Тишина была гнетущей, почти пугающей, нарушаемой разве что завыванием ветра на улице или чего-то неведомого, живущего на чердаке. Тео все так же сидел напротив и смотрел в одну точку. Напряженный, чрезвычайно бледный, он (помимо этой своей краткой просьбы) так и не произнес ни слова; его плечи с определенной периодичностью сводило судорогой — налицо были последствия сильного пыточного, похоже, «фирменного» от Того-Кого-Нельзя-Называть. Сомнительным было, что Лорду стало известно о диверсии младшего Нотта, иначе вряд ли парня оставили бы в живых; скорее, он просто попал под горячую руку. Рядовая в сущности ситуация, к которой Тео, судя по всему, оказался почему-то совершенно не готов, либо же произошло что-то еще из ряда вон выходящее. Малфоя это удивляло — эта «неготовность» была близка либо к наивности, либо к идиотизму. Точнее, не так: он мог бы понять эту крайнюю степень глубокого шока, поскольку прекрасно помнил себя в первые месяцы после принятия Метки по настоянию дражайшей тетушки; странным теперешнее состояние Нотта было именно на контрасте с его расслабленным, беспечным поведением накануне. Уж он-то точно должен был знать, на что идет.
Драко искренне старался быть чутким. Из уважения к Тео он все еще не разразился бесконечным потоком вопросов, которые зрели в голове один за другим и вот-вот готовы были выплеснуться на приятеля все разом. Глядя на Нотта, Малфой теперь испытывал нечто похожее на облегчение от своего статуса беглеца: он — закономерно — совершенно не хотел бы оказаться сейчас на месте Теодора. Вместе с тем его снедала ужасная тревога вкупе с любопытством, не терпелось расспросить, что произошло в мэноре, и что, наконец, с Грейнджер, потому что Малфой по какой-то причине чувствовал: что-то не так. Что-то пошло не так. Но что?.. Мало того, Драко все еще понятия не имел, каким образом Тео удалось провернуть все это рисковое мероприятие, и какую роль во всем этом безумии сыграла Гермиона — это помимо того, о чем тот уже успел упомянуть. Нотт молчал. Смертельная усталость накатывала волнами, ему просто жизненно необходимо было поспать. Но Драко не смел торопить приятеля: тот выглядел действительно хреново.
— Еще, — спустя какое-то время прошептал Тео, снова кивая на стакан. Драко тяжело вздохнул, взмахивая палочкой. — Слушай, Малфой…
Ну наконец-то!
— Да?
— Я не представлял даже… Не представлял, что все настолько… — он замялся, но — и это не могло не обрадовать — Драко впервые заметил в его взгляде осмысленность, — настолько запущено.
— О чем ты говоришь? — осторожно спросил Малфой, напрягшись, но Тео молчал, как будто обдумывая свой ответ. Драко едва сдержался от того, чтобы встать и потрясти его за плечи или зарядить пощечину. Ему необходимо было узнать, что произошло! А единственная так удачно подвернувшаяся возможность была в данную минуту совершенно не в себе. Действительно, какие-то сутки назад он и мечтать не мог о таком бесценном источнике информации, который теперь оказывался совершенно бесполезен.
Когда Тео вновь заметно содрогнулся всем телом, Малфой, не слишком рассчитывая на нормальный ответ, поинтересовался:
— Что с тобой случилось?
— А, это пустяки. Этот Круциатус был практически случайным. Селвину и Джагсону досталось сильнее за тупые вопросы, а хуже всех — Родольфусу, хотя, как по мне, это было совершенно излишне, — ответил Нотт, положив руки на стол перед собой. — Слишком много для Родольфуса, особенно, после того, что он только что пережил. Думаю, Лорд просто мстил ему за фамилию, — Драко нахмурился. Он совершенно не понимал, о чем говорит Тео, но был рад тому, что тот вообще произносил хоть какие-то слова. — Остальным повезло стоять поодаль, а кто-то вообще не явился на призыв… И правильно сделали. Вообще не знаю, зачем он призвал всех в этот раз. — Тео, покачав головой, залпом допил то, что оставалось в стакане. Ему, казалось, несколько полегчало. Руки не тряслись так сильно, как час назад, и только мертвенная с зеленцой бледность никак не сходила с лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тео, мне надо знать, что случилось. С самого начала, — твердо проговорил Малфой, намереваясь выяснить все сейчас, пока сам не отключился от усталости. Но Нотт совершенно не облегчал ему жизнь.
