Немудрено, что король старался подняться повыше. Кулуарная, почти тайная комната была уютная и тёплая, в мягких коричневых, а не родовых тонах, а особый шарм ей придавало магически зачарованное окно во всю стену. Магическое воздействие заключалось в том, что стекло было прозрачным односторонне — даже с хорошими увеличительными стёклами увидеть происходящее внутри с улицы было невозможно. Вид же на Митрак открывался вполне обширный, хотя и не сказать, чтобы радостный — столица представляла собой конгломерат контрастов. Вообще-то Сартвен любил живой и шумный Митрак.
Но не сегодня. Сегодня он ничего не любил.
Митас встал с покачивающегося кресла — отвратительная задумка, в таком чувствуешь себя младенцем, которого укачивают настырные глухие няньки — и подошёл к магу со спины.
Отвратительная привычка! Еле сдерживаясь, чтобы не развернуться или вскочить и отойти на несколько шагов, Сартвен уставился на постепенно темнеющий Митрак через сиреневую дымку вина, которого всё ещё было слишком много, мечтая только об одном — скорее бы приступить к делам.
Но король медлил. И это тревожило — мягко говоря, потому что, зная короля уже очень много-много лет, маг понимал, что подобное поведение означает только одно — есть некая крайне неприятная новость, за появление которой монарх чувствует свою непосредственную вину. И разбираться с которой придётся именно ему, Макилану Сартвену.
А разбираться в королевских провалах ему не хотелось.
Он так и не нашёл Кори. Отчаяние сгущалось внутри, начинало постепенно подбираться к горлу, не давая дышать и говорить громко и внятно, голос сам собой срывался на какой-то беспомощный сип. Почему он так верил, что он жива?
Потому что, если в это не верить — зачем тогда всё вообще? Впрочем…
Дело было не только в девушке. Слова короля, сказанные несколько дней назад, на встрече с Шередаром, не получили своего продолжения — и это была ещё одна причина, почему сейчас он покорно находился здесь, слушая пустые разглагольствования о нотках и букетах, почему он сидел, не двигаясь, ощущая короля за спиной еще отчётливее, чем если бы тот стоял прямо перед ним и смотрел в упор. Слова, вдумываться в которых было более, чем страшно. Более, чем больно.
Артевиль? Иримус Артевиль? Не Ал..?
«Ты ошибся, Мак. Те документы, те письма… Их автором был не твой свихнувшийся приятель, вовсе нет, а его дружок. Иримус».
Как он мог так ошибиться?! Как? Даже если Ал жив… Если он жив, после нескольких месяцев пребывания в подземельях королевского замка любой живой позавидует мёртвым. Слухи про способы перевоспитания пленных и добыче необходимой информации ходили жуткие. Но если Ал жив… Митас не отрицал этого, демонов интриган. Если Ал жив, и он не виноват…
Эти мысли маятником стучат в голове. Он ходит, что-то делает, ест и даже спит, сидит с бокалом в руках, глядя на темнеющий Митрак, а мысли тикают-токают в голове.
Кори. Ал.
Как он мог её потерять?
Как он мог не проверить всё до конца?
Как мог довериться Митасу, отдать ему Ала, допустить эти его допросы, закрыть глаза, съедать без вопросов всё, что тот говорил — сначала про казнь мага, теперь — про то, что жив и не виновен?!
Как он мог.
— Мак, — король неожиданно протянул руку и провёл по его волосам, легко, словно случайно. — Иногда мне кажется, что ты хочешь уйти.
— Уйти? Куда? — все силы уходят на то, чтобы сидеть неподвижно и говорить ровно. Весь остаток сил.
«Конечно, хочу, видеть уже не могу это всё. Дворец. Тебя. Видеть не могу. Но ты же меня не отпустишь. Сколько раз уже не отпускал, а каждый раз заводишь этот разговор, как с чистого листа. Да и куда мне идти. Здесь воспоминания о Кори. Об Але. Могила мамы и сестры»
— Всё дело в этом, да? Что тебе некуда уходить? — неужели у него всё на лице написано?
— Это сказали вы, а не я, Ваше Величество.
Гладящая, почти ласкающая рука сжала волосы в кулаке, натягивая, но Сартвен не шевельнулся, словно эти прикосневения были в порядке вещей — и король отпустил.
