Вероятно, Аня завтра ругаться будет тихо, как умеет, что не может след спрятать ничем, и начнёт возле шеи повязывать шелковый платочек на французский манер.
На сковороде шипела яичница. Если бы Витя за беконом не следил, то подхватил бы подругу свою под бёдра, усадил на гарнитур и запустил руки под майку, сжимая талию девочке, в шею Князевой носом утыкаясь под смех Анин.
Мечта, блять.
Девушка, выиграв незадачливый раунд игры в гляделки, подошла к Пчёле со спины и обняла за талию. Подсмотреть хотела из-за его плеча, что Витя там готовил, но не увидела бы, даже если бы на носки приподнялась. Анна положила голову на ровную спину мужчины, и тот в несерьезной манере вдруг зашипел:
— Ай-ай, какая холодная!..
— Не кипятком же мне умываться? — спросила у него Князева и, усмехнувшись хитро, снова провела сырым полотенцем по спине Витиной. На коже остался мокроватый след, чуть блестящий в солнечном свете утра.
— Не кипятком, но и ледяной-то водой зачем?
— Нормальная вода была! — кинула Анна, но Пчёла, вилкой ткнув в желток на горячей сковородке, усмехнулся:
— Да-да, знаем. Потом носом ещё хлюпать будешь, заболеешь. Ты же мерзлячка!
Князева подбородок приподняла, словно думала Витю взглядом испепелить, но встретила его затылок, пряди которого прошедшей ночью сжимала в кулаках. Девушка насупилась, чуть нос хмуря, Пчёла из-за плеча хитро на неё посмотрел.
Она лучше ничего не придумала, кроме того, как самыми кончиками пальцев толкнуть голову Вити. Словно думала так ему мозги на место вправить. Мужчина рассмеялся, даже в шутку не обидевшись, и потянулся за тарелкой.
— Тебе яичницу сделать?
— Нет, спасибо, — мотнула головой Анна и всё-таки наклонила чуть голову. За Витей, исполняющего роль домохозяйки, следила внимательно в попытке оценить его кулинарные навыки. — Я чаю выпью.
— Твой ещё есть. Завтра заеду, новую банку куплю.
— Может быть, уже скажешь, где берёшь его? — усмехнулась девушка и, крепче обняв, наклонилась вперёд и вбок. Её лицо свежее после душа, пахнущее кремом, оказалось прямо возле плечевого сустава Пчёлы. Он на тарелку переложил свой завтрак, а потом изловчился и, развернувшись, Анну к гарнитуру подтолкнул.
Обоими руками бригадир упёрся в тумбу за спиной Князевой так, что девушка поняла: ей от Пчёлкина не убежать никак.
Прошла секунда, прежде чем Анна поняла, что и не хотела куда-то там убегать.
— Не скажу, Княжна. Секрет фирмы, — мотнул головой Витя, сделал шаг к ней. Едва ли на пальцы не наступил, когда бедренными косточками они столкнулись, когда Аня, поймав без стеснения прямой взгляд Пчёлы, положила руки на гарнитур за своей спиной.
Мужчина пальцем поправил воротник футболки на теле девушки, смотря на укус. Интересно, может, подруга вообще не станет засоса прятать? Напротив, ходить будет в платье без лямок, не скрывающим горла, и укусы демонстрировать прохожим с подобием гордости и толики хвастовства?
Витя бы на это с удовольствием посмотрел.
Ладонь Пчёлы приятно сухая, она поглаживала темнеющий след от зубов, оставшийся на ключицах, пока сама Князева, не встречая сопротивления, прошлась пальцами по родинкам, что на коже Витиной собирались в настоящее созвездие.
Пчёлкин бы соврал, если бы сказал, что мурашки, пробежавшиеся по плечам, спине, от касаний Анны были неприятны. Он чуть поднял руку, от плеча девушки потянулся к шее её, от шеи — к затылку, и спросил вдруг серьёзным голосом:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо, — таким же тоном ему ответила Князева. В глаза посмотрела и заговорила с интонацией, какой, наверно, только подчиненная с боссом могла разговаривать, сдавая квартальный отчёт:
— Немного, правда, ноги болят. Как-будто трясутся. Но в остальном всё хорошо.
Мужчина кивнул и, довольный честностью Анны, наклонился к ней. Поцеловал в уголок губ, под тихий её смешок стянул с сырых волос полотенце. Чуть кончики пальцев дрогнули, когда девушка, изловчившись, уткнулась носом в подбородок Витин:
— Какой ты, оказывается, заботливый.
