
— Этот, — пренебрежительно кивнул на Экельхута Тальвавтын, — без меня велел.
— Кончать надо было их, — зло кивнул на меня Экельхут.
— Замолчи! — рассердился Тальвавтын. — Гости они мои. Правильно сделал Илья…
— Далеко не убежит… — прошипел Экельхут, — Рыжий поймает, на аркане приведет, как норовистого быка
ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ
С большим нетерпением ждали в стойбище возвращения погони.
Тальвавтын окреп и принял бразды правления от Экельхута. Все сразу почувствовали его твердую руку. Он вызвал из стад мужчин, оставив у табунов самых надежных пастухов. “Столица” Пустолежащей земли наполнилась вооруженными людьми и напоминала теперь военный лагерь.
Перевал, ведущий в долину, охранял целый отряд молодых людей. К девятизарядным винчестерам они приладили сошки, связанные ремнями, и засели в скалах, точно альпийские стрелки с ручными пулеметами.
Словно оправдываясь, он сказал мне:
— Буйный твой товарищ, наверное, придет искать тебя, если Рыжий Илью не поймает…
В последние дни старик стал неузнаваем. Он подтянулся и посуровел, как-то замкнулся в себе, был полон скрытой энергии. Целыми часами о чем-то думал, устремив неподвижный взгляд на тлеющие угли очага.
Изменились и наши отношения — мы почти не разговаривали, словно сторонились друг друга. И все-таки я чувствовал глубоко скрытую симпатию Тальвавтына.
Однажды, когда мы наедине пили чай, он сказал по-русски:
— Вадим, ты мой гость, и я не хочу тебе зла. Экельхут, старшины говорят: что убежишь ты, как Илья, — большая беда будет. Стеречь, говорят, тебя надо, пока Илью ловят, руки ремнем вязать. Не хочу тебя пленником держать. Слову твоему верю. Обещай три дня не бегать. Через три дня Рыжий вернется. Большой совет будем делать — решать, как дальше жить…
Предложение Тальвавтына не противоречило моим планам. Двухнедельный контрольный срок, о котором мы условились с Костей, оканчивался, и он, несомненно, поспешит на выручку. Меня охватывала страшная тревога за его судьбу. Костя мог ринуться напролом и угодить в засаду на перевале. И бежать я не мог: ведь Главное стойбище Пустолежащей земли было накануне мятежа и нужно было сделать все возможное на предстоящем Большом совете, чтобы предотвратить трагические события.
Мысли проносились и путались в голове. Я сидел, опустив голову, не отвечая Тальвавтыну. “Нет, бежать, конечно, нельзя”.
Старик сидел неподвижный и невозмутимый — курил длинную трубку, ждал ответа.
— Ладно, Тальвавтын, спасибо за гостеприимство. Верное слово даю не убегать от тебя, пока сам не отпустишь. Только обещай и ты: если Костя придет в стойбище искать меня, прими его как гостя…
Старик облегченно вздохнул. Глаза его загорелись. Подумав, он ответил:
— Хорошо, не убьют твоего друга мои помощники… если не будет стрелять первый.
Ответ Тальвавтына мало успокоил меня. Я знал вспыльчивый нрав друга и был уверен в неизбежности столкновения…
Прошло трое суток. Утром мы не успели допить чай. В ярангу вбежала бабушка Вааль…
— Идут! Наши люди с перевала идут!
Тальвавтын торопливо поднялся и шагнул к выходу. Я ринулся за ним. Обитатели стойбища высыпали из всех яранг. Люди молчаливо смотрели на близкий перевал. По зеленому мшистому склону спускались в долину три человека. Впереди брел, опираясь на посох, Рыжий Чукча, за ним шагали, опустив головы, его товарищи. Ильи с ними не было.
— Неужели убили?!
— Убежал твой старик, — с сердцем заметил Тальвавтын, — скучные идут…
Лица преследователей действительно были невеселые. Но я еще не верил в спасение Ильи. Измученные преследователи поравнялись с нами. Нахмурившись, Тальвавтын спросил:
— Где старик? Почему пускали его?!
Рыжий Чукча остановился, тяжело опираясь на посох, и язвительно ответил:
— Говорил я тебе: убивать их надо — мертвые не бегают. Шустрый у него старик, — кивнул он на меня, — след запутал, как хитрая лисица. Твой табун далеко угнали. Продукты кончились, не могли далеко по следам табуна идти. Завтра вертолет наш прилетит — все равно настигнем, убьем их…
Тальвавтын помрачнел, круто повернулся спиной к Рыжему и молча ушел к себе в ярангу. Наши взгляды скрестились, в глазах Рыжего Чукчи стояла холодная ненависть.
— Завтра уйдешь к “верхним людям”, — прохрипел он и побрел к яранге Экельхута.
За ним, едва передвигая ноги, поплелись Вельвель и его утомленный товарищ. Больше всего меня тревожило появление неизвестного вертолета. Если завтра он действительно нагрянет, моим друзьям грозит смертельная опасность…
В яранге меня встретил Тальвавтын, торжественный и серьезный.
— Садись, Вадим, разговаривать будем… Торжественность короля Анадырских гор удивила меня.
Я устроился на шкуре около Тальвавтына, вытащил кисет и закурил трубку.
— Завтра прилетит чужая железная птица. Главный начальник бумагу привезет. Не хочу я в Пустолежащую землю их пускать. Жадные они очень: давно у русских Аляску купили, потом оленей живых у чаучу, потом товары свои привезли, хорошие правда, но всю пушнину у чукчей брали. Недавно у нас брали пушнину — винчестеры давали. Теперь хотят нашу землю брать. Нельзя их пускать сюда!
— Правильно говоришь, мудрая у тебя голова, Тальвавтын!
— Скажи, Вадим, — спросил он, — будут ли еще русские торговать в Пустолежащей земле оленей?
— Много нужно будет оленей — первое золото на Чукотке находят, скоро люди придут с машинами золото копать…
Тальвавтын задумался, долго молчал и наконец твердо сказал, словно подводя черту под долгими раздумьями:
— Кайво! Пусть так… Завтра на Большой совет вместе пойдем, — решать, как жить дальше…
В этот вечер мы больше не касались интересующей нас темы. Я попросил Тальвавтына рассказать “Древние вести”, И Тальвавтын поведал мне много удивительных, никем не записанных сказаний. С особенным подъемом он рассказывал о подвигах чукотских богатырей — военачальников, отражавших натиск пришельцев.