двор, потребовали отпереть им ворота и сдать оружие, обещая не делать полякам ничего худого. Жалобные вопли женщин заглушили голоса отдельных храбрецов, призывавших драться до конца: Тарло принял условия русских, потребовав от них клятвы, что они сдержат свое слово. Москвичи поклялись именем Св. Троицы. Но когда поляки отперли ворота и побросали на землю оружие, горожане рассудили, что клятва, данная еретикам именем Бога, в которого те так плохо веруют, не имеет никакой силы, и накинулись на безоружных людей. Убив и ранив несколько человек прислуги, клятвопреступники добрались до господ. Пани Тарлова пыталась закрыть своим телом мужа – ее избили, растоптали сапогами обе руки, раздели донага, но оставили в живых; так же поступили и с хорунжим. Вмешательство бояр приостановило дальнейшие бесчинства. Пана Станислава с женой и другими поляками повели нагишом по городу в Кремль, где сдали их под охрану стрельцов и выдали им кое-какое тряпье, в котором, по выражению очевидца, и наиподлейший человек в Польше постыдился бы ходить.
Разгромив двор Тарло, часть толпы направилась ко двору Стадницких на Варварке, располагавшегося напротив двора Романовых. Москвичи дважды или трижды ходили на штурм ворот, но поляки всякий раз отгоняли их ружейным огнем. Наконец нападавшие подтащили пушку и взгромоздили ее на крышу дома Романовых, но в этот момент подъехавшие посланцы бояр остановили дальнейшее кровопролитие.
Другая часть москвичей направилась со двора Тарло к дому, где жил о. Помасский, занимавший в Самборе должность королевского духовника. Помасский имел при себе походный алтарь, и его дом служил многим полякам местом совершения богослужения. Когда толпа ворвалась к нему на двор, ксендз как раз отправлял обедню в присутствии нескольких десятков поляков, мужчин и женщин. Двери комнаты, где происходило священнодействие, были закрыты. Горожане принялись выламывать их. Поляки схватились за оружие, но Помасский остановил их:
– Положим нашу надежду на Бога, и если нас перебьют, то умрем с достоинством!
Шляхтичи вложили сабли в ножны, но их миролюбие не остановило русских. Ворвавшись в комнату, они начали избивать всех, кто попадался под руку. С о. Помасского сорвали священнические облачения и били его кулаками, ногами и палками (он скончался от полученных побоев на третий день); его родной брат был убит на месте. Не довольствуясь душегубством, погромщики кощунственно глумились над святыней: ободрали материю с алтаря и надругались над церковной утварью и иконами.
Посольский двор, где жили Олесницкий и Гонсевский, не подвергался нападениям. Один польский очевидец пишет: «Надо отдать честь московитам: всякому, кто называл себя посольским, давали пощаду и приводили на Посольский двор, только облупливали их до ниточки». Однако соседний двор Казановских был осажден народом. Казановские умоляли послов спрятать их вместе с челядью у себя, но те некоторое время колебались, опасаясь, что толпа пойдет на приступ Посольского двора. Наконец послы велели сделать в заборе дыру, и Казановские с прислугой стали скрытно перебираться на Посольский двор. Спастись удалось не всем. В какой-то момент москвичи заметили этот маневр. Один из нападавших пробрался к дыре и прикончил рогатиной замешкавшегося гайдука; правда, и сам он тут же упал рядом со своей жертвой, сраженный выстрелом с крыши дома Казановских, где засели два десятка панских слуг, прикрывавшие отступление. Разъяренная толпа бросилась на штурм дома, перебила остальных поляков и уже приступила к воротам Посольского двора, готовясь ломать их. В этот момент ко двору подъехал боярин Борис Нащокин. Он остановил приготовления к штурму и вызвал послов на переговоры.
Ворота открылись; из них вышел Гонсевский. Нащокин, не слезая с лошади, сказал ему:
– Князь Федор Иванович Мстиславский, князья Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские и другие бояре велели сказать вам: в государстве вашего государя известно было, что после смерти Ивана Васильевича, царя и государя нашего, его сына, царевича Дмитрия Ивановича вскоре не стало на свете. Однако монах Григорий, Богданов сын, будучи дьяконом, впал в чернокнижие и убежал от наказания в Литву, государство вашего государя, где назвался царевичем Дмитрием Ивановичем, обманув и вас, и нас; а люди ваши вошли с ним в московские пределы. Тогда народ наш взбунтовался и, как царя Бориса Федоровича не стало, принял вора к себе царем; и он, будучи на государстве, воровал, бесчинствовал, хотел веру нашу христианскую искоренить и ввести еретическую веру. А царица, которую он называл своей матерью, созналась боярам, что он не ее сын, и все, узнавши это, не захотели более того терпеть и убили его. Вор уже мертв. Но вы, коль прибыли от вашего государя и всей земли вашей послами, то не бойтесь никакой беды: бояре приказали строго вас охранять, и предостеречь вас, чтобы вы не оказывали помощи старосте Саноцкому и другим польским людям, потому что они не с вами, а вы не с ними пришли. Они с воеводой сандомирским сюда приехали, хотели Москву заесть, и всякие обиды чинили русским людям.
Гонсевский на это отвечал:
– Правда, было у нас известие, что после великого государя вашего Ивана Васильевича остался сын Дмитрий, и слышали мы также, что Борис приказал его тайно убить. Но когда явился этот человек в наших государствах, то доказывал, что он истинный Дмитрий Иванович и что Бог его чудесно избавил от смерти. Люди наши, как прежде жалели о кончине Дмитрия, так потом радовались, увидев его живого; а ваши люди и думные бояре посадили его на государство. Теперь, как ты говоришь, узнали вы, что он не истинный Дмитрий, и убили его. Нам до этого дела нет: пусть вам Бог помогает по правде вашей! Мы, послы, уверены в своей безопасности, ибо не только в христианских, но и в бусурманских государствах охраняется безопасность послов. Впрочем, благодарим бояр за расположение. Что же касается до старосты Саноцкого и других польских людей, подданных его королевского величества, которые приехали с воеводой сандомирским, то они сюда прибыли не на войну, не с тем, чтобы овладеть Москвой, а на свадьбу, будучи приглашены тем, кто у вас был государем, и вами самими чрез посла вашего. Они не имели ни малейшей догадки о том, чтоб это был не истинный Дмитрий, и не делали никаких бесчинств. Если же кто-нибудь из людей низшего звания сделал что-либо дурное, – никто за виноватых не стоит; но нельзя же всем терпеть за одного. Поблагодари же бояр за их расположение и передайте от нашего имени пожелание, чтобы они постарались остановить пролитие крови подданных его королевского величества, ни в чем неповинных и защищенных мирным договором между нашими государствами. Сохрани Бог, если станут их мучить перед нашими глазами, – тогда мы не станем смотреть на пролитие крови наших братьев, а пойдем с ними