— На сопку с каменной вершиной утром ушел — свой вертолет встречать.
— Опять улизнул… — зло процедил полковник.
— Перестрелку слыхали? — тревожно спросил я. — Где-то там стреляли…
Полковник снял шапку и сказал по-русски:
— Да-а, не повезло вашему другу. Ведь он с Ильей пошел на сопку захватить оружие и патроны. Тынетэгина к вам на выручку послал. Неподалеку встретили — у самого стойбища в кустах притаился.
— Неужели, гады, убили Костю! — воскликнул я.
— Ваш товарищ — сорвиголова, видно, крепко столкнулся с непрошеными гостями.
— Сколько у вас людей, полковник?
— Да вот они все — пятеро нас в оперативной группе, — с мужественной иронией усмехнулся он, — прошу любить и жаловать: представители окружных организаций — милиция, комсомол, окружком, окрисполком…
— Скорее на сопку! Если бежать — через час там будем.
Полковник грустно покачал головой.
— Поздно… улетели, мерзавцы. А нам дело срочное тут сделать надо. Но, впрочем… Гемелькот! — обратился он к одному из своих сотоварищей. — С Вадимом пойдешь как представитель милиции.
— Есть! — по-военному отчеканил смуглолицый молодой чукча, выступив вперед.
— Извините, сам не могу — служба, — тихо сказал полковник, — окрисполком вынес решение изъять лишнее оружие в кулацких стойбищах внутренней Чукотки. Пока сбегаете на сопку, разговаривать будем. А операцию начнем, когда вернетесь…
Невольно я подумал, что для такой операции в стойбище Тальвавтына у полковника слишком мало людей.
— Ну, Тальвавтын, принимай гостей из Анадыря, — громко сказал я, — а мы пошли на сопку с каменной вершиной — Костю искать.
— Возьми мой винчестер, метко бьет. — вдруг сказал Тальвавтын, — может, Рыжего встретишь.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. Полковник не мог скрыть удивления.
— Какомей! — оторопев, воскликнул он. — Вы что же, друзья с королем Анадырских гор?
— Вылечил я его, — умная голова. Потом все расскажу… Мы быстро собрались в поход и втроем — Тынетэгин, Гемелькот и я — устремились к синеющей вдали сопке с “каменным чемоданом”. Страшная тревога гнала нас. Мы бежали напрямик, не обращая внимания на торфяные бугры и болота, вброд пересекали бесчисленные рукава горной речки. Горячая вера в счастливый исход спасательной экспедиции несла нас на крыльях. Но горькая действительность скоро вернула нас на землю. В притаившейся долине повисла зловещая тишина. Молчаливая вершина с “каменным чемоданом” курилась дымками, словно вулкан после извержения.
— Ягель там горит… — тихо сказал Тынетэгин.
— Скорее, друзья!
Мы понеслись сломя голову, перепрыгивая кочки. И вдруг Тынетэгин закричал:
— Смотри, Вадим, люди идут!
По зеленой речной террасе быстро двигались навстречу две черноватые фигурки.
Неужто Рыжий возвращается в стойбище с прилетевшим своим начальством? А что они сделали с Костей?!
Бежим с винтовками наперевес, точно в атаку.
— Что за наваждение!
Люди повторяют наши движения и несутся навстречу с ружьями в руках.
— Мираж?
Но их только двое. И вдруг Тынетэгин заорал:
— Наши бегут!
Теперь и я узнаю знакомые очертания фигур. Костя, размахивая винтовкой, что-то кричит. Но ветер относит голос. Разом подымаем винтовки и стреляем вверх. Друзья отвечают приветственным залпом. Бурная радость заполняет душу.
Гемелькот в изумлении рассматривает бегущих навстречу людей. Друзей трудно узнать. Впереди тигровыми скачками несется Костя с черным, как у негра, лицом, с опаленными волосами. Одежда на нем тоже опалена. Перевязанная рука болтается на ремне, перекинутом через плечо. Алое пятно крови пропитало повязку.
Не лучше вид и у Ильи. Все лицо в саже и копоти, точно у трубочиста. Одежда изорвана. От платка, покрывающего голову, остались обгоревшие лохмотья. Оба они сейчас похожи на танкистов, выбравшихся из горящего танка.
— Наконец-то, пропавшие души!
Обнимаемся, вопим что-то несусветное, хохочем. Гемелькот с удивлением разглядывает совершенно прокопченных Костю и Илью.
— Вовремя подоспели? — спрашивает меня Костя, небрежно поправляя ворот обгоревшей штормовки.
— Порядок, Костя! Тынетэгин Экельхута подстрелил — от верной пули меня спас! А вы откуда свалились, обугленные, как черти?
— Из боя вышли! — торжественно изрек Костя.
— А Рыжий где? Патроны, винчестеры?
— Взорвали к чертовой бабушке! — блеснул он ослепительной улыбкой. — Сейчас расскажем все по порядку.
Исцарапанной рукой Костя достал трубку. Гемелькот выхватил из-за пазухи кисет, ловко набил и зажег Костин запальник. Мы уселись прямо на кочки, положив у ног винтовки.
— Постой, — спохватился Костя, — а Тальвавтын, старшины где?
— В стойбище, разговаривают с полковником.
— Каким еще полковником? — растерялся Костя.
— Ну, помнишь с тем, что тогда был в Певеке? В стойбище сегодня пожаловал с оперативной группой.
— Чудеса!
Приятель выпустил из трубки синие кольца дыма — изгибаясь, они медленно поплыли в притихшем воздухе.
— Мне и невдомек было, — начал свой рассказ Костя, — какая чехарда у вас с Тальвавтыном происходит. Но контрольный срок подходил к концу, и я стал подумывать о походе. Геутваль твоя мне проходу не давала — звала скорее идти тебя искать. Но уговор дороже денег, я честно ждал контрольного срока! Геутваль не находила себе места и каждый день тащила на перевал и смотрела, смотрела на молчаливые вершины Пустолежащей земли. Любит она тебя, Вадим, крепко. Мне тоже трудно было ждать контрольного срока. Как подумаешь, что вы с Ильей в капкан попали, — ноги сами бежали на перевал. Вскарабкаемся на седловину и смотрим, ждем вас, а у нее слезы в глазах. Вокруг сопки да пустое небо. Девчонка из себя выходит. Злится на меня. “Плохой ты друг Вадиму”, говорит.
Приходило ли тебе в голову, Вадим, что так может любить не каждый человек? Сердце у нее горячее, верное.
— Дальше, дальше, знаю я…
— Не знаешь ты ничего! — рассердился Костя. — Твоя Мария в подметки ей не годится. Уж будь покоен — Геутваль каждый бы день тебе писала, с любого конца света.
— Костя!
— Все! Хватит, не буду, — поднял он руку с трубкой. — Сдаюсь, “все хорошо, прекрасная Мария”!
В общем, однажды, когда мы переругивались с Геутваль на перевале, на соседней сопке появился Илья. Взлохмаченный, с воспаленными глазами, потный, в стоптанных ичигах, измотанный вконец.
Бормочет спекшимися губами:
“Живо… бегать надо, вниз в долину, Вадим велел: табун скорее дальше гонять… Экельхут, Рыжий отнимать хотят…”