«Дождливых сумерек прохлада…»
Дождливых сумерек прохлада.Нет мысли ни о ком,И все, чего для счастья надо,Мерцает маяком.
Что жизнь? Лишь мрак, обретший лица.А темень принеслаТот луч, который вечно длитсяИ мучит не со зла.
И все текучей, мимобежнейМоя полумечта,Где стала всплесками на стрежнеТа жизнь, что не жита.
И этот луч, сродни парому,По пустоши морскойУносит к берегу другому,Где ждет меня покой —
Который, если был бы рядом,То был бы ни к чему.И ливень хлещет новым хладомВ сгустившуюся тьму.
«Я мир пишу, как пишут акварели…»
Я мир пишу, как пишут акварели…Гирляндами на дне глухого яраВесна слагает, что осталось жараОт скоротечных призрачных веселий.
На луговине в месяце апреле —Сандалий перезвончивая пара…Ты создал дар, не обретая дара;А день цветет подобьем капители…
Ты озарен подобием улыбки…Тебя истома соблазнит в истому…Молчанье нежно в приумолкшей скрипке…
И предо мной – свершенная работа…Я пристален к бесцельному былому,Недвижному – но в облике полета…
«Мой сон ушел. Болезненная скука…»
Мой сон ушел. Болезненная скука —Ты явью или грезами тверда?В моей душе ни помысла, ни звука.Я, как морская бурная вода,Теку, не притекая никуда.
И мучаюсь – не то его уходом,Не то его продленною игрой.И я морским уподобляюсь водам,Что замерли вечернею порой:Я книга, где отсутствует герой.
И где я сам, и где мои порывы?Во мне, как в море, кто-то съединилВсе то, чем грезим, и все то, чем живы:Удар, и блеск, и капелек распыл,И обновленье нерастратных сил…
«Лучи скользнули по темнотам…»
Лучи скользнули по темнотам,Заря недалека…Линялым вдовичьим капотомСереют облака.
Одним-единственным прогаломПотемки раздались,И день – еще за перевалом,Еще восходит ввысь.
Мой день – без цели и без дела,С тщетой своих забот…Мой день, которым завладелоВсе то, что не придет.
«Порою в небе, где гроза…»
Порою в небе, где гроза,Исходом долгого уныньяЗажгутся световые клиньяИ наши радуют глаза.
Когда мы оторопью взятыИ даже горя лишены,Мы причастимся тишины,Где грома плещутся раскаты.
От этих радостей пустых,От равновесия на грани —Вином в фиале упованийНа свете остается стих.
Они придут и снова канут —И утешенье, и беда.Правдивы чувства лишь тогда,Когда ты чувствами обманут.
А стих – противен естеству,И как прознать – откуда выжат…Мы словно дождь, который брызжетНа прошлогоднюю листву.
«Иду с предчувствием запинки…»
Иду с предчувствием запинкиК заулку-тупику.Воды холодные крупинкиСлетают на щеку.
Я этой ночи не перечу,Ничто здесь не мое,И лишь из сумерек навстречуМне брызжет забытье.
Где ночь, я тоже буду ночью,Ночным дождем;Я только явленный воочьюМагический фантом.
Я так вживаюсь в те пустоты,Так грежу наяву,Что сам с собой живу сам-сотый,Почти что не живу.
И с каждым шагом – крепче связи,Запутанней узлыМеж синевой моих подглазийИ капельками мглы.
«Мне с каждым утром все тревожней…»
Мне с каждым утром все тревожней,Что стала грезы полнотаЛишь побрякушкою порожнейВ руках у праздного шута.
О сон! Волшебный промежуток,В котором, если не уснешьИ если к теням будешь чуток,То правдой обернется ложь.
О сон! Ужели он изранит, —Как волны, тая на лету?Прихлынет – и тотчас отпрянет,Разверзнув жизни пустоту…
Отдушина
Когда настанет миг смятенный,Душа подобна пустырюИ вижу стены – только стены,Куда вокруг ни посмотрю, —
И вдруг в окошко каземата,Где сам в себе я заточен,Лучом рассвета иль закатаЗаглядывает небосклон —
Тогда я жив, тогда я вправеВладеть и мыслью, и судьбой,И в мире из подложных явейЯ всех бесплотней, всех лукавей,И значит, стал самим собой.
«В распахнутой безвольной сини…»
В распахнутой безвольной синиИстаивают облака.Чем прежде был – не буду ныне;Но не о том – моя тоска.
