Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она отворачивается от окна и продолжает лежать. «Еще несколько минут, — говорит она себе, — и я встану и приму холодный душ».
Через час она уже была в типографии на Грейт-Корэм-стрит и работала над невыполненными заказами. Все утро она наспех корректировала материалы. Она сознавала, что пропускает ошибки, но это не важно: главное — поскорее все напечатать.
Как она будет выпускать «Виктория мэгэзин» теперь, когда уходит Эмили Дэвис? Авансовой подписки не так много, как она надеялась, — в Лондоне не так уж плохо, но в сельской местности — полный провал. Она была не в состоянии платить высокие гонорары за второсортные рассказы Тома Троллопа; в следующий раз подумает, прежде чем обещать. Оставалось ей самой быть и издателем, и редактором, и распространителем. Придется экономить и — под разными именами — самой писать материалы для журнала. Где же она найдет многообещающих писателей, которые согласятся участвовать в журнале практически без вознаграждения?
В перерыве Фидо просматривала свою почту, отмечала, кто ей пишет, а кто многозначительно молчит. Как жрица по внутренностям жертвенного животного читала будущее, угадывала и считала своих друзей, врагов и, конечно, тех, кто выжидает, что станет с когда-то влиятельной и энергичной Фидо Фейтфул. Она не видела среди писем приглашения выступить на очередной конференции Общества социологических наук — но, с другой стороны, оно не аннулировало контракты с ней на издание его статей и отчетов. Кроме Бесси Паркес, никто из ее клиентов не порвал с ней деловых отношений.
Ни одного письма от Изы Крейг, Джесси Бушере, Сары Левин. Означает ли это, что вся Лэнгхэмская группа солидарна с Эмили Дэвис и Бесси Паркес, что все они решили предать Фидо забвению?
Но она не позволит себе предаваться унынию, ни у кого не станет просить помощи. В настоящий момент она, во избежание оскорблений, ни к кому не ездит, не развозит свои карточки, не посещает никакие светские мероприятия. Это временное, стратегическое отступление. Она напомнила себе, что к тому моменту, когда она покинула место свидетелей, Боувил сделал все, что было в его силах, чтобы как-то подправить ее репутацию. Некоторое время Фидо будет тихой и кроткой, но в отчаяние не впадет. И уж конечно, из принципа ни за что не закроет типографию!
Забыв о том, что на столе стоит чашка чая и тост с ветчиной, она сосредоточенно изучала счета типографии. Суммы оказываются значительно выше, чем она ожидала. Несколько минут она сидела в задумчивости, затем приняла решение и вызвала старшего метранпажа.
— Мистер Хэд, я начинаю понимать, что не совсем справляюсь с делами.
Молодой человек с вежливым вопросом в глазах склонил голову набок.
— Мне надоело, что меня обманывают и подсовывают негодную бумагу. Чтобы контролировать расходы типографии, для чего у меня нет ни времени, ни достаточных знаний, мне требуется серьезный и ответственный человек. Вы могли бы взять на себя эту работу?
— Если меня устроят условия, — без запинки ответил он.
— Разумеется. Кроме того, должна доверительно сказать вам, что типография крайне нуждается в средствах. Я решила — хотя и неохотно — продать паровой пресс, поскольку у нас явно недостаточно для него газетной работы. (И потому, что она больше не хочет появляться на Фаррингдон-стрит.)
— Скажите, мисс Фейтфул, вы никогда не думали пригласить партнера?
Она настороженно выпрямилась.
— Видите ли, у моего отца имеется небольшой капитал, который он намерен передать мне, если подвернется подходящее дело, — смущенно пробормотал мистер Хэд. — Тысяча фунтов.
Фидо подбадривающе улыбнулась.
— За такие деньги вы можете приобрести четверть всего бизнеса.
— Думаю, треть, мэм.
Она удивленно вскинула брови.
— Последняя оценка стоимости типографии составляла около трех тысяч фунтов, не так ли?
— Да, но с тех пор наша репутация значительно выросла, — попыталась она блефовать.
— Что ж. — Он сделал паузу, во время которой оба могут поразмыслить над тем, что стало с ее собственной репутацией за последние недели. — Если принять во внимание, что я буду исполнять обязанности управляющего, можем мы говорить о трети стоимости типографии и равной доли от всех доходов — вместо жалованья?
Является ли этот молодой человек ее спасителем или искателем выгоды, пользующимся ее слабостью? Не важно. Бескорыстных спасителей не существует. Подумав, Фидо кивнула, и он протянул ей свою длинную холодную руку.
Странно будет оказаться на равных со своим подчиненным, но Фидо решила, что привыкнет к этому. Люди гораздо легче приспосабливаются к обстоятельствам, чем им кажется.
