Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всю дорогу горланили с гастролёрами.
– Нельзя горланить хорошему солисту, который чего-то стоит.
– Послушайте, пожалуйста, песню:
Ой, ты, Волга, Волга-реченька.Ой, река ли ты красавица.По лугам ты льёшься, стелешься,По пескам бежишь, торопишься.Ты от счастья, Волга-реченька,Расплескалась, взвеселилася,И твоя волна игривая,До Кремля к нам докатилася.
– Достаточно. Я прекрасно знаю содержание этой прекрасной мелодии. Как раз подходит для распевов. Прекрасное исполнение высокое сопрано. Чувствуется, у хорошего преподавателя прошли подготовку. А ещё что можешь нам показать?
– Я только что пела «Меж высоких хлебов затерялося».
– Что ты? Что ты, это вовсе не для твоего исполнения! Кашу маслом испортить недолго. Лёня, ты слышал, её исполнение.
– Слышал, только ты позволь ей самой выбрать репертуар. Сама знаешь, какое настроение появляется у солиста, когда ему навязывают, то, что ему не нравится. Пусть попробует спеть только для нас в темноте.
– Меж высоких хлебов затерялося…
Варя пела, вкладывая в песню переживания и разочарования души. А муж с женой не находили слов, что сказать исполнительнице. Тётя Зоя подбирает тональность, переходя с одной на другую.
– Превосходно! У меня нет слов, – восхитилась она.
– Ну вот, а ты чего-то остерегалась. Певцу надо дать выбор и ни в коем случае не навязывать, свои понятия.
– Я поняла, Варенька, что тебе больше подходит, хотя нельзя исключать и высокое сопрано.
– Богатым наследием наградили тебя родители, спасибо им за тебя и за твой талант.
– А ещё что бы ты могла нам показать? Правда, время уже поздно. Мужу надо идти спать.
– Я что маленький ребёнок, что ли, всё спать укладываешь, спой, Варя ещё что-нибудь. Не то улетишь, как бабочка, тут тебя и видели.
– Хорошо лично для вас попробую исполнить, как мужчине.
Вижу чудное приволье,Вижу нивы и поля,Это русское раздолье,Это Родина моя.
– Варвара, притормози! Ты, в какую партию залезла? Это моя партия. Не отнимай у меня кусок хлеба! Это же теноровая партия. Да-а, ты сегодня нас удивила, обрадовала несказанно. Вот и горе горькое невзначай на нас набрело. У какого преподавателя ты проходила курс науки? Я его знаю? Не поверю, чтобы без подготовки можно было так чисто и грамотно исполнять произведения классиков.
– Родилась я под грохот канонады, я смерти глядела в лицо. С первых дней была жизни не рада средь раненых и павших бойцов. Мне говорят часто, «ты впитала в себя все звуки первых дней войны». Вот отсюда и зародился талант широкого диапазона. Из глухой тайги я выбралась кое-как. Некому было мне преподавать уроки хорошего тона и уроки музыки. Услышу Зыкину, её копирую; услышу Русланову, до неё добираюсь в поте лица. Вот и все мои преподаватели, правда, ещё Александра Стрельченко, да Ольга Воронец, только у меня к последним сказанным певицам нет особого притяжения; больше тяготею к сильным нотам.
– А говоришь, не знаешь нотной грамоты. Варенька, ты бы не хотела у нас здесь устроиться преподавателем вокала, а я бы к тебе присоединилась аккомпаниатором.
– Мне, кажется, это невозможно, по той причине, что у меня нет вообще музыкальной грамоты в голове. Не знаю нот. Придёт в одно прекрасное время ученый музыкант, и меня под зад коленом Отдел культуры. И куда я тогда могу себя пристроить, вы не можете ответить на это? Я могу. Сварщиком в одну сторону. Имею корочки, значит, надо бить одной струёй металла, пока есть возможность, а там дальше будет видно. Кстати, там и заработная плата всегда высокая, а мне что и надо. Нет. Я уж пока поработаю сварщиком, а по вечерам буду заливать душу песнями.
– Она права, тонко сказано: заливать душу песнями, но не вином. У тебя природой поставленный голос, никаким рашпилем, напильником не выточишь, если нет ни слуха, ни голоса. У тебя всё имеется при тебе, я ведь тоже заядлый рыбак за песнями, кто-то на берегах Балхаша, а я среди женского коллектива. Тоже люблю петь, хлебом и сыром не заманишь на берег. Кстати, кто такие гастролёры, по фамилии можешь назвать?
– Нет.
– А звать их как?
– Их очень много вместе со мной ехало; в пределах двадцати-двадцати двух человек.
– Так это смахивает на большую концертную бригаду. Пока я о такой бригаде ничего не слышал.
– Как они рассказывали о себе – это совершенно новый коллектив. Руководители старые жители вашего города. Они, будучи ссыльными, по 58 статье были шли.
– Жаль мужиков, всех брили под гребёнку. За надо и ни за так.
