неустанно насмехается надо мной, выжженные отметины смотрят на меня, словно черные глаза, глаза Люсьена. Откуда взялась эта жуткая одержимость им? Это из-за того, что он коснулся моей руки? Почему я не могу выкинуть его из головы?
Я пошатываюсь, на миг ноги меня подводят. Я слаба. Рассеянна.
Ты никогда не получишь его сердце… так ты просто умрешь…
Глас голода звучит так, словно десяток арф тащат по битому стеклу, и искромсанные струны постепенно лопаются во время движения. В поисках небольшой передышки я выхожу наружу, хватаю точильный камень, миску с водой и тряпку. На крыльце особняка в красно-голубом лунном свете я упорно точу и точу лезвие отцовского меча – повторяющиеся движения немного притупляют голод. Розовые кусты с черными цветками раскачивает полуночный ветерок, шипы словно клыки, ощерившиеся на небо.
Сколько еще людей должны пострадать ради твоего удовлетворения?
Я восхищаюсь своей работой, отцовский меч настолько остер, что мне приходит в голову забавная мысль, будто им можно рассечь даже лунный свет.
Это цикл ненависти и боли, и ты лишь очередное колесико, приводящее его в движение…
Сомнения и страхи голода сливаются в нескончаемую какофонию. Я сжимаю голову и сгибаюсь пополам.
– Леди Зера? – голос Реджиналла заставляет меня обернуться, его кустистые брови обеспокоенно сдвинуты. – Вы в порядке?
– Нет, – чуть ли не со смехом возражаю я. – Со мной что-то не так. Мне больно. Голод слишком сильный и извращенный. А моя проклятая рана… – Я сжимаю окровавленную повязку, и на месте старой, уже потускневшей выступает новая яркая кровь. – Она не заживает.
Отложив тряпку с миской в сторону, Реджиналл убирает наведенный мной беспорядок. Долгое время он молчит, и каждую секунду голод откусывает от меня по кусочку. В конце концов Реджиналл откашливается.
– Некоторые раны никогда не затягиваются. Даже с помощью магии.
Он смотрит на освещенное окно комнаты И’шеннрии на втором этаже, и я наблюдаю за этим светом вместе с ним.
– Я боюсь. Боюсь подвести ее. Подвести саму себя.
– Я вижу.
– Но больше всего я боюсь поступить неправильно.
Я чувствую на себе взгляд Реджиналла, словно он пытается прочесть по лицу мои мысли. Его шепот едва можно расслышать.
– Я все еще помню, каково это – нести бремя отнятых жизней. Быть преследуемым каждой ошибкой, сомнением, голодом, о котором невозможно забыть. Люди любят говорить, что Бессердечные – нелюди. – Он кивает. – Но я до сих пор задаюсь вопросом, а может, они, наоборот, более человечны, чем сами люди.
Луны тихо поглядывают на нас, преследуя убегающие по небу звезды. Реджиналл смотрит на Красных Близнецов.
– Неважно, насколько силен голод, миледи, вы должны помнить, что он лишь гость в вашем теле. Он может угнетать, но он не владеет вами. В целом вы та же личность, которой были до обращения.
– Я больше не помню себя прежнюю, – сдавленно отвечаю я.
– Тогда вы должны продержаться до того дня, когда вспомните.
У меня вырывается истерический смешок.
– Что, если я все провалю? Что, если меня разорвут на клочки, словно игрушку, что, если я умру, так и не получив своего сердца и хранящихся в нем воспоминаний…
Реджиналл сжимает мое плечо, его морщинистое лицо становится строгим.
– Пожалуйста, миледи. Не теряйте веры в себя. Это единственное, чего не может отнять у вас голод.
– Он украл все, – рычу я. – Как я могу рассчитывать на надежду, если он пытается украсть даже ее?
Он берет мои ладони в свои, не боясь той, кем я являюсь. Чем я являюсь.
– Боритесь, – призывает он, и в его голосе полыхает огонь, так непохожий на его обычно спокойный тон. – Боритесь всеми силами, всем, что у вас есть. Всем, что в вас осталось, – сражайтесь с ним. Боритесь с помощью лунного света и мерцания звезд, с помощью призрачной секундной надежды – вцепитесь в нее. Используйте даже самую крошечную искорку и никогда не прекращайте борьбу.
Я молчу, и мы вместе созерцаем рассвет. А потом первая направляюсь к дому. Поднимаюсь по лестнице, под завывания боли, буквально умоляющей остановиться, и требования голода разорвать кого-то, ну хоть кого-нибудь, на клочки. Я стою посреди своей комнаты и борюсь с этим. Тело и разум истощены бесконечными нападками со всех сторон. Если я заберу сердце Люсьена, то освобожусь. Эта мысль крутится в голове, словно мантра или молитва.
Его сердце. Свобода. Его сердце. Свобода.
Я тянусь за платьем и косметикой.
А когда захожу в столовую, чтобы позавтракать, на мне идеально сидящее платье из синего бархата, свежие румяна и голубая помада, а по щекам, словно в ознаменование войны, спускаются темные восковые полосы. И’шеннрия отрывается от книги и изумленно смотрит на меня.
– Т-ты… – Я впервые слышу, как она заикается. – Тебе нельзя ходить.
Я сажусь за стол с отрепетированной улыбкой леди на лице.
– Мало ли что мне нельзя.
* * *
После долгих убеждений И’шеннрия разрешает мне встретиться с Фионой на королевском стрельбище, как только я докажу, что пришла в себя, то есть в состоянии перечислить ей все, чему меня учили. Первая кровь, Вторая кровь, Золотая кровь. Маленькие ложки для холодных супов, большие для горячих. Никогда не брать мужчину за руку, пока он сам этого не предложит, – сто вопросов и сто ответов, которые я уже выучила наизусть. После последнего И’шеннрия делает паузу.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
Она хмурится.
– Ты отлично все выучила.
– Тогда почему вы выглядите так, будто вас это расстраивает?
– Вовсе нет, – поправляет она. – Просто это… странно. Чувствовать такую гордость.
– За Бессердечную, – заканчиваю я за нее. Она отвечает мне мягким взглядом.
– За кого бы то ни было. После того как все мои близкие умерли, я думала… – Ее изящное, покрытое шрамами горло сжимается. – Думала, что больше никогда этого не почувствую.
Она смотрит на портрет лорда И’шеннрии. Я тоже.
– Будь он здесь, держу пари, он бы тоже вами гордился, – осмеливаюсь заметить я. И’шеннрия отрывает от него взгляд, и, готова поклясться, в ее глазах стоят слезы. Не может быть. И’шеннрия не плачет – ни передо мной, ни перед другими.
– Он сказал бы, что я чокнутая старуха, – усмехнувшись, отвечает она. – А я бы велела ему заткнуться.
Она смеется и смеется. Каким-то образом в этот момент она кажется гораздо моложе. Я сжимаю кулаки.
– Обещаю, леди И’шеннрия, обещаю вам, что предотвращу эту войну.
И’шеннрия успокаивается после этого, аккуратно промокая глаза платком.
– Маленькая дурочка, ну конечно ты это сделаешь.
Для кого-то другого и от кого-то другого это прозвучало