Затем я зашел ненадолго в Могилевский братский монастырь, чтобы приложиться к чудотворной иконе Божьей Матери и помолиться перед долгим, неизвестным путем.
На вокзале я с трудом в темноте отыскал свой поезд, уже отведенный на далекий запасный путь, нашел в нем спящими некоторых из младших офицеров иностранных миссий, кое-как сам устроился на ночлег и забылся в полудремоте.
Проснулся я утром 19 ноября, довольно поздно, когда было уже светло. Никаких распоряжений о приготовлении поезда к отправлению сделано не было; ничего не передавали и об отмене.
Я попросил кого-то из ночевавших в поезде иностранных офицеров, ехавших за «новостями» в город, сказать мне по телефону о том, что, наконец, у них решено, и предупредить, что каждый час дорог. Просил его также сообщить полковнику Базарову, что буду ждать до 10 на вокзале в поезде, и если не получу никаких распоряжений от них, то уеду в разрешенный мне уже отпуск.
Офицер уехал, прошел час, другой – распоряжений об отъезде все нет. Приехал из штаба какой-то иностранный офицер, но и он не знал, на чем порешили.
Я тоскливо бродил по платформе, особенно суетливой в то время. Слухи о скором прибытии Крыленко все становились настойчивее и настойчивее, называли разные близкие станции, мимо которых он якобы прошел. Упоминали и о каком-то генерале Одинцове, перешедшем на службу к большевикам и также двигавшемся откуда-то на Ставку. Говорили, что вряд ли из-за этого последнего будет возможно отправлять дальнейшие поезда из Могилева.
Это обстоятельство меня волновало теперь уже больше всего – возможность вырваться из осажденного и на три четверти враждебного Могилева становилась все меньше и меньше.
Было уже 11 часов, когда с юга, со стороны Киева, подошел какой-то длинный пассажирский поезд. Я подошел к нему поближе, чтобы узнать, кто в нем едет, и столкнулся со знакомым кавалергардским офицером графом Медемом, сыном моего бывшего новгородского губернатора. Он мне сказал, что едет к отцу в Петроград и что, по имеющимся у него сведениям, это последний поезд, который еще будет туда пропущен.
– А вы что тут делаете? – спросил он меня.
В кратких словах я рассказал ему, в чем дело.
– Да чего же ждать – пользуйтесь этим случаем. Поедемте вместе, – предложил он мне. – Наш поезд совсем не переполнен, и я сижу в пустом купе.
Мои вещи находилась очень далеко на запасных путях – достать их скоро оттуда было нельзя. Я спросил у начальника станции, сколько здесь простоит поезд и действительно ли отправится дальше. Он мне ответил второпях, что поезд скоро отправится, так как путь до Орши еще свободен, но что он не ручается, удастся ли проскочить через эту станцию, где вскоре ожидаются большевики.
Я сейчас же решил, что надо ехать, и подумал чисто по-детски, что если не успею перенести свои довольно тяжелые вещи, значит, не судьба и придется застрять в Могилеве.
Странно думать теперь об этом испрашивании указаний от Рока.
Вертевшийся около нас юркий солдатик – после революции они все сделались на вокзалах назойливыми «носильщиками» – предложил мне свои услуги и бегом отправился за ними по моему указанию.
В нервном ожидания его возвращения я заметил на платформе серба полковника Лонткиевича (кажется, это был он или его помощник Мишич, хорошо не помню) и, подойдя к нему, сказал, что, вероятно, сейчас уеду, если ничего определенного не выяснится.
Он взволнованно отвечал, что и сам ничего не знает – все по-прежнему ни на что не решаются, а писари упорствуют.
– Да ведь большевиков ожидают сейчас уже в Орше, – сказал я.
Он только в безнадежном отчаянии махнул рукой.
Киевский поезд уже отправлялся, когда показался солдатик с моими вещами. С помощью Медема мне удалось кое-как втащить их в вагон 1-го класса и на ходу начавшего двигаться поезда расплатиться со своим носильщиком.
До Орши мы доехали беспрепятственно. Станция там была пустынна, и от начальника станции мы узнали, что большевиков ожидают только к вечеру и что наш поезд пойдет все-таки дальше.
Мне удалось на вокзале напиться чаю, купить почтовую карточку и написать оттуда моему сослуживцу князю Голицыну, что благополучно, вместе с графом Медемом, проследовали Оршу, которая еще не занята.
Я не знаю, дошло ли до него мое письмо. На следующих станциях также ничего особенного не было заметно. Уже темнело, когда мы подошли к Витебску. Я с утра ничего не ел и направился на вокзал, чтобы купить себе что-нибудь из провизии.
Второпях я не обратил внимания на то, что вся платформа была наполнена густой толпой каких-то вооруженных людей.
Буфет также вплотную был набит шумным народом, но это часто бывало во время нахождения на станциях встречных поездов, и, забыв почему-то в те минуты о большевиках, я, бесцеремонно расталкивая толпу, пробирался к буфетной стойке.
Она расступалась довольно неохотно, но все же мне удалось купить несколько пирожков, и я направился уже к выходу, когда какой-то пьяный субъект в громадной серой папахе и черном пальто заступил дорогу и закричал:
– Ты как сюда затесался… Ишь, какой гусь! Да еще в погонах! Наверно, из Ставки. Не выпускай его. Давай сюда – мы ему покажем!
Толпа – большинство были матросы и какие-то вооруженные рабочие в больших папахах – «загалдела» и обернулась в мою сторону.
Я был безоружный. Шашки у меня давно не было, и револьвер был также украден, еще в мартовские дни.
Но я находился уже около выходной двери, и не знаю, каким образом мне удалось протолкнуться через обступивших меня еще плотнее людей и по дальней платформе добраться беспрепятственно до своего вагона.
Я рассказал графу Медему об этом случае; нам было ясно, что мы попали на один из эшелонов Крыленко, направленных на Ставку, который, на наше несчастье, задержался именно здесь, к прибытию нашего поезда.
Был уже третий звонок, а наш поезд все еще не отправлялся…
– Отчего мы не едем? – спросил я проходившего мимо и чем-то озабоченного кондуктора.
– Идет какой-то обыск по всему поезду и проверка документов, – раздраженно, со злобой сказал он и прошел дальше.
Меня это взволновало. Я быстро вынул из бокового кармана листки моего дневника, написанного за последние дни, и молчаливо, на всякий случай, засунул их на глазах Медема, в щель под мягкую спинку дивана.
Прошло несколько томительных минут. Мы молча сидели и ждали, что будет. Послышались по соседству шаги многих людей, дверь нашего купе резко распахнулась, какой-то фантастически вооруженный матрос остался стоять в коридоре, за ним виднелись штыки нескольких рабочих в черных пальто и серых папахах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});