Часть первая. Пришествие.
1.
И последний поход почти не отличался от предыдущих, как почти не отличаются друг от друга до поры до времени мирно дремлющие стрелы в боевом колчане.
Все изменилось после битвы у Сеаскона, на земле франков. Два дня мы штурмовали неуступчивую крепость на берегу Рейна, два дня лилась кровь, и один за другим гибли наши товарищи, пока мы наконец не взяли последнюю башню и, озверев от одуряющей рубки, не умертвили немногих оставшихся в живых, не пощадив даже женщин и детей. Рюрик, Аскольд, Синеус, Дир, Трувор и я – шестеро уцелевших – нашли в развалинах бочонок вина и утоляли жажду из золоченых кубков, доставшихся в добычу. Глаза норманнов еще полыхали огнем, а душа с трудом отходила от неистовства, но было видно, как с каждым глотком утихал пресытившийся кровью пожар, и душу заполнял бесстрастный пепел опустошения. Рюрик пил наравне со всеми, а глаза его оставались такими же, как и до битвы – острыми и холодными, словно пустынные утесы берегов далекой родины. Именно тогда он и произнес фразу, показавшуюся мне ценнее всех кубков, доспехов и сундуков с тканями, позднее погруженных в опустевший драккар. Он сказал тогда четко и коротко, как умели говорить норманны, умудренные суровостью быта и закаленные одиночеством: «Главная дорога – не дорога к Одину, а дорога возвращения». Он произнес это, ни к кому не обращаясь, но наши взгляды встретились, и каждый прочел в чужих глазах то, что хотел прочесть.
Утром мы отправились домой, и обратный путь был долог и опасен вдвойне – нас было слишком мало, но вернулись мы все шестеро и, вернувшись, поняли, что возвращались в никуда, и, что дорога домой не закончена, и неизвестно, что закончится раньше – дорога к Одину или дорога возвращения. Лишь я теперь твердо знал, что именно мы заложим первые камни в основание нового дома, и камни эти будут прочными, но неотесанными и непосильными для многих из нас.
Мы вернулись, а наш род бесследно исчез вместе с островом, всегда казавшимся нам лучшей защитой для женщин, детей и стариков во время нашего долгого отсутствия. Когда-то дед Рюрика привел сюда несколько спасающихся бегством семей в надежде переждать трудные времена, окрепнуть и продолжить борьбу за старые отцовские земли. Но шли годы, мрачный скалистый остров казался уже не таким чужим и пустынным, а пот, пролитый здесь, прикреплял к себе не меньше, чем кровь, пролитая на родине предков. Все последующие годы с большой земли, очертания которой в ясную погоду различали даже старики, никто не беспокоил, да и сами островитяне считанное количество раз высаживались на нее в поисках целебной травы, помогающей иметь детей даже иссушенным временем женщинам. И только дед Рюрика, затем его отец и сам Рюрик знали единственный безопасный проход среди многочисленных рифов и мелей, окружающих одинокий остров. Они хранили эту тайну как символ власти над своим быстро возрождающимся народом и, уходя в далекие походы, отказаться от которых дед Рюрика не мог даже в самые безлюдные годы, не доверяли ее никому, возвращаясь всегда целыми и невредимыми. Но вот остров бесследно исчез, унеся с собой тайну гибели сотен людей, а Рюрик не мог поступить так же как его дед много лет назад – с ним находилось лишь пятеро растерянных мужчин и драккар, наполненный казавшейся теперь бесполезной добычей.
Через ночь после нашего возвращения, нарушив молчание, он обратился ко мне, хотя я не мог похвастаться ни знатностью происхождения, ни доверительной близостью к конунгу.
– Говори!
– Олег. – Я заранее знал что ответить, но произнес все еще чужое, режущее ухо имя сначала убедившись, что потрясение, испытанное им не лишил его способности рассуждать здраво, как перед решающей битвой.
И после короткой паузы, Рюрик произнес коротко, словно отдавая приказ:
– Да, ты прав!
И все восприняли его утверждение как приказ, только на безбровом лице Дира мелькнула и тут же исчезла тень недоумения, которой я не придал большого значения.
