«Прекрасен день, который сам…»
Прекрасен день, который самСебе же мерой,Глаза подъемля к небесамС наивной верой.
Но будет неба синеваНе благостыней,Пока в глубины естестваНе примешь сини —
И цвет, которым зеленыХолмов уборы,До самой сердца глубиныНе вникнет в поры.
О ты, несведущий двойник,Уйди, не мешкай! —Но не отступит ни на миг,Глядит с насмешкой,
Что и земля и небесаВсего родимейТому, кто душу отдал заСлиянье с ними.
«Болезненный звон колокольный…»
Болезненный звон колокольный,Ты через деревню летишьИ каждым накатом сгущаешьДуши предвечернюю тишь.
И словно бы взятый у жизни,Столь горестен твой разговор,Что в первом тягучем удареУже раздается повтор.
И сколько ни рей надо мною,Когда прохожу стороной,Ты грезой моей остаешься —И, значит, всегда не со мной.
И если дрожащим ударамЗавторит вечерняя даль,Куда-то отпрянет – былое,Зачем-то нагрянет – печаль.
«Очертившись четко…»
Очертившись четкоГде-то, в лунном свете,Парусная лодкаРодственна примете.
И хоть нет разгадки,Но дышу иначе.Сон, доныне краткий,Делается кратче.
Что – непостижимо?Что – еще жесточе?Парус мчится мимоВ недвижимой ночи.
«Ветер чуть качает…»
Ветер чуть качаетСтебли камыша.Дрожью отвечаетИ моя душа.
Сердце сиротливоПлачет не о том,Что слышны порывыВетра над прудом.
Это – легче вздоха,Чище ветерка:Если сердцу плохо —Где моя тоска?
Если ветер тронетБлики на воде,Знаю: сердце стонет,Но не знаю – где.
«Ярится ветер в чаще…»
Ярится ветер в чаще,У чащи взаперти;Для мысли настоящейИсхода не найти.
Есть в разуме тоскливомТакая глушь и дичь,Где мечется с надрывомЖелание – постичь.
Как ветер бьется в ветки,Из чащи рвется вон —В такой незримой клеткеИ сам я заточен.
«Под сенью горы Абиегно…»
Под сенью горы АбиегноЗамедлю, дорогу прерву.Я видел – пленительный замокС вершины глядит в синеву.Но медлю и сплю наявуПод сенью горы Абиегно.
Любимое и прожитоеКуда-то назад подались,И сколько их было, не помню,Увидя волшебную высь.Под сенью горы АбиегноЯ медлю, от них отрекшись.
Быть может, моим отреченьемКогда-нибудь стану сильней,Дорогу, ведущую в Замок,Найду между серых камней.Под сенью горы АбиегноЯ медлю, сроднившийся с ней.
Покой убегает при мысли,Что Замок вдали вознесен,Дорога же – та, по которойНикто не ступал испокон.Под сенью горы АбиегноТуда устремляется сон.
Ведь разум дороги не знает —И, значит, вверяется сну.Дерзанья мои забываю,Когда на вершину взгляну.Под сенью горы Абиегно —До века ли буду в плену?
«Туча легкая над рощей…»
Туча легкая над рощей…Прилети и пролети…Я тоскую много проще:Не в душе, а во плоти.
Та возвышенная смута,Что пришла в забытом сне,Ныне отдана кому-то,Безразличному ко мне.
Если ж заросли в сыруюПогружаются во тьму,Я пугаюсь и горююПо сиротству моему.
«Чего бы сердце ни хотело…»
Чего бы сердце ни хотело —Ничто исполнить не могу.Всегда желая без предела,Всегда замру на полшагу.
Итог беспомощных стараний —О сколь заранее постыл!Душа – сверканье в океане,А я – саргассовый настил, —
Но там сквозится из разводийВода неведомых морей,Не существующих в природе —И явных сердцу тем скорей.
«Где-то там, где блещут воды…»
Где-то там, где блещут воды,Где течет речная гладь,Где природа без природы,Несмутимо провожатьБуду дни свои и годы.
Что же делает река,Если просто – просто длится?Наплывут издалекаЧьи-то медленные лица,Словно прошлые века.
И скользя по речке взглядом,Сохраню свою печальИ дышу своим разладом —Ибо влага мчится вдаль,Все равно оставшись рядом.
Я и движусь, и стою,Если вглядываюсь в реку,В эту чистую струю —Ибо отдал ей довекуВсю разорванность мою.
