Читать интересную книгу Пакт, изменивший ход истории - Владимир Наджафов

Но откуда такая размытость, неопределенность в вопросе о точке отсчета Холодной войны, различия суждений, когда историки касаются времени перехода от союзнических отношений стран Советско-западной коалиции к послевоенной конфронтации между ними? И насколько оправдан повышенный в исследованиях последнего времени интерес к роли Советского Союза во Второй мировой войне и, следовательно, в возникновении Холодной войны?

В этой связи обращает на себя внимание ясно обозначившаяся тенденция в трудах по истории Холодной войны: отодвинуть ее начальные рамки все более вглубь — во времена Второй мировой войны{668} и даже в далекие довоенные годы. Это — не что иное, как констатация того, что внутри Советско-западной коалиции, кроме общей военной цели, государства-союзники преследовали и другие, политические и военно-стратегические, цели — столь различные, что они давали себя знать, когда война еще продолжалась. Следовательно, констатация также того, что происхождение Холодной войны, так или иначе, связано с той политикой союзных держав, которую они проводили и до, и в ходе мировой войны.

Растет число исторических трудов, авторы которых конфронтацию бывших союзников напрямую увязывают с противоречиями — как источником Холодной войны — между Советским Союзом, с одной стороны, и западными странами, прежде всего США, с другой. Так логика уже многократно апробированного подхода к проблеме происхождения Холодной войны как проявления резкого обострения борьбы двух мировых систем — социализма и капитализма, указывает на истоки, первопричину ее зарождения. А именно на структурные противоречия между двумя системами, на противоречия, восходящие к «расколу мира» в далеком 1917 г. К вызову, брошенному капитализму Октябрьской революцией — наиболее радикальной революцией в истории, провозгласившей поход за альтернативную цивилизацию. Так началось противостояние, развивавшееся преимущественно по линии классового, социально-политического размежевания. Борьба с мировым капитализмом стала целью и смыслом существования нового, стремящегося к классовой однородности социалистического государства. Отныне два мира разделял глубокий антагонизм: они по-разному относились к демократии и свободе личности, совершенно различным стало видение ими перспектив цивилизации. Это противостояние несколько притупилось с образованием Советско-западной коалиции, но, конечно, не могло исчезнуть.

Отметим, что и до Второй мировой войны противостояние двух систем имело тенденцию — по определению — к перерастанию в конфликт глобального формата. Что касается Советского Союза, то задолго до мировой войны официальная концепция «враждебного капиталистического окружения» предопределяла масштабный характер любого мало-мальски острого столкновения с капиталистическими странами. И всякий раз официальная пропаганда била тревогу по поводу подготовки объединенной иностранной интервенции против СССР. В 1928 г., например, в условиях разрыва англо-советских отношений, VI конгресс подконтрольного сталинскому руководству Коминтерна заявил в своей новой программе, что «поход против СССР ставится империализмом в порядок дня»{669}. В ходе обсуждения программы много говорилось о войне как одном из центральных вопросов «на ближайшую полосу», войне, после победы в которой «мы будем иметь новые советские республики»{670}. Но только в Холодной войне конфликт СССР с демократическим Западом действительно разросся настолько, что в него оказались вовлеченными в той или иной степени большинство государств мира. Не удивительно, что по масштабности и роли в тотальной поляризации сил Холодная война стоит в одном ряду с мировыми войнами. Линия последних была продолжена и в плане того преимущественного внимания, которое стороны конфликта уделяли его военно-стратегическим аспектам, увязнув в непрекращающейся гонке вооружений и череде локальных войн.

