Затем повернулся и вышел.
Мастер Эремис снова выругался и рывком закрыл дверь, но поймал ее прежде, чем она хлопнула, мягко довел до конца и запер на засов. Затем повернулся к Теризе, и на его лице появилась отстраненная, особенная улыбка – улыбка, которая могла быть признаком уважения.
– Этот мальчишка бросает мне вызов, – пробормотал он. Голос мастера звучал так, словно он разговаривал сам с собой; но взгляд, который он бросил на Теризу, свидетельствовал, что он помнит о ее присутствии. – Придется мне о нем позаботиться.
Но через мгновение он уже позабыл про эти мысли и посмотрел на нее более настойчиво. Блеск в его глазах стал заметнее. Он вернулся к дивану, осушил свой бокал и снова сел рядом с ней.
Неумышленно, она все же чуть отодвинулась в сторону и теперь могла отгородиться от него поднятым бокалом. Ее щеки продолжали гореть: непонятно каким образом, но Джерадин заставил ее почувствовать, что потом она будет стыдиться того, что делает сейчас. «Леди Териза достойна лучшего». Что это могло бы означать? Он слишком мало знал ее, чтобы говорить такое.
Но то, как он произнес это – «Леди Териза достойна лучшего», – тронуло ее. И заставило отодвинуться от нависшего над ней Мастера Эремиса.
– Это мне напомнило кое-что, – голос Теризы был робким, даже просительным, но при этом она ощутила растущую отвагу – такую, что с трудом узнавала себя. Заканчивая эту фразу, она посмела встретиться с ним взглядом: – Он сказал, что вы не верите в мое существование. Помните? И вы подтвердили, что не верите, будто я существовала до тех пор, пока не появилась из зеркала? Это мне тоже непонятно.
– И в чем же? – Эремис был исполнен терпения.
Она попыталась объяснить:
– Я ничего не знаю о воплотимом. Я совершенно ничего не понимаю в этом. Но я пытаюсь. Мне легче поверить, что зеркало – нечто вроде окна. Оно позволяет смотреть из одного места на другое. Или из одного мира на другой. – Она надеялась, что он не заметит как сильно бьется ее сердце, как стесненно выходит из ее груди дыхание. Она не хотела, чтобы он понял, насколько важен для нее этот вопрос. – Гораздо труднее поверить, будто кусок стекла создает то, что вы видите в нем.
Пожалуйста, неужели вы действительно думаете, что я не существовала до тех пор, как вы впервые меня увидели?
– Ага, – он понимающе кивнул. – Как вы, наверное, уже знаете, миледи, это фундаментальный вопрос, который мучает и терзает Гильдию. Кроме того, Джойс еще более все запутал, настаивая на этической стороне всего этого дела – например, по какому праву мы воплощаем сюда воплотимое из его естественного окружения? Но я отвлекся, такой вопрос не может быть решен до тех пор, пока нет определенности в самом главном. Является ли зеркало окном, как вы выразились, или то воплотимое, что мы в нем видим, появилось только благодаря самому процессу создания зеркала и придания ему формы?
Говоря это, он придвинулся к Теризе плотнее, навис над ней. Его рука снова обхватила ее талию так, что ей некуда было деваться, и чары его снова начали брать верх. Она никогда не подозревала, что нежный запах пряностей может быть столь чувственным. Не в силах выдержать его взгляд, она смотрела на его губы словно бы наперекор своей неуверенности – не говоря уже о растущем смятении – и хотела, чтобы он целовал ее вновь.
– Основная проблема заключается в недостатке не понимания, а воображения. – Мастер забрал у нее из рук бокал и отставил его в сторону. Голос его стал ниже, охрип. – Причем свидетельство этого – явное, но мы не принимаем его потому, что, как вы заметили, в это труднее поверить.
Его губы зависли над ней, мягко целуя; раз, затем снова. На второй раз она ответила ему, словно знала, что делает.
– Миледи, – выдохнул он, – совершенно очевидно, что вы не существовали до того момента, как появились при воплощении. Зеркало глупо. Зеркала показывают воплотимое, но мы не можем воспринимать через стекло звуки. А если вы пришли к нам из другого мира, – он снова поцеловал ее, – уже существовавшего до этого, – с каждым новым поцелуем ее ответ был все жарче, – то как же получилось, что вы разговариваете на том же самом языке, что и мы?
Но поскольку Джерадину удалось сделать зеркало, которое воплотило такую женщину, мне следует восхититься его вкусом.
На это раз его рот завладел ее губами и не отпустил. Его язык разжал ее губы. Она откинулась назад на подушки – его рука вынудила ее упасть туда, опрокидывая. На мгновение все ее чувства сосредоточились на поцелуе
– и на том, как правильно целовать самой. Все было действительно так, как говорил Мастер: ее создало зеркало. И потому она свободна в своих поступках. То, что она делает, не имеет ни малейшего значения. Сначала она не сознавала, что мастер расстегивает ее рубашку. Но его поцелуй был таким крепким, а рука такой опытной, что она не испытывала ни малейшего желания останавливать его.
– Мастер Эремис, – раздался голос, – миледи Териза, не хотели бы вы перекусить?
Эремис вскочил на ноги, в глазах его пылала ярость. Териза приподнялась на подушках и посмотрела на Джерадина.
На этот раз он появился из дверного проема, ведущего во внутренние покои; видимо, он воспользовался ходом для прислуги. И снова, как и раньше, его взгляд был уставлен куда-то между Теризой и Мастером. В руках у него был огромный поднос, на котором громоздились куски сыра, хлеб и несколько кистей винограда.
– Я подумал, что, обсуждая будущее Морданта, – сказал он тоном столь небрежным, что это прозвучало вдвойне оскорбительно, – вы вполне могли проголодаться. – С этими словами он прошел дальше в комнату. – Поскольку время завтрака давно уже миновало.
– Свиное дерьмо! – тихо выдохнул Мастер. Пальцы его согнулись когтями. – Это невыносимо! Неужели я должен закрывать даже двери, предназначенные для прислуги, чтобы держать вас подальше отсюда?
– Я ведь уже сказал вам, – уважительный тон Джерадина был почти неотличим от небрежного. – Я ваш должник. Я должен хоть как-то отблагодарить вас.
Териза с огромным трудом удержалась от смеха. Второе вторжение пригодника не вызвало замешательства; оно походило скорее на абсурд. И так же абсурдно вел себя Мастер Эремис, который казался достаточно разъяренным, чтобы по столь ничтожному поводу вырвать у Джерадина из груди сердце. Оказавшийся в явно неподобающем ему месте, посреди комнаты для совращения Мастера Эремиса, подчеркнуто вежливый Джерадин напомнил Теризе, почему он ей так нравится. Ей с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});