I. «Когда от жизни пробудит природа…»
Когда от жизни пробудит природа,Себя поймем и вызнаем секретПаденья в Тело, этого уходаИз духа в Ночь, из просветленья в бред, —
О сне земли, о свете небосводаПрозрим ли Правду после стольких лет?Увы! душе без проку и свобода,И даже в Боге этой Правды нет.
И даже Бог явился Божьим сыном:Святой Адам, он тоже грехопал.Творитель наш и потому сродни нам,
Он создан был, а Правда отлетела.Безмолвен Дух, как мировой Провал.И чужд ей мир, который – Божье Тело.
II. «Однако прежде прозвучало Слово…»
Однако прежде прозвучало Слово,Утраченное в тот же самый миг,Когда из Тьмы Предвечный Луч возник,Угаснувший средь хаоса ночного.
Но сознавая свой превратный лик,Сама из Тьмы, Душа в себе готоваУзнать сиянье радостного зова,Распятых Роз таинственный язык.
Хранители небесного порога,Отправимся искать за гранью БогаСекрет Магистра: сбросив забытье,
К самим себе очнувшиеся в Слове,Очищены в неостудимой крови, —Отсюда к Богу, льющему ее.
III. «Однако здесь, бредя осиротело…»
Однако здесь, бредя осиротело,Себя сновидим, явь не обретем,И если сердце Правду разглядело,То Правда обращается в фантом.
Пустые тени, алчущие тела,Его найдя, узнаем ли о том,Пустоты стискивая то и делоВ объятье нашем призрачно-пустом?
Ужель Душа не отомкнет засовы,Не станет знать, что дверь не заперта,А только – выйти и пойти на зовы?
Немому и усопшему для плоти,Но с Книгою в закрытом переплете,Отцу Магистру явлены врата.
«Неслышимый ветер по травам…»
Неслышимый ветер по травамПровел осторожной рукой…Кивок долгожданный и краткий…И в нем – подтвержденье догадки,Я сам забываю какой.
…И шум в холодеющих травахПокуда еще не затих —Но словно меня обманулиИ кануло в ветреном гулеРешенье вопросов моих.
…Уже в успокоенных травахЗастыла последняя дрожь.И сам не пойму, отчего жеЯ сердце вверял этой дрожи,Которой ничем не вернешь.
Но нет: задремавшие травыНе те, что минуту назад,И ветра былые порывыВ разбуженной памяти живы,Как тысячи живы утрат.
«И снова дождь туманит стекла…»
И снова дождь туманит стеклаНа этой улице пустой…Сама душа моя размоклаИ вся пропитана водой.
Мне в сердце хлещут воды ливней,Но я печали не кляну:Еще грустнее и противней,Когда себя же обману, —
Поскольку я и сам гадаю,Когда я хмур, когда я рад…И, тихо сердце покидая(Строку Верлена подтверждая),Мне капли что-то говорят.
«На улице – бессвязный гул…»
На улице – бессвязный гул,А я – ненадобный прохожий.И всяк предмет в себя вольнул,И всякий звук оделся кожей.
Я существую, словно пляж,Куда на миг взбегает море.А истина одна и та ж:Что будет смерть, и будет вскоре.
И будет гул, когда умру.Не клянчит самой малой крохиМой ум, затерянный в миру,Что твой цветок в чертополохе.
«Этот нищий старый…
Этот нищий старыйПод моим окномСо своей гитаройПлачут об одном —
Что обоим выпалИм удел такойМыкаться по мируСо своей тоской.
Я и сам бездомный,Я и сам незрячий.Только сцена шире —И бесплатно плачу.
«Внезапно, среди наслажденья…»
Внезапно, среди наслажденья,Когда закружит бытие,Я чувствую, как отчужденьеСвоею невидимой теньюОкутает сердце мое.
И думаю: в этой ли дремеОчнусь от моей маеты?И вижу в оконном проемеКосого пейзажа бездомье —И ласковый образ мечты.
«Клубятся тучи в вышине…»
Клубятся тучи в вышинеИ небо облегли;Последний синий лоскутокПечалится вдали.
И точно так же разуму,В безверье и глуши,Какой-то лучик подтвердитПрисутствие души —
Кайма, которой сужденоВ небесной вышинеПродлиться по другую граньОтпущенного мне.
«Дождит. Я сделал с жизнью то же…»
Дождит. Я сделал с жизнью то же,Что жизнь содеяла со мной…Среди раздумий, бездорожий —И в вечных поисках иной!