— Конечно, ты вообще ничего не сказал, — и без перехода добавил. — Час назад пришло срочное сообщение — пропал Шередар. Сам старший лорд, Радимут. Никто не видел его с позавчера. Собственными силами домашние его не нашли.
Это было… нехорошо. Нехорошо, безусловно, но явно не единственное, что хотел сказать ему Митас.
— Вариантов… множество, — осторожно предположил Сартвен. — Он мог уехать в столицу по каким-то личным вопросам, мог произойти несчастный случай на охоте или на прогулке… Что вынудило родственников обращаться непосредственно… к Вам?
— Прогулка как раз имела место, но лошадь вернулась без седока. Они обыскали всю территорию одиннадцатого замка, обыскивали несколько дней. Новый маг Шередаров, мягко говоря, слабоват, но жалуется на несанкционированное магическое воздействие в том лесу, где, предположительно, прогуливался Радимут.
— Похищение? — Макилан пожал плечами. — Но… зачем? — и тут же осознал. — Ключ?!
— Шередар не скрывал свою поездку сюда. Не скрывал наличие ключа. Об этом могло стать известно… заинтересованным лицам. Он единственный из всех владельцев замка, кто знал о местонахождении «родового артефакта»!
«А ты его просто так отпустил! — раздраженно и с изрядной долей сарказма подумал Макилан. — Просто взял и отпустил! Тебе были так нужны эти ключи, но как только один из них попал к тебе в руки, ты полюбовался им со стороны и помахал ручкой его владельцу. Или..?»
Раздражение сменил стылый холод. Не просто так отпустил. Не просто так пригласил к себе. Не просто так.
— Артевиля и… Алариуса больше нет, — говорит Макилан медленно, едва ворочая губами. — Никто ещё не сбегал из королевской тюрьмы, но они… их там больше нет. И т… вы хотели выманить их на Шередара, как на живца. Но прекрасный план дал трещину, они обыграли вас. Никакое письмо от родственников Шередара не приходило. Вы ждали, когда…
Рука короля, всё так же стоящего за спиной, снова проникает под его длинные волосы и ложится на шею, движением одновременно чувственным и властным. Холодная, тонкая, но сильная рука. Отвратительно! Так кошка ухватывает за холку не в меру резвого детёныша… Жест двусмысмысленный и одновременно очевидный.
— Мак.
Сартвен одним глотком допивает сиреневое — отвратительно сиреневое — вино. Он ещё не знает, что скажет ему король, но уверен в одном: это будет еще хуже, чем то, что он может вообразить.
Глава 47.
/Макилан Сартвен/
После заключения брачного союза Кори и Ала — и где только Ал отыскал того полуслепого, древнего, как небо, брачного жреца, вероятно сразу почившего после своей почётной миссии? — Макилан стал гораздо реже бывать в тринадцатом замке.
Фактически не изменилось ничего. Законная жена Алариуса, хозяйка замка леди Ликория Мезонтен в действительности осталась той же юной девушкой, маленькой Кори, бесшумно шагающей буквально на цыпочках, старающейся не привлекать к себе лишнего внимания, ничего для себя не просящей и смотрящей на Ала, как на грозное неумолимое божество, создавшее этот грешный несовершенный мир.
Да, фактически не изменилось ничего, но небольшая формальность в виде брачных уз — и Макилан с огромным трудом теперь мог заставить себя перешагнуть порог замка, знакомого ему лучше, чем улица, на которой стоял его собственный, подаренный королём дом. Несмотря на то, что они с Кори поклялись забыть маленький предшествующий свадьбе эпизод, несмотря на то, что она по-прежнему осталась единственной в его мыслях и снах, а Ал, так или иначе, продолжал быть его другом, но всё же…
Нужно было бы вовсе закрыть для себя эту страницу. Не приезжать. Выбросить её небольшой портрет, который носил с собой, злясь на себя за эту глупую сентиментальность. Вычеркнуть имена этих двоих из памяти. Не стал бы Ал искать его, наверняка не стал бы — это не в характере друга, он время и окружающих людей воспринимает по-другому, не так, как все остальные. Кори, конечно, заметила бы его отсутствие, но не решилась бы спросить у Ала — а ему, Макилану, вероятно, со временем стало бы легче. Не видеть её, не видеть их вместе — гораздо проще забыть их обоих.