— Милорд, м… милорд, — за едва приоткрывшейся дверью послышался чей-то тонкий подобострастный голосок — совершенно незнакомый Гермионе. — Простите, это… Пленники. Их нет. Темницы пусты, дверь открыта! И… должно быть, мадам Лестрейндж не запечатала камин. П-простите…
Вот и все.
— Что?! — Гермионе показалось, будто его отчего-то хриплый голос на последнем звуке сорвался. Она была уверена, что Темный Лорд сейчас же бросится прочь из комнаты, чтобы все проверить, но он вдруг обернулся к ней самой и прошипел с опаляющим презрением: — Ты…
Догадался. Или нет? Не имеет значения. Терять теперь все равно нечего. Почти.
Лорд выпрямился, смерив Гермиону настороженным, опасным взглядом, обещавшим, что легким наказанием она не отделается.
— Я не закончил, — бросил он безразлично спустя несколько мгновений, маня рукой верную Нагайну, что не преминула немедленно последовать за обожаемым хозяином. Интонации его менялись слишком быстро и непредсказуемо: теперь он снова казался холодным и совершенно спокойным. — Оставайся здесь. И если я узнаю, что ты хоть немного в этом замешана, можешь пенять на себя.
Он не вышел за дверь, а растворился в воздухе.
***
Только теперь Гермиона позволила себе сползти на пол. Она уткнулась лбом в колени, запустила пальцы в волосы и выругалась. Точнее, попыталась выругаться, на самом деле не сумев издать ни звука, потому что заклинание все еще действовало.
Кажется, так она просидела довольно долго. Сложно было сказать, сколько именно.
Конечно, в какой-то момент она запаниковала. Невозможно было оставаться спокойной и просто ждать его возвращения. Запаниковала, но вовсе не потому, что страшилась наказания за участие в организации побега, нет. Возможно, сказывались усталость и нервное перенапряжение — в самом деле, слишком многое произошло за последние несколько суток и особенно за последние часы! — а может быть, слова Лорда — эти странные, невозможные слова — стали той самой последней каплей. Какими были ее перспективы? Что ждало ее здесь, в этом ужасном месте, кроме верной смерти или безумия? И как, Мерлин, как пойти на сделку с собственной памятью и совестью, как забыть то, что она только что испытала здесь, с ним?
А еще — и это, пожалуй, волновало больше прочего: что было бы, если бы неизвестный не отвлек его внимание, сообщив о побеге? Что было бы, если бы это произошло позже?…
Гермиона машинально прикоснулась к губам кончиками пальцев.
Насчет Темного Лорда она никогда не заблуждалась, слишком четко осознавая, что значит каждый его жест по отношению к ней. Запугать (периодически — вполне успешно), подчинить (не вполне). Добиться своего. Извлечь максимальную выгоду. Наказать за одному ему ведомые проступки. Все было предельно ясно, кроме этого. Это было слишком. Гермиона ведь видела его мысли, за секунду до того… Она видела их и не поверила, но, пропустив через себя, поняла, что все это — слишком. Чересчур для нее одной.
«Один человек не может столько всего чувствовать сразу — он разорвется». Образ Рона немедленно возник перед мысленным взором, и это моментально погрузило ее еще глубже в собственные переживания. И какого только черта она пообещала Нотту, что останется? Что изменилось бы, если бы она ушла вместе со всеми? Ведь это было чертовски логично — просто уйти! На кой черт нужен был этот отвлекающий маневр? Разве что только для того, чтобы свести ее с ума окончательно… И вправду, зачем?!
Невероятная ясность сознания вдруг отрезвила ее — будто кто-то дал хлесткую пощечину. Она вскочила на ноги слишком резко, так, что голова закружилась.
Оставалось только надеяться, что Джинни, Невилл и остальные теперь в безопасности.
