Тем не менее им все равно приходилось выполнять свою социальную задачу и следовать «естественной» судьбе домохозяек и матерей. Женский домашний труд превратился из невидимого рабства в общественно важную часть военных усилий. В 1940 году министр продовольствия лорд Вултон сказал в радиопередаче для британских домохозяек: «У нас есть работа, требующая выполнения. <…> Эта работа не связана с униформой, парадами и учениями, но она требует мыслительного процесса и большого объема знаний. Мы армия, защищающая Кухонный фронт» [25].
Поскольку уровень рождаемости находился в свободном падении, ожидалось, что женщины самоотверженно займутся продолжением рода. Правительство сосредоточилось на социальном обеспечении, чтобы побудить их рожать и воспитывать граждан будущего. Дородовое наблюдение оказалось улучшено в ответ на эпидемию материнской смертности и заболеваемости. В государственных больницах увеличилось число коек для беременных. В 1940 году Министерство продовольствия, которое контролировало нормирование и раздачу еды, начало бесплатно предоставлять молоко всем беременным, кормящим и детям младше пяти лет. С 1941 года были введены программы по улучшению питания, поэтому всем, кто бесплатно получал молоко, также стали выдавать масло печени трески, апельсиновый сок и витамины А и D в форме таблеток. «Сырье расы слишком ценно, чтобы им рисковать», — заявило Министерство продовольствия в 1943 году [26].
Обеспечить продовольствием матерей и детей было чрезвычайно важно в трудные годы войны. В то же время материнство в Великобритании стало контролироваться медициной больше, чем когда-либо. В конце концов, женщины обладали «сырьем» для репродукции, которое нужно было регулировать, чтобы следующее поколение выросло здоровым и сильным. В 1941 году Министерство продовольствия выпустило рекламу программы улучшения питания, названную «Добро пожаловать, маленький незнакомец!» и обращенную к беременным. В ней говорилось: «Наилучший прием, который вы можете оказать своему ребенку, заключается в красивом теле, хорошем настроении, здоровье и счастье матери». Хотя эта идея о совершенстве материнского здоровья пронизывала пропаганду роста рождаемости, откровенно евгенический дискурс затих с конца 1930-х годов — по крайней мере, публично. Потенциальные последствия евгенических теорий стали ужасающей реальностью благодаря фашистской программе расовой гигиены и национальной чистоты, реализованной нацистами.
В 1933 году нацистская партия Германии с опорой на опыт США приняла закон[49] о легализации евгенической стерилизации lebensunwertes Leben — «жизней, недостойных жизни».
Женщины и мужчины с хроническими заболеваниями, такими как эпилепсия, маниакальная депрессия, «умственная отсталость», шизофрения, болезнь Гентингтона[50], наследственная слепота, глухота и врожденные «физические уродства», приговаривались к Hitlerschnitt — «разрезу Гитлера».
Любая женщина, которая была носительницей недостатков, опасных для будущего Третьего рейха, должна была подвергнуться перевязке маточных труб, а позднее — разрушению яичников с помощью рентгеновских лучей. Многих принудили сделать аборт или стерилизовали без согласия. Закон позволял применять силу ко всем, кто оказывал сопротивление [27].
Критерии стерилизации были разработаны в рамках социальной и расовой чистки. Все, кто признавался не соответствующим норме, в том числе небелые, незамужние, бедные и многодетные, а также секс-работницы находились под прицелом. Во время холокоста еврейские и цыганские женщины в Освенциме и Равенсбрюке стали жертвами ужасающих экспериментов по массовой стерилизации, проведенных гинекологом-исследователем Карлом Клаубергом. Он вводил в яичники сотен подопытных, в основном матерей, формальдегид, что вызывало нестерпимую боль, воспаление, внутреннее кровотечение и очень часто смерть.
Экспериментатор пытался найти идеальный способ стерилизовать до тысячи представительниц наций, подлежавших искоренению, в день.
Врач Хорст Шуман отбирал молодых женщин из десятого блока Освенцима, где содержались люди для медицинских экспериментов, и облучал их яичники большими дозами рентгеновского излучения. Многие погибли от лучевой болезни.
Нацистская евгеническая программа была логичным завершением взглядов на женщину как на репродуктивный материал. Эти невообразимые зверства стали лишь частью страданий, которые испытывали женщины ради биологических исследований. Однако такого рода жестокость не ограничивалась нацистским режимом. Германский закон 1933 года был навеян американским аналогом об обязательной стерилизации 1922 года, разработанным Гарри Г. Лафлином, директором Евгенического архива, эпицентра евгенической пропаганды. Позиционируемый как способ «продвижения здоровья человека» и «благополучия общества», он был расистским и эйблистским планом по искоренению «нежелательных» характеристик, которые не вписывались в представления о сильной белой Америке. С 1927 года, когда Кэрри Бак проиграла апелляцию против своей принудительной стерилизации в колонии Линчберг в Виргинии, 27 штатов приняли законы, допускающие евгеническую стерилизацию в психиатрических больницах. Любой «неполноценный» человек с «наследственными формами безумия», такими как «идиотизм, имбецильность, слабоумие и эпилепсия», могли подвергнуться принудительной сальпингэктомии (хирургическое удаление одной или обеих маточных труб) или вазэктомии.
Жертвами этих процедур стали уязвимые и бесправные женщины.
Сексуальная неразборчивость и распущенность считались симптомами пугающе широкой категории слабоумия.
То есть девушки, подвергшиеся сексуальному насилию, могли лишиться способности иметь детей, поскольку их считали «явно непригодными» к материнству. В Калифорнии, где были самые высокие показатели стерилизации в США, эта процедура в основном проводилась тем, кого признавали «зависимыми, преступными и умственно отсталыми». Как правило, их помещали в больницу, стерилизовали и сразу «выпускали», потому что эти женщины уже не могли плодить детей, угрожавших благополучию страны [28]. После Великой депрессии законодатели-евгеники продвигали стерилизацию как решение экономических проблем страны. На самом же деле эта страшная практика была призвана очистить Америку от людей, которые, по мнению сторонников превосходства белых, не заслуживали жизни.
С 1930-х годов расистские представления о биологической и социальной неполноценности легитимизировали массовую стерилизацию темнокожих женщин. Евгеники утверждали, что бедность — это болезнь, распространяемая популяциями, неспособными контролировать свою сексуальность и деторождение. Чтобы «вылечить» ее ради блага белых, тысячи чернокожих, коренных жительниц Америки и латиноамериканок были жестоко лишены телесной автономии. В Калифорнии из-за репродуктивного расизма больше всего пострадали мексиканки, которых считали «гиперфертильными» и «склонными к нарушению закона» [29]. В 1936 году в Спадре стерилизовали 16-летнюю мексиканку, потому что она была «умственно отсталой <…> сексуальной преступницей», имевшей «проблемы с дисциплиной». Девушка родила внебрачного ребенка, когда ей было всего 14. По словам психиатра колонии, ее IQ соответствовал показателю «дебила» [30].
В южных штатах боязнь бедности и расовая ненависть привели к тому, что тысячи чернокожих женщин лишились репродуктивных прав во имя улучшения общества: 5000 из 8000 «умственно отсталых» людей, стерилизованных в государственных психиатрических больницах Северной Каролины в 1930-х и 1940-х годах, оказались чернокожими, и 85 % из них составляли женщины. В 1930-х