— Иногда бывает такое, — хмыкнул он в ответ и решил исполнить мечту, какую сотворил меньше минуты назад. Пчёла девушку подхватил, усаживая на стол, и под удивленный её вскрик, быстро перешедший в хохот, сократил расстояние между их лицами чуть ли не до критически малого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он бы сорвался, очутись Аня так близко, месяц назад. Что уж было говорить про сейчас?..
— Тебе это нравится?
— Что именно?
— Когда я «заботливый», как ты говоришь.
Анна не видела всего лица Вити — вот как он близко был. Взгляд её метнулся к губам, от них — к глазам, почти что спрятанных за растрепавшимися за ночь волосами.
— Нравится, когда ты такой, какой есть. Когда не пытаешься показаться кем-то другим, — проговорила она, лишь позже удивившись, как быстро они из шутливых колкостей вдруг перешли в откровения. Лёгкие. Уже привычка. — Если ты действительно… такой, то это здорово.
— А если не такой?
Девушка чуть помолчала. Нутро отдавало сокращениями, но не болезненными, как в страхе, а трепетом щекотало лёгкие.
Она положила руки поверх его ладоней, лежащих на бёдрах Князевой, и внутренние органы содрогнулись, словно их хлыстом огладили.
— Мне кажется, что это вопрос с подвохом, — поправила браслет золотой, купленный Витей около двух недель назад перед какой-то «деловой встречей», и раньше, чем Пчёла задал ей резонный вопрос, пояснила: — То есть… ты действительно не притворяешься. Ты «такой».
И, растрогавшись совершенно ни то взором Витиным, ни то своим словарным запасом, что за минуту оскудел ужасно, Князева улыбнулась мужчине одними губами и тихо сказала:
— Спасибо, что не скрываешь себя.
Он разучился двигаться. Руки, лежащие на теле Ани, вчера ещё трогающие так, что у Князевой слезились в удовольствии глаза, будто одеревенели. Сердце забилось с тактом таймера бомбы с множеством проводов, в каких запутаться без труда.
Его никто за характер, который далеко не все были в состоянии вынести, не благодарил. Да и сам Витя не помнил, чтобы к кому-то менял отношение своё так колоссально, — причём менял, сам за собой изменений не замечая — чтобы трепетным с кем-либо был…
Пчёла наклонил голову, с Анной сталкиваясь лбами. Ещё пара таких признаний, разговоров, взглядов, пробирающих до самого нутра — и она перестанет ему нравиться так, как нравится сейчас.
— Нельзя мне по-другому с тобой, — признался Витя. Князевой секунды хватило, чтобы понять, что Пчёла прав совершенно. Да, нельзя; она бы недостойного отношения к себе не потерпела. Даже если бы больно было.
Слишком хорошо запомнилась любовь к латышу Улдису Барде, который неизвестно почему с Анной был, если относился к ней без малейшего трепета. Раны от взорвавшихся стёкол розовых очков затягивались долго, больно, дав ей хороший урок.
«Люби. Но с умом»
Князева быстро про себя бывшего отправила в места далекие, с которых обычно не возвращаются, и посмотрела на Пчёлкина, отличного от Улдиса если не по всем, то по большинству параметров.
Девушка губу закусила, и Витя это принял за зелёный сигнал светофора.
Мужчина руки на Аниных коленях сжал, чуть дёрнул, притягивая девушку ближе, и опять поцеловал. Сам о том не догадывался, но объятьем Витя отогнал гнетущие мысли прочь от Князевой. Она расслабила губы, позволяя ему инициативу лишь на секунду, а потом провела руки под локтями Пчёлы и ноготками прошлась по голой спине мужчины, оставляя за собой светлые следы, через секунду краснеющие.
В спальне зазвенела трубка телефона Витиного, требуя к себе внимания. Яичница остывала. Пустая сковорода осталась калиться на включенном газу.
Пчёле на всё вдруг стало сильно-сильно наплевать.
Анна вымыла посуду после завтрака. Витя выпивал после кружки чая вторую чашку, но на этот раз с кофе. Пчёлкин пил кофе хороший, не такой, каким травилась Князева. Вроде, из самого Рио-де-Жанейро ему банку с измельченными в порошок зёрнами привезли.