Читать интересную книгу Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Вошли два члена клуба и заняли столик позади него; он не узнал их по голосам. Его внимание привлекало слово «кочерга».

— В ночной рубашке, да еще с кочергой наготове, — сказал один. — Он и сам словно из пословицы.[69]

— Ну, видимо, боялся, что леди замерзнут, если он не поворошит у них дрова, — с усмешкой заметил второй. — Хотя этот шут гороховый все время пропадал в море, так что они обходились и без его забот.

— Еще бы! Им и без него было достаточно тепло в постели!

Гарри стиснул кулаки.

— Эта ее приятельница, должно быть, сильна не только головой, если сумела отбить жену у такого верзилы, хотя и принимала «лекарство»! — захохотал первый. — Куда до нее адмиралу… О да, благодарю вас, три кусочка сахара.

«Не обращай внимания», — приказал себе Гарри. Он не в силах запретить людям чесать языки. Он стал тем, что управляющие крупными фирмами называют «притчей во языцех».

Как только официант удалился, снова прозвучал первый насмешливый голос:

— На мой взгляд, этот старый хрыч иного и не заслуживал.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Судя по всему, он еще до того, как его жена стала блудить, был не очень-то строгим мужем.

— Да ты же слышал, как нагло она себя вела! — возразил второй.

— А он не должен был этого терпеть, судья так и сказал. Если бы он держал ее в руках, она утихомирилась бы, умерила свою страсть, занялась бы домом и детьми.

«Что я наделал?» — с ужасом спрашивал себя Гарри. В унылой и тесной каморке Бёрда мстительная миссис Уотсон высказала самое грязное предположение насчет отношений между Хелен и Фидо, а он, дурак, согласился, чтобы об этом говорилось во всеуслышание, и теперь публика воспринимает все это как святую истину! Вот уж действительно, пусти козла в огород!

— Гм, — глубокомысленно мычал второй, будто они обсуждали сооружение канализационной сети или права ирландцев. — Но судя по тому, что говорилось в суде насчет ее потребностей, они у нее превосходят обычные.

— Не это главное. Моя жена тоже довольно пылкая по натуре, но даже если я оставляю ее в разочарованном состоянии, она не пустится во все тяжкие.

Больше Гарри не мог этого выносить. Он встал так резко, что опрокинул стул, и, нависая над приятелями, грозно спросил:

— Сэр, вы меня узнаете? А вы?

У одного вид смущенный, у другого брезгливый.

Один, заикаясь, произнес:

— Не думаю, что я имел честь…

— Меня зовут Генри Джон Кодрингтон, — прогремел адмирал. «И я любил свою жену, как мог, и не был с нею жестоким, а она не была ненормальной!» — готов он закричать. — Не знаю вашего имени, но с уверенностью могу сказать, что вы не джентльмен.

— Оставьте, адмирал…

— Все в порядке? — Рядом с Гарри возник швейцар.

Гарри не обратил на него внимания.

— Это возмутительно! Вы смеете пачкать имя леди, которую никогда не видели… — В голове у него мутится. Как может он защищать имя Хелен, когда на то, чтобы обесчестить ее, потратил тысячи фунтов и опозорил старинный и почтенный род Кодрингтонов?

Один из приятелей выжал слабую усмешку.

— Мы только повторяем то, что пишут в газетах.

— Жалкое объяснение!

Швейцар положил руку на локоть Гарри.

— Успокойтесь, адмирал. В клубе не полагается устраивать ссоры.

— Во времена наших отцов, — гремел Гарри, указывая пальцем на их испуганные лица, — я бы вышвырнул вас отсюда. Я схватил бы вас за горло и отколошматил тростью, как последних подлецов!

— Право, адмирал, никаких ссор в клубе, — повторял швейцар, уводя его прочь.

Глава 18

FEME SOLE

(англ. юр.: незамужняя женщина)

Встань! И если держит прошлое тебя,

Забудь и радости, и горести его:

Ведь хуже нет напрасных сожалений!

Каким бы ни было оно — оно мертво.

Так вырвись без оглядки из призрачных цепей,

Усвоив лишь его уроки для той борьбы святой,

Что ты ведешь Сегодня!

Аделаида Проктор. Сейчас (1864)

«NB. Поскольку искательницы работы нередко направляли свои заявления в типографию „Виктория-пресс“, ошибочно полагая, что ее владелица мисс Э. Фейтфул представляет Общество содействия трудоустройству женщин и что именно к ней и нужно обращаться в подобных ситуациях, полагаем, здесь будет уместно разъяснить истинное положение вещей.