Впоследствии Гермиона долго пыталась вспомнить, что именно подтолкнуло ее к этому решению — уйти. Вроде бы, она тогда вообще готова была выйти из мэнора, сбежать в ледяную осень, просто почувствовать это снова, убедиться, что она раз за разом готова наступать на одни и те же грабли, лишь бы доказать, что не сдастся. Ясность сознания и следующая за ней безысходность. Она же гриффиндорка, в конце концов! Пусть это было наивным, но она верила, что рано или поздно сможет найти выход, пусть даже неподвластные ей метафизические процессы заставляли ее желать иного и ненавидеть себя за это. Что бы там ни было, свой путь она помнила прекрасно: глянцевый паркет, бесконечные консольные столики и портреты, ковры-дорожки, коридор и — вот она, лестница. Где же все? Никого вокруг, где-то вдали, наверху, завывает ветер — видимо, забыли запечатать какое-нибудь очередное окно. «Все разрушается», — думала Гермиона, легко ступая по мозаичному полу одного из пролетов. — «Все разрушится». Мэнор стал абсолютным отражением нынешних хозяев. Широкие перила, блестящие ступени — прямиком к парадному выходу — еще несколько шагов до конца…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гермиона всегда считала, что ее обошла стороной эта присущая ее друзьям дурацкая способность — притягивать неприятности. Теперь было очевидно, что это не так.
Кажется, она почувствовала что-то за секунду до случившегося, потому что обернулась на последней ступени: это настигло ее всполохом, коротким свистом и ударом, сбившим с ног — боли не было, почему-то не было совсем. Она упала навзничь, раскинув руки — мозаичный пол моментально обагрился, перепачкался чем-то красным, мокрым, липким и теплым. Дышать.
— Все из-за тебя, грязнокровная ты дрянь, я убью тебя, — премерзкий визг стоял в ушах, и это казалось почему-то самым неприятным из всего происходящего. — Повелитель считает, что это моя вина, но я точно знаю, что виновата ты, маленькая…
Свист разрезавшего воздух хлыста тоже был неприятным.
Второй удар пришелся куда-то в плечо или ниже. Теперь было обжигающе больно, а еще любимый бежевый свитер, кажется, безвозвратно испорчен. Она не видела Беллу (которая, очевидно, совсем обезумела от ненависти, потеряв попутно всякое чувство самосохранения), потому что по какой-то причине не могла поднять головы: волосы, отчего-то мокрые, стали слишком тяжелыми. Дышать, не забывать дышать. Даже закричать она не могла, позвать на помощь. Кого, Мерлин, кого ты собралась звать на помощь?!
Третьего удара она не помнила.
Неправильно, все неправильно, убить должен был только Темный Лорд, это было важным, именно от его руки… Так ведь было и с Гарри.
Лорд, должно быть, тоже все уже знает. Он даже рад был бы такому раскладу, все равно собирался это сделать.
Беллатриса не приближалась почему-то, сыпала руганью откуда-то издалека («Не знаю, как ты это провернула, но ты поплатишься за все!»), но Гермиона не слышала, не слушала (все вокруг меркло, растворялось, таяло) она только поняла в какой-то момент — вот оно, знакомое ощущение, — что избавление близко, он пришел, и теперь все будет правильно. Наконец-то.
— Авада Кедавра! — взревело откуда-то сверху (как странно, он же так ратует за невербальную магию…), и окончание фразы потонуло во вспышке зеленого света, сменившегося кромешной тьмой счастливого небытия.
Комментарий к Глава 27. Рубеж
Эстетика от Franke winni: https://ibb.co/z5tBs7H
Красота от Elzirium:
https://www.deviantart.com/elzirium/art/Hermione-and-Voldemort-898595098?ga_submit_new=10%3A1637547033
========== Глава 28. Герой ==========
— П-плесни-ка мне, — проронил Теодор.
Это была первая сказанная им фраза с того момента, как около часа назад он все же вернулся в «Нору» после неожиданного вызова. Уже другим путем, разумеется: тот самый камин мэнора вряд ли был теперь доступен кому бы то ни было. Драко, надо сказать, моментально исполнил его просьбу. Сам, впрочем, в этот раз пить не стал: чувствовал, что вот-вот провалится в беспробудный сон прямо там, за столом: в конце концов, он не смыкал глаз всю ночь в бессмысленном ожидании Нотта, задремав, кажется, всего раз и то минут на двадцать, не больше. Тео тут же опрокинул разом весь стакан, поморщился и выдохнул. За окнами еще было темно, хотя, судя по меняющемуся освещению, серый рассвет вот-вот должен был разлиться над забытой богом деревушкой Оттери-Сент-Кэчпоул.