Читать интересную книгу Последние хозяева Кремля - Гарри Табачник

Как пишет Аркадий Ваксберг в своем рассказе о сладкой жизни брежневского фаворита Щелокова, он был одним из стай „саранчи, которая слетелась, чтобы сожрать богатства народа.”... одним из „рванувшихся к власти растленных невежд. Казнокрадов и неучей, мертвой хваткой вцепившихся в кресла”.

Гласность не дает возможности автору добавить, что саранчу эту плодила советская власть, и власть эту кроила по своему образу и подобию эта саранча.

Руководство партии завело экономику в тупик. Она не работала. Кормить же, одевать народ надо было. Руководству, не способному ничего сделать, приходилось сквозь пальцы смотреть на развитие „подпольной” экономики. Она постепенно набирала силу, вовлекала в сферу своей деятельности государственные органы, срасталась с властью и начинала влиять на нее. Это был закономерный процесс, и поскольку только „подпольная экономика” работала и обеспечивала страну, руководившие ею рано или поздно должны были прийти к власти.

Автор статьи в „Огоньке” говорит, что захват политической власти, овладение государственной машиной преступным миром — цель мафии. Но это уже давно произошло. Именно преступным, незаконным путем и была захвачена власть большевиками в 1917 году. И моральные последствия этого сказываются до сих пор. Ведь не может же аморальная власть выступать в роли хранителя моральной чистоты. Захватив под лозунгом: „Грабь награбленное”, — власть уголовным путем, большевики широко пользовались услугами „социально близких” уголовников. А простой человек в политические тонкости не вникает. Для него ограбление всегда остается ограблением. Даже если его пытались убедить, что совершено оно, как ограбление Тифлисского банка, осуществленное Сталиным, в политических целях. И влезший на вершину власти бандит Ежов, по-прежнему оставался в памяти бандитом. Воцарившееся в стране беззаконие, когда, как учил Ленин, важно не столько преступление, сколько социальное лицо преступника, что означало, что от суда можно освободить полезного человека, — все это создало тот моральный климат, в котором мафии дышалось легко и вольготно. Полное моральное осушение общества, проводимое советским режимом, привело к тому, что в орбиту деятельности мафии вовлечены огромные массы населения.

Автор статьи в „Огоньке” задает вопрос следователю, раскрывшему дело о руководителе одного цеха, поставившего всех своих работников на службу „подпольной экономике” и дававшего им также возможность красть.

— И никто не взбунтовался, не отказался участвовать в жульническом производстве?

— Никто и никогда...

Это еще раз подкрепляет мой тезис о малой заинтересованности населения в переменах, поскольку участвовать в коллективном ограблении страны надежнее, и к этому давно и основательно приспособились. Как о том свидетельствуют узбекские, казахские, молдавские и многие другие дела, как показывают дела Щелокова, Медунова, Трегубова, процесс овладения властью мафией уже шел. Так что борьба с мафией еще не окончена. И вопрос о том, кто кого, — остается открытым.

Главным для брежневской мафии было обеспечить, чтобы не был обижен поддерживающий ее правящий класс, чтобы принадлежащие к нему получили то, что им положено в соответствии с положением и заслугами. К тому времени этот класс состоял как бы из трех слоев. Например, в 1976 году насчитывалось 15 миллионов членов партии. Всех их отнести к элите нельзя, но они представляли собой резервуар, откуда поступало пополнение элиты. В том же году насчитывалось полмиллиона партийных и правительственных чиновников. Вот они-то и есть правящий класс, номенклатура.

Большинство ее составляют выдвинувшиеся в тридцатые и военные годы. Это значит, что, в основном, это дети крестьян. Данные за 1932 год показывают, что 70% в этот год работавших на заводах приехали из деревни. Именно из этих прибывших на стройки крестьян и вышли новые руководители, заменившие „сделавших революцию”. В отличие от своих предшественников, многие из которых провели годы в изгнании и повидали мир, для них весь мир ограничивался их деревней и тем местом, где они теперь работали. Это имело огромное значение в такой стране, как Советский Союз, где существует громадный разрыв в уровне жизни, в культурном климате не только между деревней и городом, но между городом и столицей. Это разные миры!

Если взглянуть на состав брежневского Политбюро, то подавляющее число входивших в него - родились в деревне и там провели свои первые, самые важные для формирования человеческого характера годы.

