рубаха-парень.
Андреа почувствовала, что настроение в машине изменилось.
Это была не просто очередная байка Байбла. Он рассказывал ей, как проник в высшие эшелоны мексиканского наркокартеля. Она взглянула на длинные тонкие линии, исполосовавшие его лицо. Раньше она никогда не замечала, но они скользили по шее и исчезали под воротником футболки.
Андреа повернулась к нему лицом, чтобы дать понять: теперь она понимает, что он рассказывает ей историю, которой обычно не делится.
Он кивнул, будто подтверждая свою ставку. Потом глубоко вздохнул и продолжил:
– Проходит пара месяцев, и я начинаю обрабатывать информатора из самого центра. Вернее, я думал, что я его обрабатываю. Скажем так, этот парень не был моим amigo. Все провалилось с треском. И вот я уже сижу, привязанный к стулу, а они играют в «Прищеми хвост маршалу».
Андреа не могла отвести взгляд от его шрамов.
– Да, они повсюду, – Байбл потер лицо. Она еще ни разу не видела его неуверенным в себе. Даже его певучий тенор изменился. – У парня, который пришел за мной, было прозвище el Cirujano. Говоришь по-испански?
Андреа покачала головой.
– Хирург, – перевел Байбл. – Только сомневаюсь, что так кромсать людей он научился в медицинской школе.
Андреа почувствовала, что у нее теснит в груди. Ей был знаком этот ужас, но, к счастью, она избежала по-настоящему невыносимой боли.
– Они вас пытали?
– Да какое там. Когда пытают, хотят получить информацию. Я сразу выдал им все, что они хотели знать. Этот парень просто хотел, чтобы мне было больно.
Андреа не знала, что сказать.
– Так вот, это было шесть лет назад, – сказал Байбл. – Знаю, так и не подумаешь, но тогда я был еще молодым мужчиной. Я все еще хотел быть маршалом. Но моя жена, Касси, настаивала на своем. Она хотела, чтобы я вышел на пенсию. Можешь представить, как я рыбачу с пирса всю оставшуюся жизнь? Или занимаюсь макраме? Или учусь мастерить?
Андреа все еще не была способна говорить, так что просто покачала головой.
– Вот именно. Но потом ко мне больницу пришла судья Вон. Я упоминал, что лежал в реабилитации добрых шесть месяцев?
Андреа снова покачала головой. По работе Лоры она знала, что такое реабилитация. Если тебя держат там шесть месяцев, значит, тебе нужна охренеть какая помощь.
– И тут Эстер Вон входит в мою палату так, будто это место принадлежит ей. Мне не стыдно признать, что тогда я жутко себя жалел. И вот эта леди с важным видом подходит прямо к моей кровати и не говорит «здравствуйте», или «приятно познакомиться», или «очень жаль, что вам приходится срать в мешок». Она говорит: «Мне не нравится маршал, которого прикрепили к моему суду. Когда вы сможете приступить?»
– Она знала вас? – спросила Андреа.
– Никогда в жизни ее не встречал. Может, кивнул пару-тройку раз в коридоре.
Андреа знала, что маршалы часто работают в федеральных судах.
– А ваша жена… то есть ваш босс…
– Не-а. Судья пришла сама. Поверь, никто не говорит Эстер Вон, что делать, – Байбл пожал плечами, но было понятно, что та встреча произвела на него неизгладимое впечатление. – Еще два месяца мне потребовалось, чтобы встать на ноги. А следующие четыре года я провел, сидя в ее зале суда. Некоторым судьям нравится, когда рядом есть маршал. Особенно пожилым. У них же пожизненное назначение. В какой-то момент они начинают раздражать людей.
Каждый раз, когда Андреа думала, что поняла, кто такая Эстер Вон, кто-нибудь обязательно убеждал ее в обратном.
– Эстер нездорова, – сказал Байбл. – Рак горла вернулся. И в этот раз она не победит. Леди устала сражаться.
Первая мысль Андреа была о Джудит и Гвиневре. Они снова кого-то потеряют.
– Эстер Вон спасла мне жизнь. Я хочу выяснить, кто убил ее дочь, прежде чем она умрет. Вот почему я так много знаю о деле.
Андреа попыталась сменить курс.
– Судья знает, что вы этим занимаетесь?
– Для нас рабочие вопросы всегда только рабочие, а личные – всегда только личные. Судья знает, сколько у нее власти. Она никогда не использовала бы ее, чтобы попросить о личной услуге. Леди важно, как она выглядит.
Андреа подумала, что это скорее связано с гордостью.
– Вы уже допрашивали подозреваемых или…
– Пока нет, но дойдет и до этого. Не стоит вышибать двери, если не знаешь, что ждет тебя по ту сторону. – Он сделал паузу. – И вот мы перешли к части, где ты объясняешь, как так вышло, что я изучаю эту историю уже два дня, а ты только приехала и уже знаешь примерно столько же, сколько и я?
Он застал Андреа врасплох, а именно этого он и добивался. Она отчаянно хотела сказать ему правду, но знала, что не может. Майк подшучивал над четырьмя месяцами Андреа в Глинко, но первым правилом защиты свидетелей было «никому не говорить про защиту свидетелей». Даже другому маршалу. Даже если этот маршал каким-то образом за один день убедил тебя, что ты в жизни не встречала более надежного человека.
Ее саму от себя воротило, когда она вынуждена была сказать:
– Почему вы думаете, что я что-то знаю?
– Тебе надо поработать над своим каменным лицом, напарник. Я видел, что ты на ферме чуть кирпичей не наложила, когда поняла, что говоришь с Дином Векслером и Нардо Фонтейном. – Он сделал паузу. – А потом ты ни с того ни с сего выдала дату развода Рики Фонтейн и подробности судебного дела двадцатилетней давности, о котором никто никогда не слышал.
В горле у Андреа пересохло. Но если ее лицо не могло врать, язык еще мог.
– Я нашла это в интернете. Про убийство Эмили. Мой рейс задержали, так что у меня было много свободного времени.
– И Майк, внезапно стучащий в твою дверь, тут ни при чем?
Майк во всей этой схеме был ее самым слабым местом. Она инстинктивно сдала назад.
– У нас с Майком все сложно.
– Так говорят мои дети, когда не хотят о чем-то разговаривать.
Андреа решила, что лучшим ответом будет молчание.
– Хорошо, – наконец сказал Байбл уже знакомым ей тоном, который говорил ей, что ничего не было хорошо. Он припарковался у бордюра. Поставил рычаг переключения передач на паркинг. – Вот мы и приехали.
Андреа посмотрела наверх. Двухуровневый дом примостился на вершине крутого холма. К крыльцу зигзагом шла лестница в три пролета – настолько отвесным был подъем. Дверь гаража была открыта. Оба места для машин занимали картонные коробки и стеллажи. Рики явно использовала это место для хранения излишек из дайнера. Груды грязных фартуков и