Колодец*
В степи ковылинойЗабыты истоки,Томится малинойНапрасно закат.
В бесплодных покосахЗабродит ребенок,Ореховый посохПрострет, златоокий, —Ручьится уж тонокЖивительный клад.
Клокочет глубокоИ пенье, и плески, —В живом перелескеАпрельский раскат.
И чудесней Божьих молний,Сухую грудь мнимых неродицПодземным молоком полнитЛюбви артезианский колодец.
Май 1922
«Шелестом желтого шелка…»*
Шелестом желтого шелка,Венерина аниса (медь — ей металл) волною,искрой розоватой,радужным колесом,двойника поступью,арф бурными струнами,ласковым,словно телефонной вуалью пониженным,голосом,синей в спине льдиной(«пить! пить!» пилит)твоими глазами,янтарным на солнце пропеллероми розой (не забуду!) розой!реет,мечется,шепчет,пророчит,неуловимая,слепая…Сплю, ем,хожу, целую…ни времени,ни дня,ни часа(разве ты — зубной врач?)неизвестно.Муза, муза!Золотое перо(не фазанье, видишь, не фазанье)обронено.
Раздробленное — один лишь Бог цел!Безумное — отъемлет ум Дух!Непонятное — летучий Сфинкс — взор!Целительное — зеркальных сфер звук!
Муза! Муза!
— Я — не муза, я — орешина,Посошок я вещий, отрочий.Я и днем, и легкой полночьюК золотой ладье привешена.
Медоносной вьюсь я мушкою,Пеленой стелюсь я снежною.И не кличь летунью нежнуюНи женой ты, ни подружкою.
Обернись — и я соседкою.Любишь? сердце сладко плавится,И плывет, ликует, славится,Распростясь с постылой клеткою.
Май 1922
«Поля, полольщица, поли!..»*
Поля, полольщица, поли!Дева, полотнища полощи!Изида, Озириса ищи!Пламень, плевелы пепели!Ты, мельница, стучи, стучи, —Перемели в муку мечи!
Жница ли, подземная ль царицаВ лунном Ниле собирает рожь?У плотин пора остановиться, —Руку затонувшую найдешь,А плечо в другом поймаешь месте,Уши в третьем… Спину и бедро…Но всего трудней найти невестеЗалежей живительных ядро.
Изида, Озириса ищи!Дева, полотнища полощи!
Куски раздробленные вместе слагает(Адонис, Адонис загробных высот!)Душа-ворожея божественно знает,Что медом наполнен оплаканный сот.И бродит, и водит серебряным бреднем…Все яви во сне мои, сны наяву!Но сердце, Психея, найдешь ты последним,И в грудь мою вложишь, и я оживу.
Пламень, плевелы пепели!Поля, полольщица, поли!
В раздробленьи умирает,Целым тело оживает…Как Изида, ночью бродим,По частям его находим,Опаляем, омываем,Сердце новое влагаем.
Ты, мельница, стучи, стучи, —Перемели в муку мечи!
В теле умрет — живет!Что не живет — живет!Радугой сфер живет!Зеркалом солнц живет!Богом святым живет!Плотью иной живетЦелостной жизни плод!
1922
II. Песни о душе*
«По черной радуге мушиного крыла…»*
По черной радуге мушиного крылаБессмертье щедрое душа моя открыла.Напрасно кружится немолчная пчела, —От праздничных молитв меня не отучила.
Медлительно плыву от плавней влажных снов.Родные пастбища впервые вижу снова,И прежний ветерок пленителен и нов.Сквозь сумрачный узор сине яснит основа.
В слезах расплавился злаченый небосклон,Выздоровления не вычерпано лоно.Средь небывалых рощ сияет ГеликонИ нежной розой зорь аврорится икона!
1922
«Вот барышня под белою березой…»*
Вот барышня под белою березой,Не барышня, а панна золотая, —Бирюзовато тянет шелковинку.Но задремала, крестики считая,С колен скользнула на траву ширинка,Заголубела недошитой розой.
Заносчиво, как молодой гусарик,Что кунтушом в мазурке размахался,Нагой Амур широкими крыламиВ ленивом меде неба распластался,Остановись, душа моя, над нами, —И по ресницам спящую ударил.
Как встрепенулась, как захлопотала!Шелка, шитье, ширинку — все хватает,А в золотом зрачке зарделась слава,И пятки розоватые мелькают.И вдруг на полотне — пожар и травы,Корабль и конница, залив и залы,
Я думал: «Вышьешь о своем коханном!»Она в ответ: «Во всем — его дыханье!От ласки милого я пробудиласьИ принялась за Божье вышиванье,Но и во сне о нем же сердце билось —О мальчике минутном и желанном».
1921
«Врезанные в песок заливы…»*
Врезанные в песок заливы —кривыи плоски;с неба ускакала закатная конница,ивы,березки —тощи.Бежит, бежит, бежитдевочка вдоль рощи:то наклонится,то выгнется,словно мяч бросая;треплется голубаяленточка, дрожит,а сама босая.Глаза — птичьи,на висках кисточкой румянец…Померанецжелтеет в осеннем величьи…Скоро ночь-схимницамахнет манатьей на море,совсем не античной.Дело не в мраморе,не в трубе зычной,во вдовьей пазухе,материнской утробе,теплой могиле.Просилиобе:внучка и бабушка(она — добрая,старая, все знает)зорьке ясной подождать,до лесочка добежать,но курочка-рябушкаулетела,в лугах потемнело…«Домой!» —кричат за рекой.Девочка все бежит, бежит,глупая.Пробежала полсотни лет,а конца нет.Сердце еле бьется.Наверху в темноте поетсясладко-пленительно,утешительно:— Тирли-тирлинда! я — Психея.Тирли-то-то, тирли-то-то.Я пестрых крыльев не имею,но не поймал меня никто!Тирли-то-то!
Полно бегать, мышонок мой!Из-за реки уж кричат: «Домой!»
1921
Любовь*
Любовь, о подружка тела,Ты жаворонком взлетела,И благостна, и смела,Что Божеская стрела.
Теперь только песня льется,Все вьется вокруг колодца.Кто раз увидал Отца,Тот радостен до конца.
Сонливые тени глуше…Восторгом острятся уши,И к телу летит душа,Жасмином небес дыша.
1922
Ариадна*
У платана тень прохладна,Тесны терема князей, —Ариадна, Ариадна,Уплывает твой Тезей!
Лепесток летит миндальный,Цепко крепнет деревцо.Опускай покров венчальныйНа зардевшее лицо!
Не жалей весны желанной,Не гонись за пухом верб:Все ясней в заре туманнойЗолотеет вещий серп.
Чередою плод за цветом,Синий пурпур кружит вниз, —И, увенчан вечным светом,Ждет невесты Дионис.
1921
«Стеклянно сердце и стеклянна грудь…»*
Стеклянно сердце и стеклянна грудь,Звенят от каждого прикосновенья,Но, строгий сторож, осторожен будь;Подземная да не проступит мутьЗа это блещущее огражденье.
Сплетенье жил, теченье тайных вен,Движение частиц, любовь и сила,Прилив, отлив, таинственный обмен, —Весь жалостный состав — благословен:В нем наша суть искала и любила.
О звездах, облаке, траве, о васГадаю из поющего колодца,Но в сладостно-непоправимый часК стеклу прихлынет сердце — и алмазПронзительным сияньем разольется.
1922