Читать интересную книгу Лучшие истории о невероятных преступлениях - Эллери Куин

стена, над которой едва виднелось слуховое окно. В северной стене окно было довольно большое, но с террасы оно не просматривалось.

Вскоре управляющий подозвал нас к входной двери и, жестами попросив вести себя потише, спросил:

– Что вы об этом думаете, мистер Таррант?

Поблизости четко слышались звуки печальной музыки. Казалось, она звучит в студии, медленная, унылая и скорбная, – это явно был реквием, и исполнение предполагало, что играет его большой оркестр.

Немного послушав, Таррант произнес:

– Это заупокойная месса, исполненная весьма профессионально. Если не ошибаюсь, это реквием Палестрины…[43] Так, закончилось… А теперь начинается снова.

– Да, и так постоянно, – сообщил Уикс, электрик. – Похоже, там кто-то есть, но я никак не могу достучаться. – Он ударил в дверь кулаком, однако без особой надежды.

– Вы заглядывали в окна?

– Естественно.

Мы тоже подошли к окнам и заглянули в темную и пустую комнату, вероятно спальню, но ничего не увидели. Дверь из спальни в студию была закрыта. Все окна – заперты.

– Я предлагаю, – сказал Таррант, – проникнуть внутрь.

Управляющий колебался.

– Даже не знаю. В конце концов, арендатор имеет право включать любую музыку, которая ему нравится, и если он не хочет открывать дверь…

– А кто живет в пентхаусе?

– Некий Майкл Салти. Человек эксцентричный, как и многие художники. Признаться, я мало о нем знаю; сейчас мы не можем просить у квартиросъемщиков списки рекомендаций, как в былые времена. Он оплатил арендную плату за год и никого тут не беспокоил. Это все, что я могу о нем рассказать.

– Однако, – задумчиво произнес Таррант, – это представление несколько своеобразно. А вдруг мы хотим доставить ему важное сообщение? Что насчет его телефона?

– Пробовал, – сообщил Уикс. – Оператор говорит, что ответа нет.

– Я за то, чтобы заглянуть. Послушайте, Глиб, если вы не желаете брать на себя ответственность за взлом, давайте раздобудем лестницу и посмотрим в окошко на крыше. Десять к одному, что никто этого не заметит, и если все окажется в порядке, мы просто улизнем.

На это предложение управляющий согласился, хотя, как мне показалось, неохотно. Наверное, зловещие звуки, по-прежнему льющиеся через закрытую дверь, наконец поколебали его, поскольку невозможно было слушать их спокойно.

Принесли лестницу, и, как только ее установили, Таррант сам на нее взобрался. Я наблюдал, как он смотрел через слуховое окно на крыше, затем наклонился ближе к нему, пристально вглядываясь из-под ладони.

Вскоре Таррант выпрямился и поспешно спустился по лестнице. Подошел к нам, и лицо его было напряженным.

– Полагаю, вам следует вызвать полицию, – хрипло сказал он. – Немедленно. И не заходить туда, пока они не приедут.

– Полицию? Но почему?

– Это неприятно, – объяснил Таррант. – Но, похоже, произошло убийство.

И он больше ничего не добавил, пока не прибыл дорожный патруль с Парк-авеню. Затем мы все вместе вошли в пентхаус, причем ключ Глиба не сработал, и дверь пришлось взломать.

Студия представляла собой большую квадратную комнату с высокими потолками, ярко – почти кричаще – освещенную лампами. Она была уютно обставлена в современном стиле; мольберт и шкаф для красок и материалов стояли на деревянном полу, который покрывал, но не полностью мягкий ковер. Вопрос с музыкой вскоре был решен: в одном углу стояла электрическая «Виктрола»[44] с автоматическим устройством для поворота пластинки и ее повторного запуска. На записи был реквием Палестрины в исполнении известного оркестра. Кто-то, думаю, это был Таррант, пересек комнату и выключил ее, пока мы стояли, сгрудившись около двери и молча глядя на скрюченную, окровавленную фигуру на диване.

Это была девушка не старше двадцати двух лет, совершенно обнаженная, в самом расцвете женской красоты. Одна ее нога была неестественно согнута, рот казался перекошенным, а левая рука сжимала обивку дивана – видимо вцепившись в нее в предсмертной судороге. Из ее левой груди торчала рукоять ножа. Крови было много.

Таррант погасил четыре высокие свечи, расставленные на полу по углам дивана, и проговорил:

– Запомните, офицер, в десять сорок семь вечера свечи еще горели.

Я снова вышел на террасу и, тяжело опершись о западный парапет, глубоко вдохнул чистый холодный воздух. Я не привык к такого рода насилию.

Когда я вернулся в студию, тело девушки уже прикрыли одеялом. И я впервые обратил внимание на мольберт. Он стоял в юго-восточном углу, по диагонали от дивана напротив входной двери в другом конце комнаты. По идее, его должны были повернуть к северо-западу, чтобы на него падало максимум света из большого северного окна, и на это, кстати, указывал и стул справа от него. Однако мольберт был развернут на юго-запад, к двери спальни, и нужно было подойти к самой этой двери, чтобы рассмотреть полотно.

На нем, туго натянутом на раму, была нарисована маслом убитая девушка. Ее изобразили обнаженной, в вызывающей позе с полусогнутыми ногами и раскинутыми руками, а на губах застыла похотливая усмешка. Портрет назывался «La Seduction»[45]. В том самом месте, где нож пронзил реальное тело девушки, сквозь холст торчал большой гвоздь. Шляпка выступала на два дюйма на лицевой стороне картины, а под гвоздем изображалась струйка крови, стекавшая вниз.

Таррант стоял, засунув руки в карманы, и рассматривал эту картину. Его взгляд был прикован к гвоздю, казавшемуся неуместным на холсте и обреченному сыграть важную роль в трагедии.

Таррант что-то бормотал себе под нос, и голос его звучал так тихо, что я едва расслышал слова:

– Работа сумасшедшего… Но почему мольберт повернут к комнате тыльной стороной? Почему?

Поздно вечером в квартире Тарранта было оживленно. Прибывший лейтенант Маллинс из отдела по расследованию убийств бесцеремонно выгнал всех из пентхауса, включая и Тарранта. В связи с этим Таррант позвонил другу в полицейское управление и получил заверение в том, что вскоре его навестит инспектор Пик, которому поручили это дело, и его визит здесь нетерпеливо ожидали.

Хидо, безусловно, превосходный дворецкий, без промедления подал мне бутылку прекрасного ирландского виски («Бушмилс» 1919 года). Я потягивал свой второй бокал, а Таррант безмятежно читал в другом конце гостиной, когда в дверь позвонил инспектор Пик.

Войдя в апартаменты, он протянул руку:

– Мистер Таррант, полагаю? Рад познакомиться с вами, мистер Фелан.

Это был высокий худощавый мужчина в штатском, с неожиданно мягким голосом. Почему-то меня удивило, что офицер полиции носит хорошо сшитый твидовый костюм.

Усевшись в кресло, он продолжил:

– Как я понимаю, вы были одним из первых, кто вошел в пентхаус, мистер Таррант. Но сейчас мне особо нечего добавить. Дело весьма банальное.

– Вы поймали преступника?

– Еще нет. Он объявлен в розыск. Мы схватим его если не сегодня,