слово, которое она записала в своих детективных заметках. Чем больше Эмили говорила с людьми, тем больше склонялась к тому, что это и правда мог быть он.
Настолько ли это будет плохо?
Ей всегда нравился Клэй. Раньше ей снились о нем неприличные влажные сны. И иногда, когда он был совсем близко или смотрел на нее особым образом, она чувствовала прилив того, что можно было назвать только желанием. Клэй сказал ей, что ничего не будет, и она спокойно приняла это, но, может, она пристала к нему на вечеринке? И, может, Клэй был настолько обдолбан, что уступил ей вопреки собственным желаниям? Ее отец сказал, что мальчикам-подросткам трудно себя контролировать. Все это время Эмили думала, что она жертва, но, возможно, она была агрессором.
Такое возможно?
Эмили вытерла слезы тыльной стороной ладони. Ее кожа горела. Синяк на шее там, где ее схватил Дин Векслер, приобрел мрачный темно-синий оттенок. Она глубоко вздохнула. Нашла свое «Расследование Коломбо» где-то глубоко в сумке.
Записи, которые она сделала после вчерашнего общения с Рики и Блейком, расплылись от ее же слез. Они оба были одинаково отвратительны, но каждый по-своему. Эмили передернуло, когда она вспомнила, как Блейк положил ее руку себе на колено. Его скользкий язык у нее в ухе. Ее передернуло еще раз, и она коснулась рукой уха, будто его язык до сих пор был там.
Эмили закрыла блокнот. Она и так почти наизусть помнила расшифровки трех своих разговоров. Дин Векслер сказал, что Блейк и Нардо были той ночью в доме. Блейк тоже сказал, что они с Нардо были внутри. Используя логику Коломбо по Сыру, если истории двух человек совпадали, значит, скорее всего, они говорили правду, а это значит, что она могла исключить Дина и Блейка.
Верно?
Она была не уверена. Дин и Блейк могли рассказывать одну и ту же историю, потому что заранее ее согласовали. Попытка получить третье подтверждение от Нардо была заранее обречена на провал. Вообще-то только Нардо отреагировал на беременность Эмили так, как она и ожидала.
Вчера Рики поносила Эстер и Франклина Вон за то, что они богатые сволочи, которые откупаются от проблем. Но в этот раз Фонтейны обскакали даже ее родителей. Этим утром, еще до завтрака, им лично в руки вручили письмо. Джеральд Фонтейн извещал Вонов, что Эмили не должна говорить с Бернардом Фонтейном и, что более важно, говорить о Бернарде Фонтейне в каком-либо ложном, негативном или провокационном ключе, если они не хотят получить очень серьезный иск за клевету.
– Что за смехотворная буффонада, – произнесла Эстер Вон, дочитав письмо. – Клевета подразумевает рукописное или печатное заявление, которое признано ложным или порочащим. Оговор – это устное, высказанное вслух порочащее заявление.
Похоже, ее мать торжествовала, получив еще несколько баллов по риторике, но платить за все это должна была Эмили.
– Эм?
Она подняла глаза. Перед ней, прислонившись плечом к одной из длинных полок, стоял Сыр. Она решила спрятаться в разделе «Библейские отсылки», потому что знала, что никто сюда случайно не забредет.
Кроме тех, кто знал, что Эмили всегда прячется в «Библейских отсылках».
Сыр спросил:
– Ты в порядке?
Она одновременно покачала головой и пожала плечами, но ответ, сорвавшийся у нее с языка, был святой правдой:
– Нет. Если честно, я совсем не в порядке.
Сыр оглянулся через плечо, прежде чем присоединиться к ней у стены. Он опустился рядом, их колени почти соприкасались.
Он спросил:
– Есть что новенького?
Она рассмеялась. А потом начала плакать. Она снова уронила голову в ладони.
– О, Эм, – он обнял ее за плечи. – Мне так жаль.
Она прижалась к нему. От него пахло «Олд Спайсом» и «Кэмелом».
– Все будет хорошо, – он гладил ее руку, крепко обнимая. – А твои… твои родители не позволят тебе… ну, ты знаешь?
Она покачала головой. Ее родители уже решили, что это случится.
– Понятно, – его грудь приподнялась, когда он сделал глубокий вдох. – Я мог бы… ну, если хочешь… я могу…
– Спасибо, но нет. – Эмили заглянула в его большие коровьи глаза. – Блейк уже предложил мне выйти за него.
– О господи, – Сыр отшатнулся от нее. – Нет, Эмили, я не собирался спрашивать тебя об этом. Я хотел… ну, предложить избить того, кто это с тобой сделал.
Эмили не знала, верить ли ему, но предпочла принять его слова за чистую монету.
– Да, я как раз хотела, чтобы тебя отстранили.
– Ты же не выйдешь за Блейка, правда? – Сыр выглядел обеспокоенным. – Эм, он худший из всех.
Она чуть не рассмеялась.
– Почему ты так говоришь?
– Он коварный. Это не Нардо – тот просто злобный. И не Клэй – ему просто скучно. Если Блейк считает тебя своим врагом, он всерьез считает тебя своим врагом.
Эмили почувствовала, что начинает расти ее собственное беспокойство.
– Блейк тебе ничего не сделал?
Сыр покачал головой, но она ему не поверила.
– Знаешь, ты можешь кое-что сделать для меня, если хочешь. Я знаю, что не имею права просить, но…
– Что такое? – Эмили не могла припомнить, чтобы он хоть когда-то о чем-то просил.
– Я больше не хочу, чтобы ты называла меня Сыром. – Он заметил выражение ее лица. – Когда ты так говоришь, это ничего, но все остальные тоже это говорят, так что…
– Хорошо, Джек. – Это имя звучало забавно. Она знала его с тех пор, как он съел один из ее мелков в детском саду. – Приятно познакомиться, Джек.
Он не улыбнулся.
– Ты не одна, Эм. Я рядом. Твои родители, наверное, в бешенстве, но это пройдет. А люди в школе, ну, они же просто отбросы. Какое тебе дело до того, что они говорят? В это время в следующем году мы вырвемся из этого сумасшедшего дома, верно? Так какая разница?
Эмили пришлось сглотнуть, прежде чем спросить:
– Скажи мне, что они говорят.
– Что ты грязная, грязная девчонка, – раздался голос Нардо.
Они оба вздрогнули от звука его язвительного голоса.
– Что вы, голубки, притаились в самом углу? – Нардо облокотился на одну из полок. – Это здесь вы зачали свое незаконное дитя любви?
– Отвали. – Джек медленно встал. Его кулаки были сжаты. Он был крупнее Нардо, но Нардо был куда более жестоким. Джек едва взглянул на Эмили, прежде чем уйти.
– Ну и ну, – сказал Нардо. – Наш Сыр просто королева драмы.
– Он хочет, чтобы его называли Джек.
– А я хочу, чтобы меня называли Сэр Большечлен Баботрах. – Нардо шлепнулся на пол. – Увы, мы не всегда получаем, что хотим.
Единственным утешением во всей этой душераздирающей истории было