— С Максом видишь? — поинтересовался Алекс, наблюдая, как она мнет себе лоб, крутит пальцами по вискам.
Пришла ее очередь качать головой.
— Он меня хорошо… охладил, Саш. Трудно желать мужчину, который скорее себе отморозит все ниже пояса, чем по своей воле притронется к женщине. Мне его жалко, но я понимаю, что ничего не сделать уже. У него свой путь. Да почему я вообще должна быть с кем-то? Мне и одной хорошо. Я уже слишком долго живу, чтобы менять свой комфорт на неудобного мужчину. Зачем мне что-то постоянное? Да и замужем я уже была, ничего хорошего там нет.
Он поднялся, налил в бокалы красного вина и подал один ей.
— Об одном жалею, — тускло сказала Виктория, пробуя сладкое вино. — Что ребенка не родила. Недавно я это поняла, Сань. Когда мы вдруг заговорили о конце света. Сейчас бы забеременеть — да хоть от тебя. Но, боюсь, уже поздно. Но если вдруг справимся — не откажешь ведь, да?
— Не откажу, — усмехнулся Алекс. — Если ты к тому времени все еще будешь жаждать меня в потенциальные отцы.
— А кого еще? — удивилась она. Свидерский молча глотнул вино и небрежно пожал плечами. Сами пусть разбираются. Уж шестьдесят лет как не маленькие. Хотя отношения этих двоих всегда ставили его в тупик.
Ему с Викой всегда было легко и разговаривать, и молчать. Наверное, она была ему ближе всех. Роднее. Вот и сейчас они пили вино, перебрасывались короткими репликами и по большей части молчали — а потом Виктория и вовсе задремала в кресле. Он не стал ее будить. Взял из ее руки бокал, осторожно перенес на кровать — и ушел спать в гостевую комнату.
Они все познакомились на первом курсе. Молодой и щеголеватый Александр, выпускник одной из лучших школ Рудлога, легко сдавший экзамены в Университет. Макс — тощий, невысокий, рыжий и при этом обладающий странным воздействием на девушек — они ему чуть ли не в рот заглядывали. Да и с девственностью он расстался через месяц после первого занятия, с одной из четверокурсниц. Это потом он вытянулся, нарастил мышцы и стал не слабее самого Свидерского. А тогда глянуть без слез было невозможно. И занятия давались ему трудно — при сильном даре он долго доходил до решений, упорно сидел над учебниками и даже с похмелья ухитрялся зубрить формулы и тренироваться.
Михей, живший в городке недалеко от границы с Блакорией. Светловолосый и зеленоглазый, сильный и вспыльчивый — у них с Александром все эти годы шла негласная борьба за лидерство, хотя они часто стояли спина к спине и верили друг другу как себе. Но Свидерского признавали за вожака остальные, а Михея он уважал и никогда ни словом, ни делом не давал ему почувствовать себя на вторых ролях. Севастьянов, в противовес спокойному Александру, был быстро загорающимся, любопытным, страстным — казалось, не было на свете вещей, которые его не интересовали.
И Мартин. Тяжелокостный, нищий и худой блакорийский барон. Если Макс был тощим, но не голодным, то у этого были впавшие щеки и взгляд ничего не боящегося зверя. Фон Съедентент был наглым, как сотня диких котов, мрачным и огрызающимся. Их поселили вчетвером, и в первый же день Март ухитрился подраться с Михеем.
— Это моя кровать, — сказал ему Севастьянов, когда вернулся и увидел, что его место занято новеньким.
— Девочки спят у стеночки? — издевательски вопросил барон. Получил в челюсть, со свистом сплюнул кровь и полез в драку. Досталось и Максу, который решительно сунулся их разнимать — «не лезь, малыш» — рявкнул Март и приложил его лицом об шкаф, и Алексу, не оставшемуся в стороне. На драку прибежал комендант, и быть бы четверке отчисленной, не начав обучение, если бы не решение ректора университета, каким-то шестым чувством унюхавшего в покрытых синяками, со злостью поглядывающих друг на друга парнях будущих светил магического мира.
Однако это не помешало Старову наложить унизительное взыскание. Алмаз Григорьевич на расправу всегда был скор и крут. Почти семестр они драили помещения университета и общежития, старательно игнорируя друг друга и слушая насмешки каменов. На ругань сил уже не оставалось, все уходило на учебу и уборку. Зато они косились друг на друга, подмечали успехи и до красных мушек в глазах учились, пытались превзойти соперников.
По окончании наказания, получив отличные оценки, они дружно напились, обнаружили, что ненависть и злость прошли — труд объединил их, а лучшие показатели вознесли на вершину курса, сделав предметом восхищения.
Тогда-то они и поклялись друг другу в вечной дружбе.
— Вместе мы сильнее, — пьяно говорил тогда уже немного отъевшийся Мартин, сидя в таверне и тиская подавальщицу. Его женщины тоже любили. Мрачных и буйных всегда любят.
— Кот правду говорит, — вторил ему Михей, размахивая кружкой с пивом. — Что нам делить? Вместе мы покорим мир. Правда, Малыш?
— У меня запросы скромнее, — ответил Тротт со смешком, — я просто хочу оставить свое имя в истории магнауки.
— Ну а ты, Алекс? — обратился к нему Севастьянов. — Чего хочешь ты?
Свидерский, уже совершенно пьяный, тоже усадил себе на колени веселую официантку и что-то нашептывал ей, поглаживая по бедру.
— Я, — он задумался. Голова кружилась, мысли плясали. — Я, друзья, хочу занять место деда Алмаза. Довольно ему зверствовать. Да здравствует свобода!
— Да здравствует! — проревели они. Кружки с пенным напитком столкнулись, ознаменовывая начало их дружбы.
На девчонок со своего курса особого внимания они не обращали. Зачем, если молодые и горячие парни пользовались стабильным спросом среди старшекурсниц? К тому же девочки были тихими, садились на задние ряды и блистать великолепной четверке особо не мешали. У студенток был свой мирок, наполненный таинственными разговорами, смешками, косметикой и нарядами. Живущие в общежитии однокурсницы со своего этажа не спускались, на старшие курсы смотрели с удивлением — уж очень свободные нравы по сравнению с принятыми в обществе были у девушек, давно обучавшихся в университете.
Ректор МагУниверситета, Алмаз Григорьевич, с десяток лет назад подписал указ, согласно которому в университет официально, наравне со студентами-мужчинами, принимались и девушки. Первое возмущение и насмешки в обществе успели утихнуть, но к женщинам, осмелившимся замахнуться на обучение наравне с мужчинами, все еще относились насмешливо и высокомерно как студенты, так и преподаватели. Много времени прошло, прежде чем лучшей ученицей выпуска стала женщина, одним этим фактом утерев нос всем скептикам. Правда, девушка оперативно вышла замуж и прожила спокойную жизнь, открыв лавку защитных амулетов и магаптеку, чем породила новую волну скепсиса. «Зачем обучать девиц, вкладывать в них силы, позволять, чтобы они занимали места в высших учебных заведениях, если из ста студенток дай боги пять будут и дальше заниматься магией?» — говорили противники указа. Отдельные господа придерживались этого мнения до сих пор, несмотря на то, что девушки если и уступали мужчинам в боевой магии и ментальных способностях, компенсировали это успехами в витализме и прикладных науках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});