— Го-ок! — изумился кто-то из старшин неожиданному повороту дела. — Никогда не слышал сразу так много интересного!
— Прими эти знаки власти, будь нашим ерымом, “близким человеком”. И злые духи, — насмешливо прищурился старик, — потеряют твой след, не смогут просить твоей крови. Вэипп не согласился когда-то быть нашим ерымом, потому что воевал с русскими начальниками, — ты с ними в дружбе и будешь достойным ерымом.
Экельхут едва сдерживал бешенство, желваки на скулах перекатывались. Он скрипнул зубами. Я был потрясен и растерянно оглядывал реликвии, покоившиеся у моих ног.
Что я мог ответить на фантастическое предложение Тальвавтына? Когда-то ерымы обладали неограниченной властью, и в этой роли, опираясь на поддержку Тальвавтына, я мог предотвратить мятеж эрмэчынов и шаманов в Пустолежащей земле, спасти своих товарищей. Но и принять архаическое звание, почти монархическую власть я не мог, не предавая своих убеждений.
“Нет, принять эти побрякушки нельзя, даже во имя жизни друзей…”
Старшины, Тальвавтын, Экельхут ждали моего ответа с нетерпением. И я решился.
— Спасибо, Тальвавтын, за уважение и почет… Я не могу быть вашим ерымом! Не хочу, потому что я и мои товарищи там, далеко отсюда, не признаем власти эрмэчынов и шаманов, боремся с ними там, где они еще остались. Но я согласен быть посредником в торговле с русскими. Потому что это нужно сейчас и нам и вам. Если хочешь, я отвезу ваши бесценные реликвии в большой город на берегу моря и сдам в музей, чтобы люди видели, какие важные вещи имели чукотские ерымы. Там очень довольны будут твоим подарком и пришлют тебе ответный дар.
Речь свою я произнес по-чукотски, и она была куда более пространна, чем я передаю ее по-русски. Ведь я довольно плохо владел чукотским языком, мне приходилось употреблять много окольных оборотов. Но смысл ее отлично поняли все присутствующие.
Тальвавтын насупился и покачал головой. Он сделал все, что было в его силах, чтобы спасти меня, а я отказывался от его помощи. Экельхут едва мог скрыть торжество.
— И еще хочу сказать, — добавил я, — эрмэчынов Пустолежащей земли никто не будет трогать, если мирно торговать оленями будете. Но если с оружием в руках эрмэчыны и шаманы пойдут против Советской власти, оленей у них обязательно отберут!
Заключительное слово мое пришлось многим совсем не по вкусу.
Экельхут запальчиво крикнул:
— Правильно говорят духи, убивать его надо!
В настороженной тишине его голос прозвучал зло и решительно.
В эту минуту где-то вдали поднялась отчаянная стрельба, как будто целая рота палила беглым огнем, вступая в долину.
Стрельба не утихала и разгоралась пуще и пуще. Иногда бухали взрывы, и грозное эхо перекатывалось в горах.
— Пушки? Откуда?!
Потом ахнул взрыв словно взорвалась фугасная бомба. Горы откликнулись раскатистым рокотом.
Все это было так неожиданно, что люди, находящиеся в яранге, словно окаменели. Сначала я подумал, что стреляют на перевале и что Костя попал в губительную засаду. Но выстрелы были так часты, а взрывы столь внушительны! Такой шум не могла поднять горстка людей, спрятавшаяся в засаде.
Тальвавтын сидел неподвижно, закрыв глаза. Я окликнул его и спросил, где стреляют.
Старик взмахнул ладонью, показывая на юг, в сторону сопки с “каменным чемоданом”…
На лице Экельхута застыла гримаса. Склонив голову набок, он тревожно к чему-то прислушивался. И вдруг по стойбищу пронесся пронзительный крик:
— Идут, идут! Таньги идут!
Экельхут хрипло выругался и выхватил у остолбеневшего Вельвеля винчестер.
Полотнище входа откинулось, в ярангу влетел, задыхаясь, молодой чукча с длинноствольной винтовкой в руках.
— Вадим! — дико заорал юноша.
Дальше все происходило как в полусне.
Экельхут поднял винчестер, и я увидел, точно сквозь увеличительное стекло, черный беспощадный зрачок дула. Зрачок ходил ходуном и никак не мог остановиться — руки Экельхута дрожали.
И снова мелькнула как молния мысль: “Почему не взял оружия, хоть пистолет?!” Я прощался с жизнью. Страха почему-то не было.
И в это время… сбоку оглушительно прогремело. С глухим стоном шаман повалился набок, выронив винчестер. Сталь магазина звякнула о камни очага.
Костер вспыхнул.
Передо мной, точно в сказке, стоял взволнованный, возбужденный и растерянный Тынетэгин, сжимая дымящуюся длинноствольную винтовку.,
ИЗБАВЛЕНИЕ
Я не верил глазам. Молодой чукча, ворвавшийся в ярангу, был действительно Тынетэгин, живой и невредимый. Он спас меня от верной гибели.
Сраженный Экельхут молчаливо лежал на белой шкуре у очага. Вокруг застыли с побелевшими лицами старшины. Все так же неподвижно сидел, опустив голову, Тальвавтын.
Выстрел Тынетэгина ошеломил всех.
— Наши пришли… — проговорил юноша сдавленным от волнения голосом. — Хорошо, жив ты, Вадим…
— Где Костя?!
— Там, — махнул Тынетэгин на юг, — на сопке с каменной вершиной.
— Ого!
Снаружи послышался топот бегущих людей. В ярангу, задыхаясь, протискивались один за другим люди в телогрейках и резиновых сапогах.
— Кто стрелял?! — грозно спросил по-чукотски высокий голубоглазый человек с удивительно знакомым лицом.
И вдруг я узнал его.
— Полковник?! Как вы здесь очутились?
Это был тот молодцеватый полковник, который предостерегал нас на совещании в Певеке…
— Так же, как и вы, Вадим, — улыбаясь ответил он, — по делам.
— Ну и вовремя же вы подоспели! Если бы не Тынетэгин, Экельхут отправил бы меня кочевать к “верхним людям”.
— Видно, под счастливой звездой вы родились, Вадим. Успел выстрелить первым? — спросил Тынетэгина полковник.
Юноша испуганно кивнул:
— Никогда в людей не стрелял…
— Правильно сделал — плохой человек Экельхут!
Весь этот разговор происходил по-чукотски, и сидящие в яранге понимали, о чем говорят.
— А где Рыжий? — вдруг спохватился полковник.
— Вы его знаете?! — удивился я.
— Давно ищем. Из Воег от нас ушел. Проворный, гад…
— На сопку с каменной вершиной утром ушел — свой вертолет встречать.
— Опять улизнул… — зло процедил полковник.
— Перестрелку слыхали? — тревожно спросил я. — Где-то там стреляли…
Полковник снял шапку и сказал по-русски:
— Да-а, не повезло вашему другу. Ведь он с Ильей пошел на сопку захватить оружие и патроны. Тынетэгина к вам на выручку послал. Неподалеку встретили — у самого стойбища в кустах притаился.
— Неужели, гады, убили Костю! — воскликнул я.