королю питает явную антипатию, которая может легко перейти в открытую вражду.
В качестве иллюстрации враждебных намерений Дмитрия по отношению к Сигизмунду, о. Савицкий приводит описание своей последней аудиенции в Кремле. Она случилась в понедельник, 12 мая. Беседа проходила наедине. После того, как иезуит приветствовал царя и поцеловал у него руку, Дмитрий рассыпался в любезностях и уверениях, что он отнюдь не забыл прошлое. Затем он встал с трона и стал мерить комнату крупными шагами; Савицкий продолжал стоять на месте. Тогда Дмитрий взял его под руку и увлек за собой; разговор оживился. Савицкий сразу затронул религиозную тему, и царь горячо поддержал его: конечно, в Москве должно быть иезуитское училище и как можно скорее! Савицкий возразил, что, к сожалению, в этой школе пока некому обучать и обучаться, но Дмитрия это не остановило – учеников и преподавателей можно выписать из-за границы… Тут он замолчал и вдруг, резко переменив тему, заговорил о своем войске. У него уже теперь собрано под Ельцом сто тысяч человек, готовых двинуться по его приказу, куда угодно, с гордостью сообщил он иезуиту. Впрочем, он еще не решил окончательно, куда их направить – может быть, против турок, а, может быть, против кого-нибудь другого… И без всякого перехода Дмитрий начал жаловаться на Сигизмунда, что тот не признает его новых титулов. После этого наступило короткое, но тягостное молчание. Чтобы как-то разрядить его, Савицкий произнес банальную фразу о том, что Провидение не допустит неприязни и раздора между столь могущественными государями. Однако он покинул царя, тревожимый самыми мрачными предчувствиями.
Передают, что в эти дни у Дмитрия было странное видение. Однажды, когда он лежал в постели, к нему приблизилась фигура старика. Царь в испуге вскочил – видение исчезло. Но стоило ему опять прилечь, старик появился вновь и сказал:
– Ты добрый государь, но за несправедливости и беззакония слуг твоих, царство твое отнимется у тебя.
Дмитрий позвал Бучинского и поведал ему о случившемся. Бучинский, протестант, вежливо посмеялся над его страхами и заверил, что спасение как самого царя, так и России напрямую зависит от скорейшего введения в ней лютеранства. Дмитрия не особенно утешили его слова; гораздо больше его успокоило предсказание одного астролога, который предрек, что его царствование продлится 34 года.
Тем временем Шуйский пользовался любой возможностью, чтобы привлечь к заговору новых участников. По свидетельству князя Волконского, накануне решающих событий Шуйского поддерживало около 300 представителей боярской аристократии. Это были, так сказать, корни заговора, а его ветви раскинулись еще шире – среди московских купцов, стрельцов, посадских…
Главное, что объединяло заговорщиков, была ненависть к полякам. Действительно, безмозглая шляхта шагу не могла ступить, чтобы не оскорбить достоинства русских людей. Одни поляки кичились благосклонным отношением к ним царя и бахвалились перед москвичами:
– Ваша казна вся перейдет в наши руки!
Другие, подбоченясь и бряцая саблями, заявляли:
– Мы вам дали царя!
Толпами шляясь в пьяном виде по московским улицам, они задевали прохожих, набрасывались на женщин, вытаскивали их из экипажей и врывались в дома, где замечали красивую хозяйку или дочку. Особенной наглостью отличались панские слуги – гайдуки, большинство которых, кстати, происходило из православных русских областей, принадлежавших Речи Посполитой (впрочем, москвичи не признавали их за своих). Возмущение их бесчинствами росло с каждым днем.
Наконец враждебная атмосфера, сгущавшаяся вокруг них, заставила буянов насторожиться. В воскресенье среди поляков распространился слух, что москвичи готовят их избиение. Однако невозмутимость Дмитрия, видимо, передалась и им, поэтому они не только не изменили своего поведения, но даже не позаботились ради собственной безопасности переехать в другие дома, поближе друг к другу.
Сам царь вечер вторника, 13 мая, посвятил Станиславу Немоевскому, который привез для продажи драгоценности королевы Анны. Дмитрий с удовольствием рассматривал бриллианты, а затем приказал принести собственные сокровища и тоном знатока рассказывал Немоевскому о свойствах драгоценных камней.
Между тем в этот вечер решилась его судьба.
Видя растущую ненависть москвичей против поляков, Шуйский посчитал, что настало время перейти к решительным действиям. Вечером 13 мая он собрал у себя в доме заговорщиков и изложил им свой план.
– С самого начала я говорил, – начал свою речь Шуйский, – что царствует у нас не сын Ивана Васильевича, а Гришка-расстрига, и за то я чуть было головы не потерял. Меня Москва тогда не поддержала! Но пусть бы он был не настоящий царевич, да человек хороший, а то видите сами, до чего доходит! Он женился на польке и возложил на нее венец, некрещеную ввел в церковь и причастил! Раздал казну русскую польским людям, и нас всех отдает им в неволю. И теперь они уже делают, что хотят: грабят нас, ругаются над нами, насилуют нас, святыни оскверняют… Собираются за городом с оружием, будто на потеху, а на самом деле затем, чтобы нас, бояр и думных людей извести, забрать в свои руки столицу; а потом придет из Польши большое войско, и поработит нас, и станут поляки искоренять веру и разорять церкви Божии. Если мы теперь же не срубим дурного дерева, то оно скоро вырастет под небеса, и все Московское государство пропадет окончательно! И тогда наши малые детки в колыбели станут вопить и плакать и жаловаться Богу на отцов своих, что они во время не отвратили неминуемой беды. Либо нам погубить злодея с польскими людьми, либо самим пропадать. Теперь, пока их еще немного, и они помещены далеко одни от других, пьянствуют и бесчинствуют беспечно, нам удобно собраться в одну ночь и выгубить их, так что они не спохватятся на свою защиту.
Собравшиеся, стрелецкие сотники и купцы, раздумывали недолго.
– Мы согласны! – зашумели они. – Мы присягаем вместе жить и умирать! Будем тебе, князь Василий Иванович, и вам, бояре, послушны; одномышленно спасем Москву от безбожных еретиков. Назначь нам день, когда дело делать!
Шуйский поднял руку:
– Я для спасения веры православной готов принять над вами начальство. Ступайте и подберите людей, чтобы были готовы к назначенному сроку. Ночью с пятницы на субботу пусть отметят дома, где стоят поляки… Рано утром в субботу, как раздастся набатный звон, пускай все бегут и кричат, что поляки хотят убить царя и думных людей, а Москву взять в свою волю; и так, по всем улицам чтоб кричали. Народ услышит, бросится на поляков, а мы тем временем, как будто спасая царя, бросимся в Кремль и прикончим его там. Если не удастся и мы пострадаем, то купим себе венец небесный и жизнь вечную, а коли победим, то вера христианская будет спасена вовеки.
В заключение князь надавал различных обещаний: боярам сулил передать в управление города, дворянам – отдать доходные места, купцам – предоставить торговые льготы.
Итак, план Шуйского целиком