простого беспокойства превращается в эстетическую дурноту, из или—или в ни—ни. Эстетическое эхо смерти превращает биологию в тикающее сознание. То, что мы ощущаем, не есть ни жизнь, ни смерть, – ни переживание, ни тень пережитого, но их взаимное стремление друг к другу и к тому, о чём мы ещё не помышляли. Большой шаг в направлении к этому контролируемому неопределённому состоянию Аарструп делает в стихотворении «Легенда о гобелене в замке», где он в заключение сам становится частью возводимой им структуры – или, вернее, его сон сливается с гобеленом, поскольку гобелен является ещё одним из используемых им средств, расширяющих пределы сознания.
В заключение он сам появляется на гобелене – закончив писать, проникает в ту область, о которой ещё не помышлял… ещё не грезил.
Легенда о гобелене в замке
О гобелене в замке
Молва ходила долго,
Поблёкшие фигуры
Там вытканы из шёлка,
И в лунном кабинете
По неким важным датам,
Сошедши с гобелена,
Сидели господа там.
Атлас на дамах, шлейфы,
Блистательно-прекрасные,
Вновь погружались в кресла,
Улыбки, губы красные.
И рыцари, что в свете дня
Как будто тьмой объятые,
За спинкой кресел, смуглые
Стояли, бородатые.
Мерцали инструменты
Сквозь полукружья окон,
Скользили руки белые,
Мелькал златистый локон.
Времён ушедших звуки,
Галантность и учтивость.
Что на ушко ей шепчут
Они, скажи на милость!
И я бы позавидовал
Теням ушедшим, но рассвет
Их всех страшит, за веером
Она бледней, её вдруг нет.
Отважный рыцарь в дрожь и в страх,
И вся толпа – на гобелен,
На стену, в ткань, что видит день?
Лишь пыль и плесень, пыль и тлен.
И знаки дружбы точно так,
Старинных книг восторг и круг
Симпатий – всё, что в память нам,
Стремятся выскользнуть из рук.
Забвенье точит их, как моль.
Смывает время жизни цвет.
Лишь ночь воспоминаний вдруг
Им даст пожить, кого уж нет.
И с белых, чистых вновь, листов
Рисунки, как фигуры те
В час блёклой памяти сойдут,
В своей отцветшей красоте.
Чтоб развлекаться и болтать
И двигаться, пока петух
Не пропоёт, и тут же их
Тускнеет взгляд, и уж потух,
А rivederla! – краткий вздох
И, как и я, секрет храня, —
На гобелен, где чудный стих
Опять заканчиваю я[66].
IV
Бегущая вода
I
1 Фонтан на пьяцца Никозия был построен в 1572 году. Джакопо делла Порта был тогда модным архитектором.
Пьяцца Никозия, собственно, не площадь. Это северо-западное ответвление виа ди Монте Брианцо.
Я сижу за столиком, передо мной конверты и стакан. Обслуживать начинают не раньше часа.
На площадь выезжает красный «Ягуар». Сворачивает на виа Леккоза и исчезает.
Солнце сияет. Вода отражает свет. Лак проносящегося мимо красного «Ягуара» отражает свет.
2 Мраморный фонтан на пьяцца Колонна* был построен Россо деи Россо в 1575 году. Россо был родом из Флоренции.
Над площадью доминирует колонна (42 м) с вычурным барельефом, повествующим о победоносном походе Марка Аврелия.
Я сижу за столиком с тёплым капучино, стаканом и графином воды.
Красный «Ягуар» останавливается на зебре. Светофор переключается с Alt на Avanti*. У людей недовольные лица.
Солнце сияет. Лак красного «Ягуара» отражает свет. Воды́ не разглядеть за машинами.
3 Фонтан на пьяцца Кампителли вполне мог быть создан Джакопо делле Порта в 1589 году. Хотя точно никто не знает.
Пьяцца Кампителли раскинулась перед церковью Святой Марии на Кампителли. Рядом есть довольно милый ресторан.
Я стою в противоположном углу площади между двумя жилыми домами, принадлежащими римскому муниципалитету.
По площади проносится красный «Ягуар». Он выезжает с виа Кампителли и исчезает за углом на виа Дельфино.
Солнце сияет. Вода отражает свет. Лак проносящегося мимо красного «Ягуара» отражает свет.
4 Фонтан на виа дель Прогрессо относится ко второму периоду творчества Джакопо делла Порта – построен в 1591 году.
Виа дель Прогрессо соединяет виа ди Санта-Мария дель Пьянто с Лунготевере деи Ченчи.
Я сижу на ступеньках церкви Святой Марии дель Пьянто. Это единственное место, где можно присесть.
Красный «Ягуар» припарковался наискосок перед палаццо Ченчи.
Солнце сияет. Вода отражает свет. Лак красного «Ягуара» отражает свет.
5 Фонтан на пьяцца Фарнезе вполне мог быть создан Джироламо Райнальди в 1628 году. Но точно никто не знает.
Пьяцца Фарнезе находится там же, где фонтан, потому что палаццо Фарнезе находится там же, где и пьяцца. Фонтанов, собственно, два. Два одинаковых.
Я обхожу площадь кругом.
Какой-то красный «Ягуар» ощупью пробирается вдоль домов.
Солнце сияет. Вода и лак красного «Ягуара» отражают свет.
II
1 Три мраморные ступени образуют подножие фонтана на пьяцца Никозия. Фонтан восьмигранный, верхнюю чашу поддерживают четыре дельфина.
Пьяцца Никозия непримечательна. Здесь расположено отделение почты.
Я изучаю меню. Pomodori ripieni, фаршированные томаты, для начала сойдёт, хорошо, если они с базиликом и мятой.
А красный «Ягуар» срывается с места и уносится с виа дель Прогрессо.
А солнце всё сияет, а вода всё падает из верхних чаш и журчит в бассейне.
2 Фонтан на пьяцца Колонна обнесён ограждением. Бассейн имеет форму эллипса, рассечённого четырьмя прогибами. Дельфины размещены в раковинах мидий. Два и два.
Пьяцца Колонна примечательна. На фасаде «Иль Темпо»* висит доска объявлений. Здесь можно прочесть о забастовке работников почты (sciopero).
Мой кофе остыл. Со стакана капает. Пакетик с сахаром намок.
А красный «Ягуар» выезжает на пьяцца Кампителли третий раз подряд.
А солнце сияет, а падающая вода свисает, как вуаль, с чаши посреди бассейна. Журчит – вода. За машинами её не видно. За машинами её, впрочем, и не слышно.
3 Фонтан на пьяцца Кампителли обнесён низенькой оградой. Он выполнен из трёх сортов мрамора: снизу сероватый бассейн, сверху розовая чаша, между ними белая балюстра.
Пьяцца Кампителли ни примечательна, ни непримечательна. Она ухожена.
На углу между домами все заглядывают в колодец, где видны руины и кошки.