— АТА? Коронер не упоминал ничего подобного, — сказал Росток.
— И это неудивительно. Как я и сказала, симптомы легко спутать. Ваш коронер, может быть, великолепный врач, но как и в случае с большинством медиков, его опыт ограничен болезнями, превалирующими на восточном побережье США. Высокоцивилизованный регион с высокоцивилизованными заболеваниями. Поэтому у него слишком узкий инструментарий для распознавания таких болезней.
— Смысл от меня ускользает…
— Помните, что было со случаями сибирской язвы? — спросила Чандхари. — Сначала пациентам ставили диагноз «грипп» или «пневмония». Только когда больные начали умирать, американское медицинское сообщество научилось распознавать симптомы сибирской язвы, — она с видимым отвращением покачала головой. — Большинство американских врачей не узнали бы и симптомов бубонной чумы — той самой черной смерти, что в XIV веке выкосила треть населения Европы. Всего несколько лет назад в Америке научились распознавать лихорадку Ласа, а до этого каждый случай заканчивался летальным исходом. Обе эти болезни связаны с кровью, точнее, с нарушением ее свертываемости, и до сих пор представляют угрозу в некоторых странах.
Существуют десятки заболеваний, вызывающих смерть в течение нескольких часов. Однако, в отличие от медицинских школ на моей родине, в Индии, в Америке они не изучаются — разве что упоминаются в сносках некоторых учебников. Я не удивлена, что ваш коронер ошибся с диагнозом.
Похоже, затронутая тема весьма беспокоила Чандхари.
— Американские доктора обычно смотрят на иностранных врачей, вроде меня, свысока. И лицензии нам выдают очень неохотно. Они почему-то считают, что врачи из стран третьего мира менее компетентны, чем они. Однако в Бангладеш, Дакаре и Новой Гвинее есть провинциальные медики, которые умеют лечить болезни, о которых редкий врач в США зияет. Это один из основных недостатков американских специалистов — они думают, будто все знают. Но если болезнь не встречается в Америке, студенты ее не изучают.
Росток внимательно выслушал ее речь, прежде чем попробовать вернуться к теме:
— Это заболевание крови — вы узнали о нем в Индии?
Чандхари сконфуженно покачала головой.
— Нет-нет. Я узнала об АТА здесь, в лаборатории биологической защиты.
— Значит, вы знаете, как ее лечить?
— К сожалению, лекарства не существует.
70
Смертный приговор был вынесен мягким женским голосом.
— Да бросьте, — не поверил Росток. — Должен быть способ.
Чандхари медленно покачала головой.
— Но вы же врач. Должно же быть лекарство. Это лаборатория медицинских исследований. Неужели нет ничего, что можно хотя бы протестировать на мне?
— Мне очень жаль, но лекарства от вашей болезни нет. По крайней мере, лекарства, о котором бы мы знали, — она закрыла папку. — Видите ли, это конкретное заболевание никогда прежде не наблюдалось у американского населения. Его вспышки в основном были зарегистрированы в России и начались еще в средние века. Болезнь обнаружили и назвали русские ученые, а начиная с 30-х годов XX века за его активное изучение принялись русские военные. Наша информация об АТА весьма ограничена, однако нам известно, что смерть обычно наступает в течение сорока восьми часов с момента первого соприкосновения.
— Поэтому вас так интересовало точное время?
— Именно. Вы прожили гораздо дольше остальных.
— Может быть, русские знают лекарство?
— Если даже знают, то никому его не раскроют.
— Но вы же можете связаться с ними! Разве врачи не делятся информацией между собой?
— К сожалению, все доктора, знакомые с этой болезнью, работают на военных. У них приказ хранить тайну.
71
Прежде чем Чандхари успела сказать что-то еще, щелкнул электронный замок, дверь лаборатории открылась и вошел человек, для встречи с которым Росток приехал в Детрик.
На нем была оливковая униформа военного офицера. На плечах красовались погоны с одной серебряной звездой. Росток представлял этого человека старше: перед ним же стоял привлекательный юноша с округлыми мальчишескими щеками и пухлыми губами. Он отрывисто назвал свое имя — Натаниэль Шерман — и, не подав Ростку руки, стал пристально изучать его, после чего переключил внимание на Чандхари.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как далеко вы продвинулись?
