С любовью посвящаю моим давним друзьям
Грейн Ни Дуилл и Дебре Уэстгейт
Страницы заветные в сердце храню:Рукою искусной начертаны,Печатью они скреплены,Недоступные чуждому взору.
Но если б он в них и проник,Что постиг бы в таинственной вязи?
И только взору Твоему,Исполненному странного родства,Открыли сокровенный смыслЗагадочные письмена.
Элиза Кук.[1] Стансы к Шарлотте Кушман (1851)
Глава 1
PRIMA FACIE
(лат.: наличие достаточно серьезных доказательств для возбуждения дела)
Каждая женщина должна иметь право зарабатывать на жизнь, используя дарованные ей Богом способности.
Эмили Фейтфул.[2] Из письма в «Журнал английской женщины». Сентябрь 1862 г.
Последний день августа, и небо цвета раскаленного пепла. От рынка Смитфилд несется смрад, в воздухе сверкают частицы каменной пыли. Она быстро идет по Фаррингдон-стрит в толпе пешеходов, в которой мелькают дамские шляпки, котелки, цилиндры и плывут корзины на головах уличных торговцев. Неожиданно кто-то прикоснулся к ее руке. Она резко остановилась, инстинктивно прижав к себе сумочку, но в тот же миг узнала эту руку с нежными розовыми пальчиками.
— Фидо?[3] — Веселый мелодичный голос словно отбросил ее на много лет назад.
Сейчас ее так зовут почти все знакомые, но первой была Хелен. Фидо подняла взгляд: изящный овал лица, все те же медно-рыжие волосы. Нарядное платье броского лимонного цвета, в свободной руке зажата белая кружевная перчатка. Плотный людской поток оттеснил Фидо в сторону и толкнул прямо на офицера в красном мундире с ослепительно сияющими медными пуговицами, который поспешно извинился.
— Я сразу тебя узнала! — воскликнула Хелен, скрываясь от палящего солнца под ярко-зеленым зонтиком. — А ты, видно, приняла меня за карманного воришку? — При этом она весело смеется.
— Только в первый момент, миссис Кодрингтон, — облизнув пересохшие губы, ответила Фидо.
Красивое лицо исказила гримаса боли.
— О, Фидо, зачем так официально?
— Ну хорошо, Хелен, — уступила Фидо и улыбнулась, несмотря на сильное волнение, вызванное встречей с бывшей подругой. Она выхватила из кармана жакета носовой платок и промокнула вспотевший лоб.
Женщины затруднили движение пешеходов, их обогнул старик с рекламными щитами на спине и на груди с надписью «Это должно быть в каждом доме!», но Фидо не успела заметить, о чем речь.
— Но какая ты стала большая! — удивилась Хелен.
Фидо невольно опустила взгляд на свою полную грудь под скромным коричневым платьем.
— Что правда, то правда.
Розовые пальчики взлетели к коралловым губкам.
— Несносная! По-прежнему ухитряешься по-своему истолковывать мои слова или притворяешься, что понимаешь их именно так. Я хотела сказать, что ты стала очень взрослой.
— Но ведь прошло… лет семь? — неуверенно произнесла Фидо. Поправляя шляпку, она вдруг увидела, что красный мундир все еще маячит рядом, и повернулась, намереваясь прогнать его возмущенным взглядом.
— Ах, извини! — спохватилась Хелен. — Позвольте вас познакомить. Мисс Эмили Фейтфул — полковник Дэвид Андерсон, с Мальты, друг семьи.
Полковник учтиво склонил белокурую кудрявую голову. Фидо машинально позволила ему пожать ей руку.
— Очень рада, — рассеянно улыбнулась она.
— Вы — мисс Фейтфул?
Она вздрогнула. Судя по акценту, этот человек шотландец.
— Владелица типографии и издательства имени королевы?
А он хорошо информирован! Фидо кивнула.
— Ее величество удостоила нас чести добавить ее имя к названию нашего предприятия «Виктория-пресс». — Она обернулась к Хелен. Ей так много хочется сказать, но слова застряли в горле. — Вы с капитаном Кодрингтоном приехали домой в отпуск или…
— Даст бог, навсегда! — с чувством ответила Хелен.
Ее губы слегка изогнулись, и эта знакомая улыбка мгновенно вернула Фидо в прошлое, вызывая головокружение. Она боялась, как бы с ней не случился обморок прямо здесь, в пыльной толчее лондонского Сити.
— Собственно, теперь он — вице-адмирал Кодрингтон, — заметил полковник Андерсон.
