Читать интересную книгу Запечатанное письмо - Эмма Донохью

— Это зависит от темперамента женщины, — серьезно произнес доктор. — Если она холодная и пассивная, то, скорее всего, никаких особенных последствий это не вызовет. Но если она горячего темперамента, то будет страдать от напряжения, плохого сна, нарушения пищеварения и эмоционального расстройства.

— А как бы вы охарактеризовали темперамент ответчицы?

— Как очень горячий.

«Он хочет ее», — поняла Фидо. Этот маленький врач жаждет ее, но говорит себе, что просто по-доброму к ней относится. Такое впечатление, что Хелен возбуждает желание у каждого встречного, и грустная ирония состоит в том, что Гарри, когда-то сам страстно ее желавший, не видел этого, не понимал.

— Следовательно, если человек на протяжении многих лет лишает жену ее прав на физическую близость, — уточнил Хокинс, — можно ли считать этого человека невиновным в том случае, если природная жажда страсти захлестнет ее и подтолкнет искать освобождения где-то в другом месте?

— Ни в коем случае!

Боувил шепотом посоветовался со своим клиентом и вдруг вскочил.

— Доктор Пикторн, вы бы удивились, — рычит он, — если бы узнали, что в ночь так называемого жестокого обращения мужа ответчица вернулась с бала очень поздно и пребывала в неестественном возбуждении, вызванном танцами и крепким пуншем, — подчеркнул он, — и что, когда она упорно пыталась забраться в постель истца, при этом отпуская выражения, недостойные английской леди, он был вынужден мягко выпроводить ее из комнаты?

Доктор неопределенно пожал плечами:

— То, что кажется мягким высокому и сильному офицеру, может не показаться таковым хрупкой женщине.

Боувил принял еще более решительный вид.

— Кроме того, знакома ли вам точка зрения многих известных медицинских авторитетов, что целомудренная женщина не нуждается в плотских утехах? Что для многих жен естественное прекращение супружеской близости после рождения нескольких детей кажется подлинным облегчением?

— Я знаком с таким мнением, — смело заявил доктор, — и считаю его крайне невежественным.

Боувил изобразил полное изумление.

— Разве мужчины и женщины, при всех их различиях, не сделаны из одного теста?! — воскликнул доктор.

Фидо внутренне застонала. Он говорит как сторонник феминизма.

Как только этот свидетель был отпущен, снова встал Хокинс.

— В этом зале суду приходилось часто слышать страшные показания о жестокости, с какой рабочие обращаются со своими женами, но у образованных джентльменов имеются свои, утонченные формы жестокости. Они редко размахивают кулаками, — коварно бросил он через плечо в сторону Гарри. — Они просто совершают насилие над нежными женскими чувствами, просто терзают их утонченные души!

А позиция Хелен выглядит довольно уверенной, неожиданно поняла Фидо. Во всяком случае, жюри может прийти к выводу о частичной вине Гарри и развести их. И какой тогда станет жизнь Хелен? Без детей, с подмоченной репутацией. Впрочем, у нее останется ее имя, доход и свой дом.

«Правда, суд еще не выслушал мои показания».

— Истец пошел еще дальше, — выразительно подчеркнул Хокинс, — и 11 октября 1856 года обнаружил свой истинный характер. Я вызываю мисс Эмили Фейтфул.

Она едва расслышала свое имя сквозь рев толпы и готова была бежать по проходу подальше от этого возбужденного гвалта и жадных глаз.

Будто в бреду, она поднялась на место для свидетелей. Оглядела зал в поисках Хелен, но вместо нее увидела единственное знакомое лицо — к ее ужасу — лицо сестры Эстер: полные щеки и строго поджатые губы. Фидо поспешно отвела взгляд. Эстер проявила благородство, явившись сюда от имени всей семьи, но Фидо хотелось провалиться сквозь землю.

Она положила руку на Библию и без колебаний произнесла слова присяги. Само слово больше не имело для нее значения, только дух. Она была обязана найти свой путь через эти непроходимые дебри.

Хокинс коротко улыбнулся, словно поздравляя, что ей удалось преодолеть свое малодушие. Фидо внутренне настроила себя не поддаваться на его заигрывания.

Она механически ответила на несколько вопросов о ее владении издательством «Виктория-пресс», как она догадывалась, предназначенных показать, что она человек серьезный и деловой.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с супругами Кодрингтон?

— Это было в 1854 году, — ответила она и откашлялась. — В 1854 году я жила с… — не надо упоминать ее сестру. — Я жила в деревне Уолмер в Кенте, где и познакомилась с миссис Кодрингтон.