– У вас-то ещё что. Вот у нас в Сибири все деревни и сёла затарены политическими, бывшими по статье 58. Те двое мужчин, которые прижились у нас, так их после реабилитировали, жёны к ним переехали с детьми. Рассказывают: один что-то такое бухнул против комиссара военного, он его немедленно спрятал; ни за что корпели в лагерях смерти, не лучше концлагерей Освенцима, где мой отец пять лет проторчал. Не может он рассказывать и тем более вспоминать прошедшие дни лагерей смерти.
Переключившись снова на тему Варвары, дежурная ДК спросила:
– Почему ты не хочешь поступить на вокальное отделение какого-нибудь института?
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Ну, уж так много ты нагрешила? С детьми, женатые, тоже учатся.
– Не в этом дело. К примеру, девочка наших общих знакомых принята в институт на вокальное отделение. Так вы знаете, какой голосок у неё? На хвост наступи мышке, она сильнее подаст голос. Все дети с руками мохнатыми своих родителей учатся в престижных учебных заведениях. А мы по их понятию – отбросы общества. Правда, говорят, таланту надо помогать; бездарь сам пробьётся.
Прошло три дня. Варвару никто не искал, и она уже начала забывать о своей неудачной поездке в Москву за песнями.
– Тимофей, давай, распечатаем Варькин чемодан; возможно, там найдём улики о ней. Может фотку какую найдём? В милицию сообщить надо. Повесят на стенд: «Их разыскивает милиция!» Не то пропадёт девчонка не за понюх табаку.
– Не будет она связываться, скажут, пройдёт три дня вот тогда и приходите.
– Так ведь уже более трёх дней миновали, а её всё нет и нет.
– По моему понятию, она, наверное, уже домой улетела.
– А, как же вещи: чемодан, рюкзак. Надо посмотреть, что там у неё наложено. Разреши, а, Тимофей? – настаивал Петька.
– Давай, валяй!
– Марина, гони заколку, ею откроем, чемодан на ключ закрыт.
– Разве она преступница? – спросила себя Марина.
– Не возьмут – заставим. Ты у нас машинисткой работаешь, вот и напечатаешь несколько листовок о пропаже человека. Хорошо бы ещё фотографию приклеить.
– Давай найдём симпатичную казашку, татарочку, какая разница, они здесь все на одно лицо. Приклеим к объявлению и пойдём сами искать по приметам. Кстати, я заметил, у неё на лице шрам.
– На лице или на щеке? – спросил Тимофей. – Как-то под волосами я его не заметил.
– На щеке левой, как будто только-только откинулась.
– Ну ты мне, цыц! На неё это не похоже! Мало ли что может с человеком приключиться.
– Поверх всякого белья лежат чисто белые отутюженные плавки, считайте, раз, четыре штуки. Куда их ей так много? Дальше четыре бюстгальтера разноцветные.
– Вот богачка, у меня столько не имеется.
– Тебе не обязательно бюстгальтер иметь!
– Это почему же!?
– Раньше барышни на прыщи бюстгальтеры не надевали. А у этой мадам кое-что виднеется. Один купальник неразъёмный розового цвета.
– Ты собираешься ревизию произвести содержимого чемодана? Может, подойдёшь с актом приёма и сдачи на подпись мне?
– Всё может быть, всё может быть товарищ Капля, – Петька продолжал ворошить содержимое чемодана. – А вот и костюм сценический. Точнее сарафан ярко-красный с голубыми цветами по подолу, а посередине приятный орнамент. Вот голубая блуза с длинными рукавами из ткани шифон. О! Гляньте, какой кокошник, загляденье одно. Куда же она так нарядно собралась? А вот и фотка! Точно, она казашка или татарка! Нисколько не отличишь, среди всей этой национальности.
Петька продолжил рыться в вещах.
– Стоп! Нашёл!? Чего тебе ещё надо?
– Да подожди, ты! Вот гомонок ещё лежит, может в нём что-то написано? – Петька, продолжил рыться и нашел под вещами семейный альбом.
– Я кому сказал!? Закрой чемодан! Дальше тёмный лес, тебе другого знать не дозволено! Прекрати инвентаризацию. Что-то пропадёт – на тебя спишу. Не отмоешься. Сказано достаточно, значит, достаточно. Всё, что надо, нашли. Теперь чисто женскими руками немедленно сложить точно так же, как было, и незаметно.
– Фу! Решили скрыть свои похождения по чемоданам, – засмеялась Марина. – Девчонка не курит, она тут же определит запах табака от рук.
Петька растерялся, не зная, что делать и как теперь быть. Чемодан был открыт, и его рот точно так же был открыт в ожидании чуда и помощи в данную минуту.
Он поставил ногу на крышку чемодана.
- Сулико - Евдокия Смолина - Русская современная проза
- Волчица - Яна Морозова - Русская современная проза
- Внутри. inside - Анна Арт - Русская современная проза