— Энтропия, — на выдохе выдал Теодор и снова непроизвольно передернул плечами. Малфою на секунду показалось, что друг бредит.
— Энтропия?
— Все разрушается, Драко. Любая упорядоченная система рано или поздно разрушится. Слышал о таком? — Малфой покачал головой, а Тео криво улыбнулся, глаза его, однако, улыбка эта ни капли не тронула. — Так мой отец говорит. Там, кстати, на первом этаже в мэноре нет теперь целого куска стены. Вот прямо с лестницы — прямой проход в сад…
Нотт снова глубоко вздохнул. Непродуктивный разговор уже начал откровенно бесить Драко, который слишком сильно устал, чтобы и дальше переживать о чувствах собеседника. Выуживать по крупице информацию из неадекватного однокашника казалось настоящей пыткой; хотелось просто взять и покопаться в его воспоминаниях самому — правда, Тео бы такой наглости ему не простил. Малфой решил предпринять последнюю попытку и, если ничего не добьется, то пошлет все к черту и просто уляжется спать.
— Он нашел виновных в побеге? Дело в этом?
— Это не из-за побега, Драко. Там вообще… — Тео прикрыл глаза, потряс головой, а потом воззрился на Малфоя — впервые за весь вечер прямо. — Все вообще пошло не совсем так, как я предполагал.
— И что же ты предполагал? — проговорил Драко сквозь сжатые зубы.
— Выглядело все это жутко, конечно. Она лежала там прямо на полу. Он увидел ее и… словом. Тетка твоя, тоже… Не понятно, зачем ей это понадобилось. Он этого ей не простил, конечно. И потом к ней приползла Нагайна, хотела защитить, похоже, но он приказал ей не приближаться. Наверное… Драккл его разберет, что он там шипел.
Малфой никак не мог уразуметь, о чем толкует Тео, и чувствовал, как в нем закипает злость, но все еще старался говорить спокойно.
— К кому не приближаться? К Беллатрисе?
— К Грейнджер.
— Слушай, Нотт, не мог бы ты рассказать все по порядку? Мне правда надо знать. — Драко вдруг осознал, что холодеет; где-то в солнечном сплетении заворочалось, все четче оформляясь сквозь раздражение, смутное нехорошее предчувствие.
— Да я не знаю толком, что произошло. Мне казалось, все спланировано четко. Нас вызвали как раз после… Или за секунду до. Наверное, за секунду. Я же прибыл почти сразу, ну ты видел, прямиком отсюда. Там уже все случилось. Я самый конец застал, — он снова глубоко вдохнул. Драко молча ждал продолжения, уже понимая: случилось что-то ужасное. — Никогда не видел его таким. Никогда, Драко, честное слово. И я не знаю, что шокировало меня больше — она или его реакция. Она лежала там, на полу у лестницы. Грейнджер. Не знаю. Без сознания, или… Не знаю. Бледная, как инфернал. Там много крови было, весь пол… Думаю, это Беллатриса ее так приложила. Мы — никто из прибывших — ясное дело, не поняли точно, что случилось. Я только слышал, как он… Вспышка эта от смертельного. Могу только предполагать; мне кажется, твоя тетка просто догадалась, что это Грейнджер отдала палочку, и решила отомстить. Думала, должно быть, что это грязнокровка ее подставила. Только почему-то забыла, что он запретил трогать ее и пальцем…
Малфой кусал губы. Картинка все еще с трудом складывалась в голове, но самое главное становилось ясным: Гермиона как-то пострадала. Нехорошо пострадала.
— А потом… Потом он спустился к ней, какое-то время стоял рядом. Говорил что-то змее своей, тихо, никто не слышал. Никто и не понял бы. Потом… Драко, серьезно, я не думал, что все вот так. Ты не знаешь, что это значит? Ты знаешь, что она для него значит?! — Малфой молчал, глядя в бледное лицо Нотта. О, уж он-то знал, что это значит. Знал. — Он поднял ее на руки. Не палочкой, не левитировал — совсем спятить можно, да? Она если ранена, и если так уж сильно нужна ему живой, то самым логичным было бы, чтобы не наделать хуже, левитировать, да? Он взял ее на руки, как возлюбленную, вообрази… По-магловски совсем, и легко так, как будто в ней вообще не было никакого веса. Прижал к себе. Все руки в крови. Можешь себе вообще это представить? Такая жуткая была картина, знаешь… Кровь эта на его бледных руках. И исчез с ней. Куда-то.