До указа Алмаза Григорьевича женщины обучались в школах бытовой магии — взять в жены ученицу такой школы считалось особым шиком. Дамы даже с минимальным даром этим активно пользовались — в школах их обучали и этикету, и домоводству — и это было реальной возможностью взлететь вверх. Самые отчаянные посещали занятия в Университете, как вольнослушатели, но их воспринимали негативно — некоторые преподаватели даже отказывались читать лекции, если замечали среди слушателей даму. Сидели они на маленьких балкончиках в больших лекториях. До сих пор в некоторых лекционных залах сохранились эти балкончики.
Это сейчас женщины-маги служили в армии, работали в больницах и службах спасения, с успехом делали карьеру в магнауке. Именно Виктория стала первым придворным магом-женщиной и тоже внесла свой вклад в уравнивание возможностей мужчин и женщин. Да, она была слабейшей в пятерке лучших выпускников — но при этом сильнее всех остальных студентов курса.
Заветную должность она получила, как это ни странно, в Эмиратах. То ли эмир Солтарии пригласил ее как экзотику и диковинку, то ли надеялся пополнить гарем чудесницей — Виктория мало говорила о своей работе в пышном дворце южного Эмирата. Но к концу ее службы иначе как «Великая волшебница» ее не называли, а сын эмира и сейчас регулярно зазывал ее обратно и слал подарки, которые Вики принимала со спокойным достоинством. Но возвращаться не торопилась. После событий, произошедших почти 17 лет назад, она ушла в преподавание, успешно защитила несколько научных работ. И только в начале этого года приняла предложение занять пост придворного мага Инляндии.
А тогда… на первом курсе она была гордячкой. Серенькой, ничем к себе не привлекающей, завязывающей волосы в пучок, носящей странные платья. И единственной дочерью в семье, привыкшей, что с ней носятся. Родители, мечтавшие о выгодном замужестве, только повздыхали, когда ребенок заявил, что пойдет учиться на волшебницу. И отпустили, надеясь, что дурь пройдет. Не прошла.
Расцвела Вики летом после первого курса — как-то резко выросла, обзавелась формами, от которых ладони у любого мужчины становились влажными — и даже преподаватели нет-нет, да поглядывали на задние ряды. Оказалось, что у нее грациозная походка, мягкие жесты и мимика, чудесные черные волосы, яркие и полные губы и большие, миндалевидные, карие глаза с такими длиннющими ресницами, что она была похожа на олененка. И одеваться она стала совсем по-другому, будто осознав свою красоту.
Старшекурсники осаждали красавицу роем, но она не спешила кому-то отдавать предпочтение. Общий ажиотаж не обошел стороной и их четверку. Парни присматривались к ней. И Мартин тоже — оборачивался на парах, замолкал, глядя на нее, идущую с лекций в окружении девочек, и глаза его горели — как и всегда, когда он видел очередную жертву.
— Моей будет, — сказал Март как-то друзьям. — Сразу говорю, моя, руки не тянуть. Оторву.
— Не по тебе птичка, — насмешливо поддел его Александр. — Не размахивайся.
— Пари? — загорелся Мартин.
— А что, — лениво поддержал его Михей. — Давай. Макс, ты как?
— Одна, другая, какая разница, — тоном уставшего плейбоя произнес Тротт. — Вы как хотите, а я не участвую в заведомо проигрышных спорах. Да и неспортивно это как-то. Это, Март, не наши обычные девки. Это девочка из хорошей семьи.
— Да ладно, — фыркнул барон. — В раздетом виде они все одинаковые. Ну что, спорим?
— Я пас, — сказал Макс.
Остальные поспорили. До конца второго курса Март должен был уложить первую красавицу университета в постель. Иначе — убирать комнату два года. Каждый день. Для ненавидящего порядок блакорийца это было очень болезненно.
И началась осада. Вики с некоторым удивлением приняла ухаживания уже снискавшего себе славу женского угодника барона. Он отсылал свою стипендию матери и братьям — по тогдашним меркам она была очень неплохой, как у одного из лучших студентов. Старов, при всей своей жесткости, не жалел средств на поощрение талантливых молодых людей.
— Вы не должны думать о том, где взять деньги на жизнь, — нередко говорил он, — сейчас вы должны только учиться.
Март устроился на работу — подрабатывал, развлекая вечерами посетителей в одной из таверн иллюзиями и летающими кружками с пивом. И подбивал пьяных гостей на споры — предлагал метать в него ножи за золотую монету. Кто пробивал его защиту — получал весь банк. Видимо, тогда он и стал мастером щитов. Трудно не наловчиться защищаться, когда на кону жизнь.
На заработанные деньги он покупал цветы и подарки для Виктории. Внаглую оттеснил Викиных подруг и сел с ней за один стол. Помогал ей на практике. Провожал домой. Ввел ее в компанию — Вика не смогла устоять перед приглашением присоединиться к «элите» курса.
Друзья поначалу возмущались, но затем с удивлением обнаружили, что у девчонки острый ум и язычок, и что ее присутствие вносит здоровую дозу азарта в их отношения и действует не хуже, чем их изначальное соперничество. Она умела охладить их споры, на равных участвовала в политических и научных дискуссиях, храбро пила пиво за компанию и не возражала, когда Март словно нечаянно приобнимал ее или прикасался, становясь все настойчивее и смелее. Они все через некоторое время увлеклись ею — но Вики смотрела только на Мартина. У других шансов не было. Хорошая девочка — им всем так казалось — влюбилась.
С началом странной дружбы между четверкой и «хорошей девочкой» пришло и гаденькое чувство вины. Хотя сдавать друга и их пари никто не решался, но глядя на увлеченность фон Съедентента и доверчивость Виктории, все чаще им в головы приходила мысль, что все происходящее — недостойно и неправильно. Одно дело спорить на какую-то девку, другое — на ту, что стала своей.
Первым не выдержал Макс. Он наблюдал, хмурился — и однажды спокойно сказал Мартину, что тот поступает, как подонок.
— Не завидуй, — огрызнулся барон, — не твое дело.
Малыш Тротт впервые тогда полез в драку, и после, когда ему залечивали синяки, и когда они уже помирились, упрямо проговорил.
— Ты что, не понимаешь, что на таких, как она, только женятся?
— А может, и женюсь, — хмыкнул Мартин. — Только распробую.
Александру ситуация тоже не нравилась. Он пытался вывести блакорийца на разговор, желая понять, что друг чувствует — но тот только огрызался и шел к победе.
Очень уверенно шел. Даже не блудил откровенно, оставив старшекурсниц и предпочитая сладких девочек из таверны, в которой работал, и заинтересовавшихся им состоятельных дам, одаривающих молодого любовника весьма щедро. «Вики — это другое, — косноязычно объяснял он, возвращаясь утром и смывая с себя запах сладких духов и секса, — это совсем другое».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});