Самодовлеющая цель социализма, олицетворяемого Советским Союзом, состояла в том, чтобы, используя всевозможные средства, добиться стратегического перевеса в послевоенном мире. Публичные заявления представителей высшей партийно-государственной номенклатуры определенно указывают на эту цель.
Известно, что Сталин придавал абсолютное значение фактору силы в международных отношениях. Именно как отражение политики подготовки к возможной войне восприняли за рубежом его заявление феврале 1946 г. о советских планах наращивания втрое промышленного потенциала страны во избежание «всяких случайностей»{696}. Через месяц, в получившей широкую огласку речи в Фултоне (США) У. Черчилль, оговорившись, что не верит в то, что Советская Россия хочет войны, однако, добавил: «Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин»{697}.
Холодная война стала естественным продолжением Второй мировой войны для тех, кто с самого начала считал мировую войну еще одной, после «похода 14 государств», попыткой сокрушить советский социализм. На этот счет имеются исторической значимости документальные свидетельства, принадлежащие самым высокопоставленным деятелям сталинского времени. И, что следует подчеркнуть, высказывания таких, в общем, не совсем схожих деятелей, как М.М. Литвинов, В.М. Молотов, Н.С. Хрущев. Хотя все трое принадлежали к руководству страны, к ним нельзя подходить с одной и той же меркой. Тем больший вес приобретает то, что все они едины в том, что привело к Холодной войне между недавними союзниками.
Лишь после кончины М.М. Литвинова американский корреспондент решился обнародовать интервью с ним, взятое в Москве летом 1946 г. На вопрос, почему Восток и Запад не могут жить в мире, Литвинов ответил:«С моей точки зрения, глубинная причина этого кроется в господствующей в нашей стране идеологической концепции, согласно которой конфликт коммунистического мира с капиталистическим неизбежен»{698}. Встреча с корреспондентом подслушивалась, и Сталин с Молотовым получили полную запись интервью{699}.[60]
Можно возразить, что М.М. Литвинов был своего рода «белой вороной» в советском руководстве, хотя и возглавлял в довоенные годы НКИД СССР. Он никогда не внушал доверия ни Сталину, ни его правой руке в вопросах предвоенной внешней политики В.М. Молотову. Из публикаций архивных документов мы узнаем, что Сталин еще в 20-е годы считал Литвинова проводником фракционной линии в НКИД, называя его «оппортунистом» (наряду с Н.И. Бухариным,
A. И. Рыковым), обвиняя в неправильной оценке международной обстановки и излишней доверчивости к западным деятелям — «мерзавцам»{700}. Литвинов был смещен со своего поста в мае 1939 г., свидетельствовал позднее А. А. Громыко на заседании Политбюро ЦК КПСС, так как «он был против того, чтобы переориентироваться с Англии, Франции на Германию…»{701}
В.М. Молотов развил сталинскую характеристику М.М. Литвинова, при котором, по его словам, НКИД СССР был «убежищем для оппозиции и для всякого рода сомнительных, полупартийных элементов»{702}. Не менее резкие оценки его деятельности дал Молотов в «беседах» с литератором Ф. Чуевым, завершив их заявлением, что Литвинов «был совершенно враждебным нам» и потому «заслуживал высшую меру наказания со стороны пролетариата» и «только случайно жив остался»{703}.
Будучи послом СССР в США в 1941–1943 гг., М.М. Литвинов находился «под колпаком» резидента советской разведки в Вашингтоне. В донесениях резидента в Москву о настроениях Литвинова сообщалось, что он был и остался противником советско-германского договора о ненападении 1939 г.{704} В другом сообщении говорилось о том, что Литвинов расценивает смещение И.М. Майского с поста советского посла в Лондоне в 1943 г. как сигнал к ухудшению отношений с союзниками и как предрешение его собственной судьбы.{705}
Допустим, оценка М.М. Литвиновым, этим, по выражению У Таубмена, «первым крупным диссидентом послевоенного времени»{706}, особой ответственности Советского Союза за возникновение Холодной войны грешит преувеличением. Но чем объяснить то, что с Литвиновым в этом принципиальнейшем вопросе согласен, причем без каких-либо оговорок, его идейно-политический противник B. М. Молотов?