Одно время Общество рассматривало возможность организации типографии, где работали бы женщины, но пришло к заключению, что таковое предприятие будет более успешным как частное предприятие; потому мисс Фейтфул и взяла на себя осуществление данного проекта. Общество считает необходимым заявить, что оно не связано с издательством „Виктория-пресс“ ни юридически, ни организационно. За последние четыре года мисс Фейтфул не принимала никакого участия в деятельности Общества содействия трудоустройству женщин, а также в „Журнале английской женщины“, а потому предназначенную ей корреспонденцию не следует направлять в Общество по адресу Лэнгхэм-Плейс, 19.

Выражаем надежду, что после данного разъяснения вопрос можно будет считать закрытым»

(Александра мэгэзин и Журнал английской женщины. 1864. № 1).

«Лэнгхэм-Плейс

30 октября 1864 г.

Дорогая мисс Фейтфул!

Прилагаю окончательный вариант первого номера „Виктории мэгэзин“ и с нетерпением жду, когда я смогу просмотреть гранки.

Хотя Вы можете этого не знать, но Ваше неожиданное отсутствие на протяжении нескольких недель чрезвычайно осложнило мне подготовку к выпуску этого номера. По дополнительным причинам эта задача оказалась более трудной, чем я ожидала; должна сказать, что с тем бюджетом, который Вы мне предоставили, я нашла практически невозможным достигнуть высоких стандартов, о которых мы с Вами мечтали. Я понимаю, что вложения должны расти постепенно, но в настоящий момент, не располагая достаточными средствами для выплаты гонорара уважаемым писателям, вряд ли можно добиться реального улучшения.

Признаюсь, лишь после долгих размышлений я решила со следующего месяца отказаться от интересной работы, которую Вы так любезно предложили мне, я имею в виду создание периодического издания, которое со временем, под Вашим редакторством или кого-то другого, безусловно, станет очень значительным и авторитетным выразителем идей нашего движения.

Разумеется, в принятом мной решении сыграли свою роль и определенные посторонние факторы. Нам нет необходимости обсуждать их.

Поверьте, мисс Фейтфул, я ничего не имею лично против Вас — я всегда буду испытывать глубочайшее уважение к Вашей работе и сожалеть о требованиях момента.

Искренне Ваша, Эмили Дэвис».

Фидо лежит в постели; сквозь занавеси с трудом проникает бледный желтый свет. Она с удивлением ловит себя на том, что хотела бы никогда не уезжать из Хэдли. Но мысль почувствовать себя заурядной женщиной кажется ей очень привлекательной. Она могла бы остаться жить в своей семье, быть просто дочерью, у которой только и дела, что играть на фортепьяно и помогать матери заботиться о деревенских ребятишках…

После суда Эстер не осталась поговорить с Фидо. Фидо видела ее снаружи Вестминстер-Холла, когда та еле шла по улице, спотыкаясь, словно больная. Как она опишет этот долгий день своему мужу, что расскажет отцу и матери, когда приедет к ним?

Фидо не могла заставить себя принимать это близко к сердцу. Слишком велика ее усталость после шести лет работы в замкнутых душных конторах, где ей приходилось выслушивать отчаявшихся женщин; после шести лет отчаянных усилий предоставить возможность выбора представительницам своего пола (которые, в большинстве своем, в основном интересуются рюшками да оборками!). Она израсходовала все свои силы, все терпение, все сочувствие. И каковы же результаты грандиозного проекта, в котором она принимала участие? Около двух дюжин женщин, которые умеют набирать текст и вести бухгалтерский учет, вместо того — или перед тем — чтобы рожать детей. Сколько взволнованных речей, сколько страстных убеждений и доводов — и все напрасно! Ни один закон, попирающий права женщин, так и не изменен.

«Я не из таких женщин», — сказала Хелен, когда Фидо предложила ей работу корректора. Только теперь Фидо осознает подразумеваемый ею оскорбительный смысл. Хелен вовсе не хотела этим сказать, что она не способна на эту работу. Она имела в виду, что работа — это унизительный выход для женщин, число которых сейчас намного превышает мужское население Англии, не нашедших себе мужа.

Фидо продолжает неподвижно лежать в постели. У нее не осталось никакого запаса сил, все ее резервы исчерпаны. «Можно продать типографию, — думает она со смутным искушением, — или закрыть ее на время и отправиться за границу — на собственные средства. Родителям это понравилось бы». (В Париж? В Амстердам? Или в Рим?) Это понятно; кто мог бы винить ее после того, что произошло?