ногам позаимствованный у Мэй Акерман револьвер.
– Помоги мне! – крикнула она и продолжила стрелять.
Пибоди вернулся внутрь.
Перепуганный мул закричал и попытался сбежать. Папа, который скорчился, обхватив голову руками, возле медленно поворачивающегося колеса повозки, вот-вот должен был оказаться на виду. Он посмотрел на меня в беспомощном ужасе.
– Бель?
Всю жизнь он сносил побои. Всю прожитую им жизнь; и ему предстояло сносить их всю ту жизнь, что ему оставалась, если эти люди добьются своего.
Позади меня ожили двигатели «Фонарщика».
Я подобрала револьвер. Его тяжесть была ужасна, головокружительна. Я вспомнила кровавую вонь бойни, отвратительные картины того, что пули творят с человеческой плотью: освежеванную голову Перси, кровь, хлеставшую из дыры в животе Джо Райли. Эти воспоминания были для меня не предостережением, но обещанием, уверенностью, что в руках у меня божественная сила.
Стрельба прекратилась. Шериф Бейкерсфилд, одуревший от отчаяния, выскочил из-за камня, за которым укрывался, и протянул к кораблю умоляющую руку, словно мог поднять его с земли, как игрушку.
– Подождите! Нет!
Салли всадила пулю ему в грудь. Он повалился точно бревно. Она бросила винтовку и подхватила поводья мула. Потом резко обернулась ко мне, оскалив зубы, как дикая собака.
– Бегите!
«Фонарщик» начал поднимать рампу. Я ухватила папу за ворот рубашки и с решительным воплем вздернула его на ноги. Мы взбежали по рампе и запрыгнули в люк прежде, чем он закрылся.
Атмосфера внутри корабля стала иной: тяжелой и давящей. Повсюду в воздухе, точно болезнь, чувствовалось присутствие Пибоди. Я едва не споткнулась о фал скафандра, торопясь в кабину. Коридор перегораживали три пустые канистры из-под топлива. Я неловко перелезла через них; за мной, спотыкаясь, следовал папа.
– Она убила шерифа, – смятенно проговорил он. – Пути назад нет. Ни для кого из нас. Господи, Бель.
– Тише! – Я не хотела, чтобы им овладела паника. Я и сама была на грани.
Мы остановились у входа в кабину. Импровизированный лагерь, созданный для нас Джо, был почти не тронут, тяжелые рюкзаки, которые нам пришлось бросить, потому что с нами больше не было Ватсона, все еще стояли рядком возле книжного шкафа. Почти опустошенная Джо бутылка выглядывала из его скатанной палатки. Пибоди сидел в кресле пилота, глядя в иллюминатор, из которого открывался прекрасный панорамный вид на встающую над кратером ночь. Обе луны холодно сияли, позади них, точно серебряный мазок кисти, протянулась звездная полоса.
Сайлас стоял рядом с Пибоди; он тяжело дышал, лицо его покраснело, а лоб покрывал пот. Он целился в нас из револьвера. Его руки тряслись. Как сильно он отличался от того уверенного в себе человека, который вошел в закусочную меньше двух недель назад.
Как быстро рушится мир.
Пол завибрировал у нас под ногами, двигатели «Фонарщика» мощно зарокотали.
– Убирайтесь с моего корабля, – сказал Сайлас.
Я подняла револьвер помощницы шерифа. У меня рука не тряслась.
Только теперь папа его заметил.
– Анабель, нет. О нет.
– Сначала доставьте нас в безопасное место. Высадите нас рядом с Нью-Галвестоном. Это все, о чем я прошу.
Пибоди развернулся в кресле, чтобы взглянуть на эту сцену. Отвратительное ощущение присутствия, источаемое его темной стороной, отступило; мы имели дело с мертвым южанином – по крайней мере пока.
Сайлас замотал головой.
– В той повозке осталось две канистры топлива. Я не знаю даже, сможем ли мы без них долететь до Земли. Уж будь уверена, черт бы тебя побрал, никаким кружным путем я не полечу. Как только мы оторвемся от земли, мы направимся вверх. Так что повторяю: убирайтесь с моего корабля. – Он взвел курок револьвера. – Я не шучу, девочка. Ты это знаешь.
Я это знала. Он позволил всем, кто жил в пещере, погибнуть – только ради того, чтобы полететь домой. Я знала, что, если он убьет нас обоих, совесть его мучить не будет.
– Ну-ну, Сайлас, разве это необходимо? – заговорил Пибоди. – Неужели мы не можем сделать так, как они просят?
– Да, это необходимо. – Сайлас пытался сохранять спокойствие. Он боялся темной стороны Пибоди. – Это необходимо, мистер Пибоди, потому что мы не смогли забрать все топливо, в котором нуждались.
– Мне кажется, его у нас достаточно, – заметил Пибоди. – Давайте будем учтивы с дамой.
– Да, Сайлас, – сказала я, мило улыбнувшись. – Будь учтив с дамой.
– С каких это пор мы оказываем гостеприимство ворам, мистер Пибоди?
– Это ты нас ворами называешь?
Он улыбнулся.
– Она украла из сада один из ваших цилиндров, мистер Пибоди. Я видел, как она это сделала.
Атмосфера в кабине омрачилась. Пибоди поднялся с кресла, заставив Сайласа отойти на несколько шагов. Сайлас опустил револьвер, лицо его расслабилось – впервые с тех пор, как появился шериф.
Папа схватил меня за плечо и толкнул себе за спину. Он взглянул в лицо Пибоди.
– Я не знаю, о чем он говорит. Моя дочь – не воровка.
– Цилиндр у него, – сказал Сайлас. – В кармане куртки.
– Верните его мне, сэр. – Пибоди протянул руку в перчатке, часть пальцев на которой давно сгнила, обнажив скрытые под ней желтые кости.
Папа понял, чего требует Пибоди. Он прижал руку к карману, где лежал цилиндр.
– Нет, – выдохнул он. – Нет, это… нет.
– Он принадлежит мне.
– Неправда! Этот человек украл его у нас. Он – настоящий вор. – Пибоди не выказал никакого смягчения, и папин тон сделался умоляющим: – Пожалуйста. Это моя жена.
– Нет, – ответил Пибоди, и я услышала, как в его голос просачивается перемена. Я чувствовала, как она отравляет воздух. – Он не ваш. Здесь нет ничего вашего. – К тому времени как Пибоди закончил говорить, его темная сторона вернула себе власть. За щитком скафандра возбужденно запорхали мотыльки.
Стоя у папы за спиной, я запустила руку в карман его куртки. Коснулась его руки и забрала цилиндр. Он отдал его мне. Его плечи опустились. Я показала цилиндр Пибоди, переключив его внимание на себя.
– Я знаю, что это. Я знаю, что там, внутри, часть тебя и ты хочешь ее вернуть. Но там есть и наша часть. Я хочу включить ее всего один раз, чтобы мы могли ее услышать. А потом ты сможешь его забрать.
Пибоди ничего не ответил. Я этого и не ждала. Его темная сторона заполняла собой весь «Фонарщик»; она не пользовалась скафандром. Я не могла отделаться от воспоминания о том, как Сайлас сравнил Пибоди с богом. Здесь он и вправду им казался: вездесущим, сияющим, жутким. Скафандр стоял посреди кабины, как языческий идол, священный фетиш.
Я оглядела приборы на стенах в поисках панели с примитивными цилиндрами, изначально управлявшими «Фонарщиком». Найти ее было