— Это десять лет назад. Сколько вам было лет?

— Ровно девятнадцать.

— Вы жили в доме деревенского пастора, воспитывались в очень строгих правилах и совсем не знали свет?

— Пожалуй да. — Он решил показать ее в этом ракурсе? Подождав, она продолжила подготовленный рассказ: — Миссис Кодрингтон познакомила меня со своим мужем, и по их общему настойчивому приглашению я приехала к ним в дом на Экклестон-сквер. Я находилась там до 1857 года — не в качестве компаньонки миссис Кодрингтон, как писали газеты, — жестко уточнила она, — а в качестве друга.

— Преданного друга семьи, — кивая, уточнил Хокинс.

«Он считает, что я еще свидетель Хелен; думает, что я ее последний и самый выигрышный шанс».

— Какое впечатление у вас создалось об их семейной жизни?

Вот оно!

— К сожалению, они часто ссорились. В первые же дни моего знакомства с ней… с миссис Кодрингтон, она призналась, что несчастна в семейной жизни. Иногда они по неделе не разговаривали друг с другом.

— Какую комнату вы занимали в доме на Экклестон-сквер осенью 1856 года?

— Большую спальню, примыкающую к спальне Кодрингтонов.

— Вы хотите сказать, что они спали в одной комнате?

Фидо с трудом верила, что во всеуслышание говорит о столь интимных вещах.

— В то время очень редко. Эта спальня скорее считалась супружеской, — нерешительно пояснила она.

— Они спали там вместе после возвращения истца из Крыма в августе и до октября указанного года?

— Поскольку это было давно, я не помню, чтобы замечала это. — Ложь, она всегда знала, где спала Хелен: всего в нескольких дюймах рядом с ней или за закрытой дверью в соседней комнате.

— Когда миссис Кодрингтон спала с вами в вашей комнате?

— В отсутствие адмирала. — Опасаясь, что ее поймают, Фидо добавила: — А иногда также, когда он находился дома. Я страдаю астмой и порой нуждаюсь в медицинской помощи… — «Разве для этого нет горничной?» — спросила она себя, но Хокинс оставил это заявление без уточнений.

— А когда миссис Кодрингтон не спала с адмиралом, где он проводил ночь?

— В своей комнате.

— Вы говорите о третьей комнате, по другую сторону от вашей?

— Нет, я… — Боже, она уже запуталась. — Он спал в той комнате, которая считалась их общей спальней. А она находилась в смежной с моей спальней.

Ей показалось, что дело не стало яснее, но Хокинс только спросил:

— Эти две комнаты имеют общую дверь?

Фидо кивнула.

— Пожалуйста, ответьте словами.

— Да. — Разумеется, все должно быть записано. Словно вырублено в камне.

Хокинс заговорил тоном рассказчика истории о привидениях.

— Мисс Фейтфул, в те ночи, когда миссис Кодрингтон спала с вами в одной комнате, эта дверь запиралась?

— Она плотно закрывалась, но не запиралась на ключ. Хелен… ответчица… иногда ходила туда и обратно. — Она тут же пожалела о сказанном. Это вызывает представление о мелькании в темноте.

— Заходил ли когда-либо к вам истец, когда вы спали с его женой?

Она насторожилась.

— Он мог зайти, чтобы что-то сказать ей или разбросать угли в камине.

Адвокат вопросительно поднял бровь:

— Вы часто зажигали камин в вашей спальне?

— Это из-за моего здоровья; у меня была лихорадка и давняя астма, — объяснила она странным извиняющимся тоном. — Адмирал был… очень беспокойным; он не доверял горничной следить за огнем в камине. — Ей следовало сказать «в каминах»; почему он выбрал камин в ее комнате, а не те, что внизу? Все прозвучало так странно, что она невольно начала оправдываться. — Мне это не нравилось, и я сказала ей… миссис Кодрингтон, что лучше бы она не разрешала ему заходить. Но она только засмеялась и ответила, что если адмиралу нравится роль горничной, то ей это безразлично.

Хокинс два раза подряд кивнул, словно желая умерить ее нервозность.

— Перейдем к ночи одиннадцатого, — значительно произнес он. — Во сколько вы и миссис Кодрингтон отправились спать?

Фидо напряглась до предела.

— Наверное, около десяти… Я приняла лекарство, — подчеркнула она, — и крепко заснула.

— И в какое время вы проснулись?

— Этого я не могу сказать. — Она прокашлялась слишком громко. — Помню только, что огонь почти совсем погас, и я увидела, как из двери выходит какая-то фигура в белом.