Не случайно Никсон обратил внимание на резко выделяющегося на фоне своих коллег Косыгина, который родился и вырос в Питере.

При всем том умильно-блаженном описании российской деревни, которым так сильна русская литература, крестьянство всегда было и по сей день остается самой отсталой, самой косной, самой дикой частью населения. Если это и не полностью его вина, то это, несомненно, его беда.

Закрепление этих выходцев из крестьян у власти символизировало окончательное завершение процесса оформления крестьянской монархии. Попытки установления своей власти, которые холопы предпринимали со времен Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, увенчались успехом в 1917 году.

П. Струве, когда-то легальный марксист, сидя в неуютном военном Париже, записал в своей „Социальной и экономической истории России”, что „...большевистский переворот и большевистское владычество есть социальная и политическая реакция эгалитарных низов многовековой социальной и экономической европеизации России”.

Сметая прослойки дворян и образованных, крестьянская анархия восстановила самодержавие, усадив на кремлевский престол партию большевиков, подчинявшуюся ограниченному диктатору Ленину. Расстрелявший эту партию и создавший вместо нее свою, Сталин сделался диктатором неограниченным. В стране его называли царем. Затем был „царь Никита”, ограниченный диктатор, пытавшийся стать неограниченным. На смену ему пришел Леонид Брежнев, также бывший диктатором ограниченным, но пытавшийся играть роль неограниченного. Однако народ видит в тех, кто правит им, царей. Так что все титулы, все ордена, которыми награждал себя Брежнев, были выражением не только его тщеславия и честолюбия, но и подсознательным отражением желания отсталых масс видеть в своем правителе то, что делало бы его не таким, как все.

К тому же происходит и формальное закрепление главенствующего положения современного российского царя, носящего титул генсека. Вначале Брежнев добивается того, чтобы выборы на эту должность проводили отдельно от выборов в Политбюро. Тем самым он подчеркивает, что генсек, по крайней мере, равен Политбюро, поскольку обоих выбирают на пленуме ЦК. Но Брежневу этого мало. В новой конституции появляется статья шестая, которая гласит, что „руководящей и направляющей силой советского государства является коммунистическая партия”, из чего следует, что тот, кто возглавляет партию, возглавляет и советское государство.

И генсек провозглашается главой государства. Колокольного звона не было, не возлагалась и корона. Но тем не менее, провозглашение Брежнева в 1977 году председателем президиума Верховного Совета СССР очень походило на венчание на царство.

Марсель Пруст дал своему знаменитому роману название ”В поисках утраченного времени”. Брежнев, как и герой этого романа, тоже ищет утраченное время. Он тоскует по сталинскому времени. Он пытается вернуть его. Против этого Андропов ничего не имеет, поскольку возвращение в сталинские времена предполагает восстановление КГБ в тех же правах, которые он имел при Сталине. Именно это и происходит. В подтверждение этого впервые после Берия председатель КГБ получает место в Политбюро.

Но возвращение КГБ прав, которыми он пользовался при Сталине, представляло опасность и для Брежнева. Ведь секретная полиция, под каким бы строгим контролем она ни находилась, в доказательство своего профессионализма должна суметь обойти любой контроль. Это единственная из легально существующих в СССР организаций, способная легально подготовить и провести захват власти.

В ее руках и средства связи, и охрана Политбюро. В любую минуту те же самые люди, что всюду сопровождают членов Политбюро, могут из телохранителей превратиться в охранников, и мчащийся по улицам черный лимузин может вместо Кремля завернуть на Лубянку.

Как в спектакле проявляется характер режиссера, всегда остающегося за кулисами, так вся деятельность КГБ за те пятнадцать лет, что Андропов занимал кабинет председателя, несет на себе печать его личности. Это не ежовые рукавицы, это не „лес рубят — щепки летят”, это ежовые рукавицы, прикрытые бархатными перчатками, это кованые сапоги, на которые надели войлочные тапочки. И то, и другое легко сбросить. Это знают и те, кто их носит, и те, кто испытывает их действие на себе. Вот эта возможность, всегда присутствующая возможность сбросить бархатные перчатки и вновь взяться за дело в ежовых рукавицах, вновь приняться за рубку, при которой летят щепки, отличало андроповский КГБ.