Вздохнув, доктор отдала папку. Просмотрев вложенные в нее листы, Шерман повернулся обратно к Ростку:
— Мы рады, что вы нас навестили, — сказал он. В свете вынесенного Чандхари приговора, Росток не знал, что ему думать об этом замечании. — У вас есть ко мне вопросы?
— Я действительно умираю? — спросил Росток. Это был не тот вопрос, ради которого он изначально приехал, однако сейчас он волновал его больше других.
Шерман нахмурился.
— Мне жаль, но ответ утвердительный.
— И действительно нет никакого лекарства?
— Пока нет. Для вашего состояния противоядия не найдено, по крайней мере, — на Западе. Но мы надеемся его найти. Исследовав ваше заболевание, мы можем получить некоторые ответы. Где одежда, в которой вы были в хранилище?
— Она уже выстирана.
— Печально.
— Печально? Почему?
— Было бы неплохо проверить ее на образцы.
— Какие образцы?
— Вы говорили Чандхари, что хранилище было продезинфицировано.
— Да.
— Это тоже плохо. А лаборатория Альцчиллера, как я понимаю, сгорела.
— Об этом я ничего не говорил.
— У нас есть и другие источники информации, — сказал Шерман, почти слово в слово процитировав Уинфилда.
Росток сразу понял, что Шерман ему неприятен, и, похоже, Чандхари разделяла его чувства.
— Вы ведь на самом деле не генерал? — спросил Росток.
— А вы разве не видите погоны?
— Он не военный, — угрюмо проговорила Чандхари. — Он молекулярный биолог, как и все мы.
— Я не прошел военное училище и, конечно, не поднимался по лестнице чинов. Но, так или иначе, я все же генерал и командую здесь.
Он отдал папку обратно Чандхари. Лицо доктора приняло удрученное выражение. Ее дружелюбие испарилось, как только появился этот молодой офицер. Похоже, она испытывала неловкость в присутствии Шермана, хотя явно подчинялась ему.
— Это военная база, — объяснила она Ростку. — По требованию Пентагона, операциями должен руководить офицер рангом выше полковника. Офицеров с требуемым научным образованием не оказалось, поэтому ему дали этот пост, предварительно возведя до генерала.
— Можете назвать это лабораторным назначением, — прокомментировал Шерман. — Оно так же правомерно, как и военное.
Росток не доверял молодому генералу. Казалось подозрительным, что он вошел в тот самый момент, когда Чандхари начала говорить об исследовании АТА русскими военными.
— Вы подслушивали нас? — спросил Росток.
Шерман не стал отпираться:
— Все комнаты просматриваются, тем более если у нас посетители. Это не нарушает ваших личных свобод, если вас это волнует. Не забывайте, что вы внутри особо охраняемого объекта. Если вы были внимательны, то заметили предупредительную надпись в комнате ожидания.
— Вы похожи не на ученого, а скорее на специалиста по безопасности.
Шерман улыбнулся ему одной из тех широких доверительных улыбок, что всегда настораживали Ростка.
— Внутри этого здания мы все эксперты по безопасности. Верно, Веда?
Чандхари кивнула в знак согласия.
— Конечно, я подслушивал, — сказал Шерман, повернувшись к Ростку. — А вот вы задаете слишком много вопросов.
— И, по-моему, имею право услышать ответы на них. От вас.
— Вы сейчас о руке? О кисти Распутина? Но ведь не мы нашли ее, вы. Что мы можем вам рассказать?
— По-моему, вы знаете куда больше, чем хотите показать. Может быть, я и не такой умный, как вы двое, но вижу, что вы что-то скрываете.
— Что-то скрываем? — фальшивая улыбка застыла на лице Шермана. — Нет, нам нечего скрывать. Вы сами рассказали, что рука пролежала в сейфе больше пятидесяти лет. Веда поделилась с вами всей известной нам информацией, часть из которой даже была конфиденциальной, но… учитывая ваше состояние, думаю, ее можно простить. Мне кажется, нечто, заразившее вас и других людей, могло вырасти на этой кисти. Может быть, той же биологической реакцией оно предохраняло руку от разложения, убивая бактерии и предотвращая процесс гниения.