меня твердым взглядом. Отпихивая мои руки, он стягивает с меня джинсы и трусики, словно чертовски злится, что я вообще их надела. Снимает один ботинок, затем другой. Я хватаюсь за край коробки позади меня, чтобы удержаться, пока он стягивает с меня джинсы и трусики.
Мои ребра говорят моему сердцу, чтобы оно успокоилось. Я нахожусь в режиме жужжащей птицы, когда Теодор Рид стоит, глаза наполнены голодом ко мне, как у льва, находящегося в нескольких дюймах от своего обеда.
Он делает шаг ко мне. Я делаю шаг назад. Несколько коробок падают на пол, заставляя меня отступить еще на шаг. Тео не вздрагивает. Стена спасает меня от падения на задницу. Когда я начинаю вдыхать облегчение, Тео прижимается своим ртом к моему, его глубокий стон вызывает мурашки по коже.
Он прижимает меня к стене только своим ртом. Мои руки царапают его голову, мне чертовски не хватает его волос. Резкое шипение его молнии дает мне понять, что я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы быть оттраханной как никогда.
Не ожидая ничего меньшего от этого чудовища, отчасти человека, отчасти зверя, того, ради которого я буквально решилась жить, он оставляет меня задыхаться, облизывая пальцы, проводя ими между моих ног, а затем поднимает меня, прежде чем вонзить в меня свой твердый член до упора.
— Блядь… Тео! — кричу я.
Нет. Никакой адаптации. Это никогда не было его стилем.
Он кусает меня за шею, оставляя первый из множества следов. Затем его губы изгибаются в ухмылку на моей коже, когда он приближает их к моему уху.
— Да… именно это ты и собираешься сделать. (разное значение одного слова Fuck — блядь и трахать)
Глава 39
Меня зовут Скарлет Стоун, и я была создана на этой земле не для того, чтобы кого-то судить.
— Могу я открыть эту коробку?
Тео поднимает взгляд со своего места, сидя на перевернутом ящике из-под молока и настраивая гитару. Мы пробыли на чердаке почти час, большую часть которого мы обсуждали безумие наших отношений и исправляли мир с помощью нашего любимого ответа на все вопросы — секса.
— Валяй. — Он пожимает плечами и возвращает свое внимание к гитаре.
Я отрываю скотч и открываю коробку с надписью: «Фотографии и письма». Мои нетерпеливые руки перебирают их. Фотографии семьи Рид изображают американскую семью: рождественские фотографии у елки, праздники, дни рождения, спортивные мероприятия… все это рисует прекрасную историю. Как же все закончилось такой трагедией?
— Это любовные письма, которые твои родители писали друг другу? — я беру стопку писем, скрепленных толстой резинкой.
— Сомнительно. Письма писала моя мама, но я не думаю, что она писала что-то моему отцу, зная, что шансы на то, что он напишет что-то в ответ, равны нулю. Она любила модные канцелярские принадлежности и каллиграфические ручки. Чаще всего она писала друзьям, даже тем, кто жил неподалеку. Просто набери чертов номер телефона. Верно? — он покачал головой. — Значит, это, должно быть, ответные письма от ее друзей.
Резинка высохла и распадается, поэтому я легко вытаскиваю одно письмо. Тео понятия не имеет, что дать мне полный доступ к этим ящикам — это как Рождество для моего любопытства. Я разворачиваю письмо.
Мое сердце останавливается.
Весь воздух исчезает.
Дорогая Белль,
Мои руки начинают дрожать. Я с трудом могу прочитать слова. «К-кто такая Белл?» Мои глаза перебегают на завершающую подпись.
Искренне,
Белль.
Проходит несколько мгновений, прежде чем я осознаю голос Тео. Прилив крови к моим ушам заглушает все остальные звуки.
— Нелли Мур. Она и моя мама были подругами. Их девичьи фамилии были обе Белль, но писались по-разному. Все подшучивали над тем, как подходят друг другу эти фамилии. Моя мама выросла на ферме с коровьими колокольчиками (cow bells), а Нелли выросла в богатой семье, как королева бала (belle of the ball). — Он продолжает сосредоточенно перебирать струны своей гитары. — Они называли друг друга «Белль».
Каждое слово — эхо. Это не реально. Это не может быть реальностью.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
— Боже мой, — шепчу я.
— Скарлет?
Этого не может быть.
— Скарлет?
Нет. Нет. Нет. Это неправильно. Это не реально.
— Скарлет!
Я поднимаю голову и вижу Тео, сгорбившегося передо мной.
— Мы должны идти, — шепчу я, письмо выпадает из моих рук.
— Куда идти?
Моргнуть. Моргнуть. Моргаю. Это не реально.
— В Саванну. Мы должны вернуться в Саванну. Моему отцу — Оскару нужно… — Я вскарабкалась на ноги.
— О чем ты говоришь? — Тео хватает меня за руки, заставляя посмотреть на него. — Он в тюрьме.
Я качаю головой.
— Он в Саванне. Мы… мы должны идти.
— Что… я… — Он качает головой. — Что происходит?
Я извиваюсь в его объятиях, пока он не отпускает меня. Затем я спускаюсь по лестнице.
— Мы должны идти. Сейчас. — Вниз по коридору, вниз по лестнице, через парадную дверь, я не могу выбраться отсюда достаточно быстро.
— Скарлет!
Зов Тео заглушает треск досок. Чувство отчаяния, что я хочу вернуться в Саванну, сменяется стреляющей болью в лодыжке, а затем в заднице. Пыльные тени окружают меня.
— Скарлет!
Я поднимаю голову и смотрю на свет, проникающий через неровное отверстие в крыльце. Меня покрывает грязь и сорняки. Тео гримасничает, затем протягивает руку в дыру.
Я хватаю его за руку, и слезы застилают мне глаза. Боль мучительна.
— Ты можешь встать?
Я издаю отчаянный всхлип и качаю головой.
Он отпускает мою руку. С ворчанием он голыми руками отрывает несколько гниющих досок, затем снова протягивает руку. Я беру ее, и он медленно тянет меня вверх.
— Полегче.
Я пытаюсь встать, но не могу.
— Моя лодыжка, — рыдаю я.
— Проклятье. — Он поднимает меня.
— Ах! — Боль ослепляет.
— Прости. — Он прижимается губами к моей голове, замирает на мгновение, пока боль снова не становится терпимой. Затем он отводит нас от разрушенного крыльца, проверяя каждую лодыжку. — Давай проверим тебя.
— Я в порядке. Нам н-необходимо вернуться в Саванну.
— Твои чертовы зубы стучат так, будто у тебя шок. У тебя на ноге кровоточащая рана, и ты не можешь идти. Мы едем в отделение неотложной помощи. Как минимум, тебе понадобится прививка от столбняка и несколько швов.
Какого черта, карма? Это чертовски несправедливо.
Теодор
Чертово крыльцо. Я не должен был брать ее туда.
— Мне не нужна операция.
Врач и медсестра смотрят друг на друга.
— Вы никогда больше не будете ходить, если не сделаете операцию, — говорит врач.
— Мне нужно кое-куда отправится.
Она даже не может говорить, задыхаясь от боли при каждом слове.
— Ей сделают