Взгляд на Холодную войну как на острое проявление противостояния двух антагонистических систем получил убедительное подтверждение в свете разительных перемен, с которыми человечество подошло к концу XX века. Перемен, стимулирующих попытки оценить в концептуальном плане такие два явления вселенского порядка, какими являются крушение коммунистической идеи, приведшее к распаду Советской империи, и окончание Холодной войны. Столь исторически значимый финал конфронтации двух мировых систем, продолжавшейся почти три четверти столетия, не мог не наложить отпечаток на естественное стремление переосмыслить комплекс проблем, связанных с ролью Советского Союза в мировом развитии. Приоритетное значение приобретают подходы, отдающие должное либеральным, демократическим ценностям, критериям нравственности и морали, защите прав и свобод отдельной личности. Иначе говоря, понять, почему современная цивилизация отторгла советскую модель социализма, можно только, если уроки истории выводить из диалектики утверждения и отрицания, из позитивного «да» и негативного «нет».

Как предвидение В.И. Ленина о «немыслимости» длительного сосуществования двух систем, так и подчеркивание его преемниками всемирно-исторического значения Октябрьской революции отражали советскую ставку на перманентное углубление противостояния социализма с капитализмом. Больше половины времени этого противостояния падает на период десятилетий Холодной войны, что диктует необходимость учета долговременных, стратегических целей сторон в конфликте, ибо мотивы тактического порядка не могли столь длительное время определять состояние международных отношений на грани между «холодной» и «горячей» войнами. Отсюда также следует, что надо принимать во внимание в первую очередь те мировоззренческие основы, на которых строилась политика основных субъектов Холодной войны. И поскольку итог противоборства советского социализма с капитализмом подвело окончание Холодной войны, изучение ее проблематики не может быть оторвано от исторических причин падения коммунистической власти в СССР.

Вторая мировая война стала тем рубежом, после которого и наступили долгие десятилетия Холодной войны. Точнее, наступила пора ее второй фазы (в отличие от первой, довоенной) — намного более интенсивной. Настолько, что стала доминантой послевоенных международных отношений. Но можно ли проследить проявления взаимосвязи между этими двумя фазами в годы мировой войны? По-видимому, можно.

В процессе войны сталинский Советский Союз и страны демократического Запада оказались в одной коалиции, противостоявшей Германии и ее партнерам по агрессии. С началом же войны — что следует отметить особо, ибо это имеет непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу, — СССР принял сторону агрессивной нацистской Германии, а не ее врагов и своих потенциальных союзников — Франции и Англии (как подсказывал опыт Первой мировой войны с ее классической расстановкой противоборствующих сил в рамках Европы). Советский Союз был единственным из Большой пятерки держав (будущих постоянных членов Совета Безопасности ООН), кто успел побывать — причем на договорных началах — на стороне обеих враждующих сторон.

В оправдание двойственной политики в таком важнейшем вопросе, как вопрос войны или мира, кремлевские руководители в своих программных заявлениях приводили исключительно классовые мотивы. Сошлемся на заявление Г.М. Маленкова на первом совещании Коминформа (сентябрь 1947 г.), где он говорил буквально следующее: «Мудрая сталинская внешняя политика советского государства как перед войной, так и в ходе войны позволила нам правильно использовать противоречия внутри лагеря империализма и это было одним из важных условий нашей победы в войне»{671}.[57] Выделенные мною курсивом слова подразумевают многое: и то, что проводником политики игры на «противоречиях внутри лагеря империализма» был Сталин; и то, что он следовал неукоснительно заданной классовой внешнеполитической линии; и то, что все было сделано «правильно», т.е. против стран капиталистического мира; и то, что все делалось во имя «нашей» (а не общей с союзниками) победы в войне.

Советские руководители следовали типично марксистскому анализу, по логике которого советско-западные союзнические отношения не могли не иметь временного, преходящего характера, а последующее их жесткое противостояние, наоборот, было неизбежным по самой природе классово разделенного мира. В их представлении Холодная война была, таким образом, ничем иным, как давно запрограммированным периодом активной, фронтальной борьбы двух мировых систем. В этом мало удивительного, если вспомнить, что в трактовке «мирного сосуществования» двух систем (иначе говоря — отсрочки их решительного столкновения) марксистско-ленинская мысль так и не поднялась выше вывода о «мирном сосуществовании» как специфической форме классовой борьбы между социализмом и капитализмом в мировом масштабе{672}.