Когда я плачу, то от плачейДуша родится из души —Чтоб незаслуженной придачейВ небесной зыбиться тиши.
И это родственно печали,И я печалюсь от родства;Тому, что сумерки наткали,Дарую щедрые слова.
Однако то, чем песня пета,Тот горестный полувопрос,Витает не вблизи, а где-то,Превыше туч, превыше слез:
Такою наделенный волей,Со мной сроднившийся настоль,Что рядится в личину болиДуши всамделишняя боль.
«Я предавался сумеречной дреме…»
Я предавался сумеречной дреме;И, пробудясь, я сравниваю с нейВесь этот мир, который не знакомей,Но призрачней и, кажется, грустней.
Я вижу свет в обманчивом изломе,Где вещества соткались из теней,И я мечтаю, словно бы о доме,О той дремоте сумрачной моей.
Сей мир – и не безмолвен, и не громок,Сиянья с мраком пасмурная смесь:Все не комок, а – только полукомок.
И все, что нужно, я найду не здесь,Где каждой вещи смутный окоемокНе виден – только слышен из потемок.
«В мои безрадостные дни…»
В мои безрадостные дниМне вдруг становятся сродниЧужие люди в их мороке,Что точно так же одиноки,Но одиноки – искони.
А в одиночестве моем —Освободительный проем,И мне мила моя свобода:Шагаю двойственным путем,Где нет преград и нет исхода.
На всем – двусмыслия печать,И стежка выстелится вгладь,Без бугорков и без проточек,Когда, как выпавший платочек,Самих себя не замечать.
«Я сам – глубокая пучина…»
Я сам – глубокая пучина,Где тусклый путеводный свет —Прозрение, что есть причинаТому, чему причины нет.
Я так же разумом несмелымИз небыли врастаю в быль,Как ветру делается теломОт ветра взбившаяся пыль.
«Когда же перестану…»
Когда же перестануБыть сам своей тюрьмой —Уйду себе порануДорожкою прямой?
Когда же, словно цепи,Себя я надорву?Когда же – не во склепе?Когда же – наяву?
Узилище разрушу —И за изломом дняТакую встречу душу,Как та, что у меня?
Когда же – и когда же?Ну а пока мы врозь,Я буду жить на стражеВсего, что не сбылось.
«Я никому не дам отчета…»
Я никому не дам отчетаИ не сочту своей виной,Что видели во мне кого-тоНе совпадавшего со мной.
Из нас в любом – толпа народа.Себя я грезой создаю,А прочим – полная свободаОшибку пестовать свою.
Друг друга ни одно не метче —Ни отверженье, ни сродство.Кто сам с собой не хочет встречи,Не хочет встретить никого.
«Ветряного перегуда…»
Ветряного перегудаБесконечнее тоска.Я никто и ниоткуда,Из глухого далека.
И как ветру в мощных кронахОтзываются листы,Дрожью знаний потаенныхГлуби сердца проняты.
Лишь бы ветряному шумуОткликался гулкий лес:Лишь бы спугивали думу,Лишь бы вовсе я исчез.
«Продлись, мой сон! Я знаю, что рассвет…»
Продлись, мой сон! Я знаю, что рассвет,Но я так долго маялся без дремы,Что мне нужней, чего на свете нет, —Безбытья прихотливые изломы.
И наяву, о греза, не оставь,Но будь со мной – и будь все та же,И украшай пролгавшуюся явьВсей непреложностью миражей.
Себя утрачу, если обрету;И, наклонясь над парапетом,Ищу я в бездне только слепотуКо всем закатам и рассветам.
«К отъезду – скверная примета!»
К отъезду – скверная примета!Не празднуй злых примет.Ведь все равно ни здесь, ни где-то —Тебе отрады нет.
Тебе лишь греза будет близкой,Вживешься в собственную мглу;Ты будешь скомканной запиской,Брезгливо брошенной в углу.
Ремней надето-понадетоНа эту жиденькую кладь…И не разлука, а приметаТебя останется терзать!
«Я не хочу ни истины, ни слова…»
Я не хочу ни истины, ни слова.Их обретя, не сделаться собой:В них лишь останок бытия живого,Да сердца боязливый перебой.
Я не хочу. Так вдумывался в суть я,Что разгубил и замысел, и суть.Воды и неба жалкие лоскутьяМне помогают ужас обмануть.
Я лишний. Я ненадобная спайкаМеж бытием и высшим бытием…И словно бы незрячий попрошайка,Я колочусь в давно безлюдный дом…
Подражание