— Да, конечно, извини, Хелен, — быстро проговорила Фидо. — Дело в том, что я помню его под именем, которое он носил в дни… — «Когда я знала его? Когда я знала тебя? Но я уже не та девушка. На дворе 1864 год. И мне уже скоро тридцать», — проносится у нее в голове.
— Гарри закрылся со своими бумагами, сразу после того, как наша ужасная посудина покинула Мальту, и по сию пору не выходит из кабинета, — пожаловалась Хелен. — Вот и пришлось мне сегодня буквально навязать полковнику роль носильщика моих покупок.
— Я согласился на это исключительно по собственной воле, миссис Кодрингтон, — галантно поправил ее полковник, покачивая тесемками, на которых болтались два маленьких свертка. — Пожалуй, перейду на другую сторону, чтобы забрать ваши… как бишь их?
— Дюжину пурпурных кистей для штор, — напомнила Хелен.
— Вот именно!
«Полковник довольно тактично нашел предлог, чтобы оставить нас наедине», — подумала Фидо. Но без него между ними сразу возникло напряженное молчание.
— Ужасная жара, — выдавила она.
— А меня она возвращает в прошлое, — с очаровательной улыбкой сказала Хелен, слегка отклоняя зеленый купол зонтика и подставляя голову беспощадным солнечным лучам.
Глядя на ее свежее лицо, Фидо с трудом верилось, что ей уже около тридцати шести лет.
— В Италию? Или ты имеешь в виду Индию?
— О, и ту и другую: всю мою пылкую юность.
— А на Мальте… тоже было жарко?
У Хелен вырвался низкий грудной смешок, скорее похожий на рыдание.
— Значит, мы дошли уже до разговоров о погоде!
Фидо охватило раздражение.
— Видишь ли, сегодня у меня мало времени…
— Ну да, я едва не забыла, какой важной персоной ты стала! Мисс Фейтфул, известная поборница новых идей и филантроп.
От возмущения Фидо готова была схватить ее за плечи и встряхнуть, как куклу.
— Я предпочитаю называть себя женщиной, занимающейся делом.
— Теперь понятно, почему я была забыта, как только покинула родину, — с горькой усмешкой заметила Хелен. — Ты была слишком поглощена своей героической битвой в защиту нашего угнетенного пола!
Фидо была поражена.
— Что значит — забыта?
Хелен изящно повела обнаженными плечами.
— Однако, наверное, существуют способы сделать это не так резко и жестоко, ты согласна? — Внезапно Хелен оставила шутливый тон. — Известно, что порой дружба подвергается тяжелым испытаниям. Но ты могла бы расстаться со мной более бережно — после всего, что между нами было.
Фидо сморгнула попавшую в глаз угольную пыль.
— Я хочу сказать, что с твоей стороны это было слишком грубо и бесцеремонно. И не в твоих правилах, насколько я тебя знала.
— Погоди! — Фидо взмахнула рукой в простой белой перчатке, словно желая заставить ее замолчать.
Но Хелен продолжала тараторить:
— Очевидно, ты все решила относительно нас с Гарри уже в тот момент, когда мы только поднимались на корабль, чтобы отплыть на Мальту, не так ли? Мы вдруг до смерти надоели тебе своими ссорами, да? — В ее голубых глазах блеснули слезы. — Я допускаю, что мы тебя утомили. Но, признаюсь, когда я поняла, что забыта, как забывают вчерашнюю газету…
— Но, дорогая! — гневно вскрикнула Фидо. — Твои обвинения несправедливы, просто чудовищны!
Хелен подняла на нее взгляд обиженного ребенка:
— Может, напомнить тебе, что я отправила на ваш адрес в Валлетте два письма, но ни на одно не получила ответа?
— Что за вздор ты несешь!
Фидо была совершенно сбита с толку.
— Неужели ты всерьез думала, что я на них не ответила? — воскликнула Хелен с оскорбленным видом.
— С Мальты?
— Разумеется, с Мальты! Я впервые оказалась в этой чужой для меня стране и как никогда раньше нуждалась в задушевной подруге. Почему бы я перестала тебе писать? Я изливала тебе все свои огорчения…
— Когда это было? — прервала ее Фидо. — В каком месяце?
— Как я могу помнить после стольких лет! — пожала плечами Хелен. — Но я помню, что сразу ответила на твое письмо, — кстати, заметь, на одно-единственное твое письмо, которое получила от тебя за все время нашей жизни на Мальте. Я отправила тебе несколько длиннющих посланий, но ты просто перестала отвечать. Ты и представить себе не можешь, как я волновалась, когда приходила почта из Англии и я вскрывала пакет…
Фидо закусила губу с такой силой, что почувствовала солоноватый привкус крови.