2
Странное это было племя, и война с ним была странной. Мы никогда не могли застать их врасплох, а они не принимали открытого боя, несмотря на численное превосходство. Все что нам доставалось – пустые деревянные постройки в небольших селениях, обнесенные двухрядным тыном, скорее защищавшим от дикого зверя, чем от нападения себе подобных, и все что мы могли – это сжечь их, сокрушаясь, что не добыли ни славы, ни трофеев, ни продовольствия. Иногда мы видели легкие однодревки с вооруженными людьми, ускользающие в утренней дымке тумана по извилистым озерным протокам, или группу подростков, неожиданно появлявшуюся из густого леса и также неожиданно в нем растворяющуюся, но преследовать их не решались – боясь не столько внезапного нападения, сколько необъятных просторов таинственной земли не принимающего боя народа.
Олег прокрался к нам на драккар, бесшумно миновав дозорных – а как, не знал даже великий Один, – и сам разбудил спящих, чувствующих себя в полной безопасности воинов, чтобы потом, без страха оказавшись в их тесном недоумевающем окружении с восхищенным восклицанием поглаживать выпуклые щиты и блестящие кольчуги. И мы, суровые вояки, ошалев от такого нахальства, восприняли его поведение как еще одну странность странного народа и позволили Олегу в течение целого дня беспрепятственно находится вместе с нами, не считая его ни тайным лазутчиком, ни явным врагом.
Он был тогда безусым и тонким, намного моложе Синеуса, самого юного из нас, и как заметил Рюрик, душа, открыто начертанная на лице незнакомца, защищала его надежнее, чем броня.
Благодаря Олегу, мы отчасти поняли казавшееся нам странным поведение озерных обитателей, которых стали называть русами, ибо язык их был похож на язык многолюдного племени русов, с которым мы неоднократно сталкивались в теплых странах. Они и ранее встречались с норманнами, знали нашу воинскую доблесть и поскольку издавна вели беспрерывные войны с соседями, родственными им по языку и обычаям, отказались от ожесточенных стычек с нами, сберегая силы для более важных сражений, от которых и зависела их и так незавидная доля. В земле русов были и крупные, богатые города, представлявшие лакомый кусок для добычи, но мы предпочитали более дальние походы, в надежде избежать даже случайной встречи с драккарами враждебных нам родов.
«У нескольких родственных нам племен есть свои варяги – рассказывал Олег – и они стали воеводами, а где-то даже вождями, и именно в войнах с ними Перун собирает самую обильную кровавую жатву. Мой брат не раз сокрушался, что слепой случай не послал нам хотя бы одного варяжского воина, укрепившего наши боевые порядки».
«Ты просишь, что бы кто-то из моих людей остался с тобой» – догадался Рюрик, на всякий случай окидывая вопросительным взглядом преданных соратников. Ни один мускул не дрогнул на норманнских лицах, хотя с первых минут встречи с Олегом я почувствовал, что его появление среди нас было неслучайным, и наши пути в будущем пересекутся, как пересекаются линии судьбы на человеческой ладони.
В сумерках русич покинул гостеприимный драккар, дружески попрощавшись с Рюриком и со мной, и поклонившись всем остальным, уже привыкшим к впечатлению, производимому мною на представителей иных народов, которые из всех нас, помимо Рюрика, выделяли именно меня, Свенельда.
В том, что Олег был не простой воин – мы убедились на следующее утро, когда получили в подарок несколько добротно выделанных бочек с засоленной рыбой, копченым мясом и сладким тягучим вином, не пробованным нами даже в далеких южных землях, куда мы взяли курс, покинув страну русов.
Мы надеялись на счастливое продолжение плавания и в непрестанных трудах и заботах вскоре забыли про Олега и про его просьбу, и только Рюрик был молчаливее своих воинов и чаще других пил сладкое вино из меда бортевых пчел. И все мы понимали, в чем причина его необычного поведения – у Рюрика мог быть сын такого же возраста, как Олег, и матерью его сына могла быть женщина родом возможно из племени Олега.
Но у Рюрика вообще не было ни одного сына!
3
Рюрик нравился женщинам, и не исключительно потому, что был главой рода и этим вызывал к себе интерес и почтение – чувства, очень часто перерастающие в любовь, но и просто как один из немногих мужчин, сама внешность которых оказывала влияние на зарождение подобных чувств или хотя бы на желание окружающих быть как-то ближе к такому человеку.
Зеленые, словно у женщины, глаза на гладко выбритом лице, густые белесые брови и правильной формы нос с тонкими, почти хрупкими ноздрями сначала производили ощущение нелепости, нереальности, а потом притягивали и завораживали. Да и шрамы не искажали правильные черты его лица, а придавали ему необходимую мужественность и твердость.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/7/0/7/4/187074.jpg)