Когда Хэд вернулся в типографский цех, Фидо села и оглядела свой кабинет. В нем все еще ощущается запах кайенского перца. История движется скачками; она уверена, что впереди ее ждут новые сражения.
Вместо того чтобы пойти домой, она сама не заметила, как оказалась на Лэнгхэм-Плейс.
У номера 19 ей пришло в голову, что нужно постучать, чтобы ее не упрекнули в невежливости. Но у нее есть свой ключ, и после минутного колебания она сама открыла дверь.
В читальне и в зале заседаний ни одного человека, никто ее не встретил, никто не преградил дорогу. Она постучала в двери разных маленьких кабинетов и наконец добралась до кабинета Бесси Паркес.
— Мисс Фейтфул! — Бесси Паркес даже не встала и посмотрела на Фидо, сидя за своим письменным столом, где, как всегда, царил образцовый порядок.
В первый момент Фидо была не в состоянии говорить, а просто протянула номер «Александры мэгэзин», открытый на восьмой странице.
— Я пришла просить, чтобы вы напечатали опровержение. — Она судорожно глотнула воздух. — В этом сообщении, помещенном в вашем новом журнале, вы полностью исказили все факты. Вы заявляете, что я в течение четырех лет не принимаю участия в деятельности Общества содействия трудоустройству женщин и в журнале…
— Вы не занимаете никакого поста в каком-либо комитете, — напомнила ей Бесси Паркес.
— Вы прекрасно знаете, что я присутствовала на всех собраниях и участвовала во всех кампаниях. Я основала отделение общества в Дублине и в Эдинбурге… Вела один из регистрационных журналов учета рабочих мест, не говоря уже о помещении в «Таймс» статей, в которых знакомила женщин с нашей работой… — Фидо говорила слишком взволнованно, хотя и старалась успокоиться. — И если у меня не было официальной должности, все понимали, что это только из-за того, что я занималась издательством «Виктория-пресс», которое, несмотря на ваши жалкие попытки отказаться от него, остается блестящим примером способности женщин к профессиональному труду!
Долгий вздох.
— Вы находите необходимым этот разговор? Какую пользу, по-вашему, он может принести?
— А было ли так необходимо публично отрекаться от меня, делать из меня козла отпущения?
— У нас были для этого основания, — резко возразила Бесси Паркес. — Вы навлекли дурную славу не только на себя, но и на Лэнгхэмскую группу: это мы имеем право считать себя оскорбленными. Со всех табличек уже стирается ваше имя, как личное, так и профессиональное. Общество социологических наук вряд ли продолжит печатать у вас свои материалы, и, если вы и дальше будете вести себя так же бесцеремонно, можно не сомневаться, что королева сочтет необходимым лишить ваше издательство своего покровительства.
— Полагаю, что после недавних неприятностей я вышла с восстановленным именем, — сказала Фидо, стараясь не замечать своей неуверенной интонации.
— Скорее, едва оправданным, — уточнила Бесси Паркес, выразительно глядя на нее своими большими, как у куклы, глазами. — Судья Уайлд, конечно, проявил к вам милосердие в своей заключительной речи, представив вас просто не слишком разбирающейся в законе и отступницей. Воистину, это достойно удивления: как вам удалось предать одновременно и вашу подругу, и наше движение!
Фидо судорожно перевела дыхание.
— Я предана нашему делу, и вы это знаете.
— Нет, мисс Фейтфул, боюсь, я считаю вас безнадежной. При всем вашем уме и энергии, теперь я вижу, что с вами не все в порядке, что однажды — упаси бог! — может привести вас в тюрьму Милбанк.[70]
— Это неправда! — настаивала она. — Я такая же, как была всегда.
Бесси Паркес пожимает плечами:
— Но рты уже открылись, и их не закрыть.
— Следовательно, для вас имеет значение только внешняя сторона?
Бесси Паркес вспыхнула:
— Стремление сохранять благопристойный вид — это еще не грех! Если работающая женщина не носит нижних юбок, но верхняя у нее всегда чистая и аккуратно заштопана, или она ставит чашку на стол так, чтобы гостю не видно было, что она треснутая, — вы можете назвать это лицемерием, а я скажу, что она делает это из уважения к обществу.
- Музыка и тишина - Роуз Тремейн - Историческая проза
- Письмо от Анны - Александр Алексеевич Хомутовский - Историческая проза / Русская классическая проза
- Имя Твоё… Женщина Подмосковья - Н. Цехмистренко - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Публицистика
- От письма до письма - Юрий Нагибин - Историческая проза
- Далекие берега. Навстречу судьбе - Сарду Ромэн - Историческая проза