Вот как последний откровенничал с Ф. Чуевым относительно подлинных причин Холодной войны. «Ну что та кое “холодная война”? — задавался вопросом В.М. Молотов в ноябре 1974 г. и сам же отвечал на него: — Обостренные отношения. Все это просто от них (стран Запада. — В. Н.) зависит или потому, что мы наступали. Они, конечно, против нас ожесточились, а нам надо было закрепить то, что завоевано. Из части Германии сделать свою социалистическую Германию, а Чехословакия, Польша, Венгрия, Югославия — они тоже были в жидком состоянии, надо было везде наводить порядки. Прижимать капиталистические порядки. Вот “холодная война”»{707}.
В.М. Молотов решительно отвергал принцип мирного сосуществования двух систем. Раз мы ввязались в это дело, говорил он о борьбе против капитализма, «то тут два выхода: либо мы должны настолько окрепнуть не только внутри, но и … в нескольких основных капиталистических странах… либо мы должны быть готовы к тому, что, если вспыхнет раньше революция, а они вмешаются со своей стороны, тогда будет атомная война. Это не исключается». И еще: «Свергай капитализм социалистической революцией! Вот наша идеология». Мораль, по Молотову, следует «приспособить» к борьбе за победу над капитализмом. Перспектива развития мира, по Молотову, «может быть только одна, если идти вперед, — только на международную революцию, ничего другого нет более благонадежного»{708}.
Откровения В.М. Молотова представляют интерес и в том отношении, что они, и об этом можно говорить с полным основанием, отражали представления самого Сталина. В «беседах» Молотов не раз говорил о своем несогласии со Сталиным по второстепенным вопросам. Но нигде в них нет того, чтобы Молотов имел в виду расхождения принципиальные. Наоборот, чаще всего подчеркивал, что они действовали заодно со Сталиным, входя в так называемую «руководящую группу» внутри Политбюро. Практика, сохранявшаяся с ленинских времен и позже узаконенная постановлением Политбюро{709}.
В.М. Молотов, судя по его многочисленным высказываниям, уступал в идеологической непримиримости разве что одному Сталину. В «беседах» рассказывается об острой четырехчасовой полемике Молотова с его, мягко говоря, оппонентом. Потом «оппонент» делился впечатлением: «Да, этим ребятам пальца в рот не клади — отхватят! Какой же был Сталин, если у него был такой Молотов…»{710}. Постоянная и все усиливающаяся борьба с капитализмом — из тех коммунистических принципов, которыми нельзя было поступиться.
Откровения В.М. Молотова вполне соответствовали его представлениям о целях и методах советской дипломатии. Дважды возглавляя внешнеполитическое ведомство СССР (в 1939–1949 и 1953–1956 гг.), свою задачу, он, как и Сталин, видел в том, чтобы «как можно больше расширить пределы» страны{711}. Стоит вновь напомнить, что Советский Союз был единственным государством в стане победителей в войне, который в ее итоге прирастил свою территорию. Не скрывал Молотов и того, что сталинское руководство нисколько не доверяло западным союзникам по Второй мировой войне: «Они настороже в отношении нас, а мы в их отношении еще более…»{712}. Зарубежные авторы давно пришли к выводу о том, что советские лидеры, не считавшиеся ни с какими правилами международного политеса, рассматривали правительства капиталистических стран как изначально и постоянно враждебные Советскому Союзу.
Н.С. Хрущев, преемник Сталина в качестве главы партии и государства, был полностью согласен с В.М. Молотовым в наличии самой тесной связи между советскими целями во Второй мировой войне, с одной стороны, и Холодной войной, с другой. Об этом Хрущев более чем откровенно говорил на советско-бельгийских переговорах в Москве в октябре-ноябре 1956 г.{713}
При обсуждении международных проблем советский руководитель «очень поразил» П. Спаака, одного из лидеров Социалистической партии Бельгии, неоднократно возглавлявшего ее правительство (впервые еще до Второй мировой войны), тем, что в своем пространном выступлении придал «большое значение» взаимоотношениям СССР с западными странами накануне и в период мировой войны.
Неоднократно возвращаясь к вопросу об ответственности за мировую войну, он настаивал на том, что война была развязана «лишь потому», что английские консерваторы и французские реакционеры не могли примириться с существованием социалистического Советского Союза, намереваясь «уничтожить его за счет сил германского фашизма»{714}.