Апрель 1921
Колизей*
Лунный свет на КолизееВидеть (стоит una lira)Хорошо для forestier![93]И скитающихся мисс.Озверелые затеиТеатральнейшего мираПомогли гонимой вереРай свести на землю вниз.
Мы живем не как туристы,Как лентяи и поэты,Не скупясь и не считая,Ночь за ночью, день за днем.Под окном левкой душистый,Камни за день разогреты,Умирает, истекая,Позабытый водоем.
1921
Венецианская луна*
Вожделенья полнолуний,Дездемонина светлица…И протяжно, и влюбленноДух лимонный вдоль лагун…
Заигралась зеркаламиПолусонная царевна,Лунных зайчиков пускаетНа зардевшее стекло.
Словно Да́ндоло, я славенПод навесом погребальным.О, лазоревые плечи!О, лаванда в волосах!
Не смеемся, только дышим,Обнимаем да целуем…Каждый лодочник у лодкиВ эту ночь — Эндимион.
1921
Катакомбы*
Пурпурные трауры ирисов приторно ранят,И медленно веянье млеет столетнего тлена,Тоскуют к летейскому озеру белые лани,Покинута, плачет на отмели дальней сирена.
О via Appia! О, via Appia!Блаженный мученик, святой Калликст!Какой прозрачною и легкой памятью,Как мед растопленный, душа хранит.О via Appia! О, via Appia!Тебе привет!
Младенчески тени заслушались пенья Орфея.Иона под ивой все помнит китовые недра.Но на плечи Пастырь овцу возлагает, жалея,И благостен круглый закат за верхушкою кедра.
О via Appia! О, via Appia!О, душ пристанище! могильный путь!Твоим оплаканным, прелестным пастбищемТы нам расплавила скупую грудь,О via Appia! О, via Appia! —Любя, вздохнуть.
1921
V. Пламень Федры*
Пламень Федры
Палючий заразу ветер несет,Стекает лава с раскаленных высот,Смертельные открылись ключи,Витая трубаХрипитДревний рассказ.ГлазМечиСквозь страстных тучЛиловым(Каким известным и каким новым!)Блеском слепят(Критской Киприды ядМогуч!).Сердце!Шелковых горлиц борьбаГлухо спит.
Уймись, Сердце!Вспомни высокий дом!Пафии голубь,Не мути ИорданаСизым крылом!
Златопоясная КритянкаВ синеве тоскующей кедра,Алчная ветра нагорного,Предсмертно томитсяЗлополучная Федра(Не подземная ли царица?),Как ядом полная склянка.Опустились лиловые веки,Рукам грузны запястья.Сжигают рыжие косы,Покрывал пенаТяжка́ страсти!(Измена! Измена!)Не сойдут медвяные росыНа перси вовеки!
Сожженной сестра Семелы,Род и кровь Пасифаи,Чудищ зачатье,Конника зря Ипполита,Дианины грозы зная,Неистовым духом повито,В пустом объятьиБезумствует тело.
Кто прокричал: «Безумье»?!Сахары дыханье,Пахнув, велелоЗапыхавшейся ЭхоПрохрипеть на «любовь» — «смерть».Глухие волны глухому небуУрчали; «Безумье!»
Душа моя, душа моя!
Утром рано ты вставала,Умывалась и молилась,И за дело принималась,Не томясь и не грустя.Рай в земле ты узнавала.Как небес высоких милость,Веселила тебя малость,Словно малое дитя.
И младенчески ты знала,Что всему свое довлеетИ сплетается согласноДней летучих хоровод,Что весной снега играют,Летом ягода алеет,Что в плоде осенне-красномСпеет Богу зрелый год.
Крылатая свирель поет!
Небесный узор,Земная ткань.Забудь укор,Человеком встань!
Крылатая свирель поет!
Кто прокричал: «Безумье»?!
Подними лиловые веки, Федра!Взгляни на круглое солнце, Федра!Печени моей не томи, Федра!
Безумная царица, знаешь,Что отражаешьИскривленным зеркалом?Что исковеркалоЗлатокосмого бога образ?
Солнце — любовь!!
Любовью зиждется мир.Любящий, любовь и любимый —Святая Троица!Она созидает,Греет и освещает,Святит и благословляет,Но собери самовольноЛучи в магический фокусСтрасти зеркала, —И палящую кару,Гибель Икара,Пожар ГоморрыПолучишь в отплату!Горе! Горе!
Зачем же тусклый и тягостный облакЗастилает и мои глаза?ГрозаГудит в беспросветных недрах:Федра! Федра! Федра!
Узкобедрый отрок,Бодрый хранитель,Может быть, Вилли Хьюз,Гонец крылатый,Флорентийский гость,Где ты летаешь,Забыв наш союз,Что не отгонишьВеянья чумногоДревних родин?Ты — бесплодный,Ты — плодоносный,Сеятель мира,Отец созданий,По которым томятся сонеты Шекспира.
Покой твой убран,Вымыт и выметен,Свеча горит,Стол накрыт.— Любящий, любовь и любимый —Святая Троица,Посети нас,И ветер безумной ФедрыДа обратитсяВ Пятидесятницы вихрь вещий!
Май 1921
VI. Вокруг*
«Любовь чужая зацвела…»*
Любовь чужая зацвелаПод новогоднею звездою, —И все ж она почти мила,Так тесно жизнь ее сплелаС моей чудесною судьбою.
Достатка нет — и ты скупец,Избыток — щедр и простодушен.С юницей любится юнец,Но невещественный дворецЛюбовью этой не разрушен.
Пришелица, войди в наш дом!Не бойся, снежная Психея!Обитель и тебе найдем,И станет полный водоемЕще полней, еще нежнее.
1921
А. Д. Радловой*
Как птица, закликать и битьсяТвой дух строптивый не устал.Все золотая воля снитсяВ неверном отблеске зеркал.
Свои глаза дала толпе тыИ сердце — топоту копыт,Но заклинанья уж пропетыИ вещий знак твой не отмыт.
Бестрепетно открыты жилы,Густая кровь течет, красна.Сама себя заворожилаТвоя «Вселенская весна».
Апрель 1921
Поручение*
Если будешь, странник, в Берлине,у дорогих моему сердцу немцев,где были Гофман, Моцарт и Ходовецкий(и Гете, Гете, конечно), —кланяйся домам и прохожим,и старым, чопорным липкам,и окрестным плоским равнинам.Там, наверно, все по-другому, —не узнал бы, если б поехал,но я знаю, что в Шарлоттенбурге,на какой-то, какой-то штрассе,живет белокурая Тамарас мамой, сестрой и братом.Позвони не очень громко,чтоб она к тебе навстречу вышлаи состроила милую гримаску.Расскажи ей, что мы живы, здоровы,часто ее вспоминаем,не умерли, а даже закалились,скоро совсем попадем в святые,что не пили, не ели, не обувались,духовными словесами питались,что бедны мы (но это не новость:какое же у воробьев именье?),занялись замечательной торговлей:все продаем и ничего не покупаем,смотрим на весеннее небои думаем о друзьях далеких.Устало ли наше сердце,ослабели ли наши руки,пусть судят по новым книгам,которые когда-нибудь выйдут.Говори не очень пространно,чтобы, слушая, она не заскучала.Но если ты поедешь дальшеи встретишь другую Тамару —вздрогни, вздрогни, странник,и закрой лицо свое руками,чтобы тебе не умереть на месте,слыша голос незабываемо крылатый,следя за движеньями вещей Жар-Птицы,смотря на темное, летучее солнце.
Май 1922