- Ликория, вы предлагаете мне прочитать его частные письма?
- Да, предлагаю. Это не личная переписка, и я ничего не понимаю. Вся ответственность и вся вина будет на мне, Макилан. Кабинет заперт, разумеется, но я открою.
Она совершенно точно изменилась.
Макилан сам не понимает, почему соглашается с ней. Глупая наивная девочка. Что она рассчитывает найти в письмах Ала — признание в заговоре против короля? Ал вообще в состоянии писать письма — вот уж новость!
Скорее всего, девочка просто ревнует. К коллегам-магам, с которыми Алу куда интереснее, чем с ней, к письмам… Навоображала, небось, любовную переписку или что-то в этом духе.
Всё-таки письма — это очень странно. Да он подписи Ала на королевские документы часами не мог добиться! Он даже почерка его не знает, Ал и в студенческие годы ничего записывать не любил, чему способствовала великолепная память и полное равнодушие к возможным потомкам и их нуждам и потребностям.
«Просто успокою девочку, а читать переписку Ала с коллегами, конечно, не буду», — говорит он себе, а сам едва удерживается от того, чтобы снова не взять Кори за руку. Как раньше.
Кабинет — надо же, он, конечно, знал, что кабинет у Ала есть, теоретически, потому что на практике друг всё время пропадал в Академии, — действительно был заперт.
- Подождите, пожалуйста, — тихо говорит Кори и, одна подходя к двери, застывает перед ней на мгновение. Неужели Ал дал ей ключи?.. Спустя несколько мгновений непонятных манипуляций дверь действительно открывается с тихим шелестящим звуком, а Макилан испытывает огромное желание заозираться по сторонам: вдруг Ал наблюдает за ним из-за какой-нибудь тяжёлой портьеры.
…Да нет же, это Ал. Не может у него быть никаких тайн и секретов, да и в засаде сидеть Ал бы не стал. В его арсенали магических манипуляций немало тех, что помогли бы выжать любую правду почти из кого угодно. Кори проходит внутрь, вопросительно оглядывается на него.
- Простите, что втягиваю вас во всё это, — одними губами говорит она. — Но кроме вас мне не к кому обратиться.
Массивный стол, принадлежавший, как и вся прочая обстановка, вероятно, отцу Алариуса, весь занят аккуратными стопками бумаг разной высоты. И это тоже абсолютно не типично для Ала — он не любил бумаги и был органически чужд строгому порядку. Кори, словно понимая, как сложно ему перебороть себя и взять чужие документы, сделала несколько быстрых шагов по направлению к столу — и резко остановилась от резкого неприятного шипения. Прямо на бумагах по-хозяйски сидела полупрозрачная и оттого совершенно незаметная на первый взгляд тварь, похожая на метровую ящерицу с шипастым узким хвостом. Внутри ее гибкого, будто бы стеклянного тела плавали едва заметные тоже прозрачные пузыри.
Задумываться о строении тела очередного мезонтенского монстра было некогда — скорей уничтожить бы, пока Кори не испугалась! Но не успел Макилан призвать воздух, как девушка преспокойно ухватила существо за пышный кожистый капюшон и подняла, укоризненно глядя в омерзительную шипящую морду. На прозрачной физиономии твари выделялись черные бусины глаз.
- Триона, демонова хулиганка, опять сбежала! Макилан, подождите, я верну её на место и вернусь.
- Она… безопасна? — только и выдавил Мак.
- Немного ядовита, но я знаю, что нужно делать и как с ней обращаться. Не переживайте. Обычные животные меня не любят, а эти вот нормально относятся, почему-то… Ну и я их больше не боюсь. Жалко их только очень.
… Ну а чего, в самом деле, он ждал? Как-то же она должна была выживать, как-то приспосабливаться.
Пока Кори возвращает сбежавшее чудовище-невидимку туда, где оно должно находиться, Макилан, предусмотрительно оглядевшись — а ну как еще какие-нибудь сюрпризы притаились в углах?! — со вздохом подходит к столу и начинает листать первую попавшуюся на глаза кожаную папку — "только для того, чтобы успокоить девочку". Но…
…чем дальше он читает, тем больше каменеет его лицо, тем холоднее становится взгляд светлых миндалевидных глаз. И когда Кори возвращается, он вежливо, но твёрдо просит её подождать за пределами кабинета. Она не спорит, только продолжает сжимать тонкие пальцы, мять серебристую ткань платья.