«У таинственной двери…»
У таинственной двериМоего бытияБродят птицы и звери —И взираются, веря,Будто я – это я.
Полны сонных бездоний,Ни к чему не спеша;Только я посторонний,И всех бед неотклоннейКатастрофа – душа.
Рассевается дрема —И я счастлив почти;А смотреть из проемаХуже всякого сломаИ страстного пути.
«Глухая ночь, простри ко мне персты…»
Глухая ночь, простри ко мне персты,Усынови… Я был во время оно… —Я есмь король, отрекшийся от тронаМоей тревоги и моей мечты.
Мой меч, тяжелый свыше моготы,Которым овладел я беззаконно,И непосильный скипетр и корона —В чужую длань да будут приняты.
Теперь и бесполезную кольчугу,И шпоры, что звенели от испугу,Я бросил пред палатой короля.
С душой и телом я покончил счеты —И возвращаюсь в древние темноты,Как вечером усталая земля.
Рождество
Родится бог. Былые гибнут боги.Но правда не пришла и не ушла.Сменился Миф, и вечность на порогеНе меньше прежней вечности светла.
Бессильный ум возделывает поле,Мятутся мифы в мертвенной ночи.Господь есть Слово, и ни граном боле.Не знай, не верь: утеряны ключи.
Нововерец
Не смыкай покорно вежды —Ибо нет на свете снов.Ты лишь тень твоей одежды,Ты всегда пребудешь нов.
То ли смерть укрыта в ночи —То ли гибнет самый мрак!Кто дошел до средоточий,Не сбавляй трусливо шаг.
Встретишь ангельские лики —Отберут уютный плащ,И пойдешь бедней калики,И невидим, и незрящ.
А у дальних раздорожийБлагодетель-серафимОбдерет что было кожи,Чтобы стал – собой самим.
А потом в глубоком гротеТы увидишь Божий храм —И разденешься от плоти,Уподобившись богам.
Ныне тень твоей одеждыНе тебе закроет свет,И не ты смыкаешь вежды —Ибо смерти больше нет.
Эрот и Психея
…Итак, видишь ты, Брат мой, что истины, которые даны были вам на ступени Новообращенного, и истины, данные на ступени младшего Адепта, суть, хоть они и противоположны, одна и та же истина.
Из Ритуала Ступени Магистра Дворав Ордене Португальских ТамплиеровВ песне древнего распеваПовествуется рассказ,Как спала Принцесса-Дева,В утоленье злого гневаРазомкнуть не могши глаз.
Есть в легенде Принц, который,Зло и благо одолев,Отправлялся в путь нескорый,Через реки, через горы,На котором будят дев.
Словно смерти верный сколок,От надежды отобща,Сон Принцессы долог, долог —И оплел ее начелокИз зеленого плюща.
Принц спешит из-под навесаОчарованных теней,И о Юноше средь лесаНе проведает Принцесса,Он не ведает о ней.
Но Судьбу исполнит каждый:Деве писано уснуть,Рыцарю – томиться жаждой,Без которой бы однаждыНе вершился этот путь.
Видя морока заслоны,Принц шагает напрямик;Заблужденьем вдохновленный,Перешел через препоныИ дворца ее достиг;
И когда пора настала,То, дивуясь чудесам,Он отдернет покрывалоИ поймет, что сызначалаСпящей Девой был он сам.
Усыпальница Кристиана Розенкрейца [2]
Еще не видев тело нашего мудрого Отца, мы отошли в сторону от алтаря и там смогли поднять тяжелую плиту желтого металла, за ней же покоилось лучезарное тело, целое и не тронутое тлением… в руке была маленькая пергаментная книга, писанная золотом и озаглавленная «Т.», которая, после Библии, составляет главное наше сокровище и не предается в руки непосвященных.
Fama Fraternitatis Roseae CrucisI. «Когда от жизни пробудит природа…»
Когда от жизни пробудит природа,Себя поймем и вызнаем секретПаденья в Тело, этого уходаИз духа в Ночь, из просветленья в бред, —
О сне земли, о свете небосводаПрозрим ли Правду после стольких лет?Увы! душе без проку и свобода,И даже в Боге этой Правды нет.
И даже Бог явился Божьим сыном:Святой Адам, он тоже грехопал.Творитель наш и потому сродни нам,
Он создан был, а Правда отлетела.Безмолвен Дух, как мировой Провал.И чужд ей мир, который – Божье Тело.
II. «Однако прежде прозвучало Слово…»