От одиночества, от мукиМоя душа горит огнем,Но даже он – утоплен в скукеИ в отупении моем.
И тот удел, что был мне нужен, —Он так же тошен, так же мал.Я сам с собой давно не дружен.О, хоть бы ливень перестал!
«Всегда проснусь еще перед рассветом…»
Всегда проснусь еще перед рассветомИ сочиняю улетевшей дремой.И с сердцем стерплым, сердцем несогретымЯ жду зари, давно уже знакомой.
Гляжу вполглаза, как зеленоватыйПроголубел при крике петушином.Зачем же спать? Зачем считать утратой,Чего и смерть надарит от души нам?
И ты, весну являющая вмале,Даруй, заря, мечтам неотогретым,Урок о том, что мертвенно в начале,Что сбудется под полудневным светом.
«По небесам разлита дрема…»
По небесам разлита дрема,А от лазури слаще сны,Где я витаю невесомоМеж яви и голубизны.
И как неспешный бег потока,Та неподвижность хороша,Где, недоступная для рока,Развоплощается душа —
Чтоб у недвижности в объятьяхБегучих вод услышать звон,И только думой обгонять их,И только дремой плыть вдогон.
«И снова хлестало всю ночь напролет…»
И снова хлестало всю ночь напролет,И мучила вновь непогода:Я слушал, как ливень за окнами льет,И горесть моя в рокотании водШумела, не зная исхода.
И снова я слушал, как мечется шквал,И снова удар за ударомКипенье струи дождевой надрывалИ мыслям тревожным уснуть не давал,Терзая природу кошмаром.
И вновь, по примеру несчетных ночей,Я слушал средь ночи, как сердца комочекКлокочет в гортани у жизни моей.
«Словно тучи в поднебесье…»
Словно тучи в поднебесье,Через душу мчатся сны.И не там, и не здесь я —Хоть и мною рождены.
Так бывает, что виденью,Промелькнувшему вдали,Суждено прохладной теньюРаспластаться у земли.
Символ? Греза? Чьею ласкойЯ себя – к себе верну?Стал я собственною маской,Глядя в горя глубину.
«Наедине, наедине…»
Наедине, наединеС моей тревогой неминучей,Где нет на днеНи просветлений, ни созвучий…
Я в ней исчезну,Но эту боль не передам;Она как бездна: видишь бездну —И ничего не видишь там.
«Послышалась, гаснущий день провожая…»
Послышалась, гаснущий день провожая,Далекая песня в соседней таверне…Звенит в ней тоска не моя, а чужая —И в этой нездешности только безмерней.
Играет гитара. Струна задрожалаДрожаньем бездомным, дрожаньем бродячим…И чувствую муку, не чувствуя жала,И чувствую слезы, не ставшие плачем.
И слезы мои будоражат былое:Все то, что ушло, – не мое и не чье-то,Но то, что рассыпалось трухлой золою,Но то, к чему попросту нет поворота.
Все то, что бессонно в вечерней дремоте,Чего не утишит ночная остуда —Чтоб нам уподобиться жалобной ноте:Страдать низачем, приходя ниоткуда.
«Вон там, за перелеском…»
Вон там, за перелеском, —И глаз не оторву —Присыпанную блескомЯ вижу синеву.
Все делается вялымСредь ласкового дня,И море сонным валомБаюкает меня.
Но не уснуть обоим,Ведь каждый тем и жив,Что нежится – прибоемИ помнит – позабыв.
«По дороге, что, словно бы белая риска…»
По дороге, что, словно бы белая риска,То взлетит по зеленому скату холма,То срывается вниз и, уставши от рыска,Исчезает в той дали, где будет пряма, —
Муравьиная скачет по ней кавалькада:Великаны, что мимо меня пронеслись.И теперь им отрада, конечно, отрада,Что, оставив меня, устремляются ввысь.
И меня они мерят насмешливым взглядом,Да и в то, что я жив, им попробуй поверь:Может, жив только тем, что увидел их рядом,Или жив только тем, что не вижу теперь…
Друг для друга они хороши или плохи,Для меня они сделались – просто пятно:Никому одному не отсыплю ни крохиОт веселья, что вместе им было дано.
Те же самые чувства – бескрайни и узки,Не верстается с мерками их бытие.И уже вдалеке, на извилистом спуске,Кавалькадой пластается сердце мое.
«Послышится тявканье песье…»