Во что ты ввязался, Ал? И что же ему теперь делать?
Глава 48.
/Макилан Сартвен/
Он не хотел ехать в десятый замок. Не хотел настолько, что, кажется, сама погода сопротивлялась поездке — такое, говорят, бывает у очень сильных магов, он сам себя к таковым никогда не относил и по поводу своих способностей не обольщался. Но сегодня небо заволокли тучи, дул ветер, пронизывающий, пробирающий до озноба, настойчивый, совершенно несвойственный месяцам жизни и радости. Сартвен поёжился.
…кого он обманывает? И ветер был обычный, и пасмурная погода — не что-то из ряда вон. Просто он очень, очень не хотел туда ехать. Очевидно, Митасу нравится травить его старые раны, сначала назначив владельцем тринадцатого замка, теперь посылая туда, где, мягко говоря, ему не будут рады. Насколько не будут — можно судить по реакции мальчишки Кристема, с которым они встретились не так уж давно, в королевском дворце. Не забыл братец, ничего не забыл, а ведь есть ещё и мать, и дядя… Хотелось бы только надеяться, что Кристина — бывшая недолгая невеста — уже замужем и счастлива. Хотя бы она. Девочка достойно встретила неприятную новость о расторжении помолвки, хотя какой женщине понравится, если ей предпочтут другую? Да ещё и, как оказалось, в день гибели отца, такого во всех отношениях достойного человека. С другой стороны, лучше уж сразу выставить себя мерзавцем и разрубить узел, чем рассказывать всё, как есть. Макилан даже портрет Кори показал, мельком — портрет, как портрет, по нему понять ничего невозможно. По его мнению, Кристине так должно было быть проще — разозлиться на неверного жениха, вышвырнуть с глаз долой, из сердца вон, забыть, вычеркнуть из жизни. И жить дальше счастливо, без груза тяжких мыслей. Жаль, с королём этот номер бы не прошёл. «Простите, Ваше Величество, но у меня другая… служба. Простите, поймите и отпустите».
И хотя Макилан был уверен, что с Кристиной поступил правильно — по крайне мере, честно — всё равно мысль о поездке в десятый замок была противна до зубовного скрежета.
Впрочем, всё это мелочи, думая о которых, можно отвлечься от главного.
Ал жив. Иримус жив.
Подстраховался, сволочь — так, что никто даже не заподозрил его. Ал, при всей его силе и гениальности, никогда не плёл никаких интриг, не играл в игры: кажется, вынужденной интриги с Ликорией хватило ему за глаза. Откуда ему было знать, что Артевиль ведёт свою игру? Откуда Артевилю было знать о Кори? Головоломка не сложилась, развалилась, план сорвался, и всё же Иримус выиграл для себя несколько месяцев. Весь монарший гнев достался Алариусу, слишком странному, слишком прямолинейному, слишком равнодушному к какой-либо выгоде для себя… Даже к собственной жизни. Слишком удобному для того, чтобы стать всем ненавистным знаменем бунта. Тогда как Иримус был хитёр, дорого обменивая свою жизнь и благополучие на откровенность. Он всё продумал заранее!
Всё было спланировано, и даже он, Макилан Сартвен, ничего не понял и не поверил Алу… А когда было верить? Они даже не говорили толком последние годы, они даже не поговорили перед Старником… и, разумеется, после.
Как он мог быть настолько слеп, настолько глуп, чтобы поверить в вину Ала? Да, его друг легко пренебрегал моральными принципами, да, недолюбливал Митаса — можно подумать, кто-то вообще его любил! — да, верил в превосходство магов, над простыми людьми, но это всё ничего, ровным счётом ничего не значило. Или это ревность и зависть полностью затмили его глаза? Зависть, в которой он никогда не признавался себе до конца, ревность… Кори, Кори. А ты ещё обратилась за помощью, показала эти письма, эти сметы, эти списки.