но из двух бессознательных тел вряд ли получится толковая икебана. Может ты всё-таки сама решишься?
Слуха коснулось тихое копошение, потом боковым зрением он уловил мелькнувший силуэт, затем раздался звук плеснувшей в лицо воды, а за ним — глухой стон. Через несколько мгновений рядом с кроватью появились два силуэта.
Глава 2. Ковчег
— Итак, — снова начал Охотник, — как тебя зовут, нежный ты наш?
— Хаим. — Прохрипел парень.
— Хорошо. А твою подружку?
— Сара.
— Уже лучше. Так ты говоришь, Хаим, что Псы понимают нашу речь?
— Да. В них заложен, путём генетического программирования, определённого размера «словарь». Они не столько понимают слова, сколько реагируют на сами слова и их последовательность рефлекторно. Реакции тоже запрограммированы, но факт в том, что их интеллект искусственно повышен. Поэтому они не просто реагируют, а осмысливают свои реакции. Самостоятельно. Так что реакция на одни и те же слова в разных условиях может быть совершенно разной.
— Как интересно. А откуда тебе сие известно?
— Тут… — Хаим замялся, — В общем…
— Погоди-ка. Давай по порядку. Где это тут?
— В Ковчеге. Ковчег — это религиозная община. Территориально же мы привязаны к бывшему городу, название которого мне так и не удалось установить. После долгих странствий по бескрайним снежным пустыням, Падре-основатель нашёл это место. Некоторые из домов полностью похоронены под снегом, но многоэтажные дома выше его уровня. Большинство из них, конечно, сильно разрушены, но некоторые сохранились вполне достаточно, чтобы после небольшого обустройства быть пригодными для жилья… Мы заняли несколько домов в одном из… микрорайонов. На этажах, что выше уровня снега, живут в основном добытчики и воины, на средних этажах, что уже под снегом, но не у самой земли — храмовники, пророки и кормчие. А на нижних этажах, у самой земли, где возможно появление кислотных червей, — низшие, мутанты-рабы и изгои.
— На каком мы этаже?
— На самом нижнем. — После паузы произнёс Хаим так тихо, что Охотник еле его расслышал. Он снова попытался приподняться и лечь так, чтобы видеть собеседника. Снова навалилась боль, но он сцепил зубы и заставил себя приподняться на руках. Однако, чем выше он поднимался, тем больнее становилось. Рядом возникла голова Поллукса, и Пёс снова начал насвистывать странную комбинацию звуков. К своему удивлению Охотник обнаружил, что боль частично растворяется в этом насвистывании. Он удивлённо глянул на зверя и еле отвёл глаза от прямого внимательного взгляда. Неожиданно Хаим двинулся с места, подхватил его и помог лечь так, как он того хотел.
— Спасибо. — Буркнул Охотник, не зная даже — чего в нём больше: благодарности или унижения.
— Не за что. — Ответил Хаим и снова встал туда, где стоял раньше.
Собравшись с силами и отдышавшись, Охотник снова спросил:
— Причина?
Хаим, одетый в грязное рубище, нервно почесался и медленно ответил:
— Мы очень религиозная община.
— Не понимаю.
Но Хаим молчал. То ли не зная, с чего начать, то ли просто опасаясь давать пояснения.
— В чём твоя вина? — Спросил Охотник.
— Моя вина в том… — Хаим опять говорил медленно, — в том… что я… имею ненормальную тягу к… лишним знаниям.
— Разве знания могут быть лишними?
— Всё, что не относится к Святому Писанию, здесь считается лишним, вредным и богопротивным…
— Дальше.
— А что дальше. Неоднократно на меня налагали епитимью за излишнее любопытство. Несколько раз меня одевали в вериги и заставляли босиком стоять на снегу. Когда сутки, когда двое, а то и трое. Но тогда я ещё жил на средних этажах. Я оказался слишком слабым и хилым, чтобы быть добытчиком или воином, но слишком грамотным, чтобы меня сразу отправили на нижние этажи. Долгое время я был учеником храмовника…
— А подробней?
— Если ты про иерархию, то она достаточно проста: выше всех — Падре. Его ближайшие советники — кормчие. Храмовники — храмовая обслуга. Что-то вроде служащих. Дальше идут добытчики, за ними — воины, за ними — низшие, за ними — рабы-мутанты, за ними — изгои. То есть мы. — Добавил он совсем тихо.
— Понятно. В конечном итоге тебя, за твою любознательность, и отправили сюда.
— Да. Так и есть. Но, возможно, этого бы и не случилось вовсе, если бы в одном из разрушенных зданий я не нашёл случайно библиотеку. Практически все свои знания я и почерпнул именно оттуда. Но в конечном итоге меня выследили, предали анафеме и отправили сюда. А библиотеку сожгли. — Убито закончил он, а Охотник подивился тому, что парень, похоже, больше переживает по поводу погибшей библиотеки, чем по поводу того, что его низвели до самой низшей ступеньки социальной лестницы.
— Понятно. С тобой всё ясно. А что с Сарой?
Хаим опять замялся, снова начал чесаться и пыхтеть, кончики ушей покраснели, но его выручила сама Сара.
— Красота — от лукавого. — Коротко отрубила она. — Сатанинское искушение для истинных детей Церкви.
Охотник внимательно на неё посмотрел. Да, первое впечатление оказалось верным — она действительно очень красива. Только теперь понятны и её запущенность и её измождённый вид. Её красоту убивали. Сознательно и методично. Только она всё равно оставалась красивой, наперекор всему. И неудивительно, что у Хаима покраснели уши.
— Любишь её? — В лоб спросил он у парня. Тот вместо ответа только сильно покраснел. Смутилась и Сара. Похоже, она всё понимала. А, учитывая способность женщин тонко чувствовать такие вещи, об этом можно было говорить с уверенностью.
— А она тебя? — Продолжил Охотник.
Хаим опустил голову на грудь. Что ж, тоже ответ своего рода.
— А ты знаешь, — неизвестно зачем спросил Охотник, — что красота и добродетель плохо сочетаются?
Хаим поднял голову и одарил его колючим взглядом.
— Сара… Сара… — начал он, но Охотник его перебил:
— Можешь не продолжать. В данных обстоятельствах об этом говорить не имеет смысла. Тебе… да и ей… не с чем сравнивать.
— А тебе? — Зло спросил Хаим.
Охотник озадачился. Сколько он себя помнил, а помнил он себя недолго, его постоянно преследовало фоном ощущение некоей подспудной нереальности происходящего с ним. И оно раздражало. Но постичь причины раздражения он не мог, а ломать голову на пустом месте не любил. Иногда только случались кратковременные прорывы, но они пока картины не проясняли. Вот и сейчас произошло то же самое. Вроде как он говорил об общеизвестном, но стоило ему попытаться понять — с чего он взял, что это общеизвестно, как тут же мысль останавливалась, не в силах преодолеть насильно ему навязанной пограничной черты. Он скривился и решил сменить тему.
— Значит, о Псах ты узнал в библиотеке?
— Да. Насколько я понял, это