Это случилось на завершающей стадии операции, и на управлявшего ею доктора никто не смотрел, всех интересовал эльф, которого штопали сразу три иглы, а вокруг бабочкой порхали загнутые хирургические ножницы, обрезавшие лишние нитки. Казалось, Грин торопился закончить поскорее, пока ему еще хватает сил. Когда был сделан последний стежок, завязан последний узел, и ножницы в последний раз звякнули у груди пациента, он отвернулся от стола и направился к окну, хрипло бросив через плечо:
- Повязку сами.
Распахнул со скрежетом примерзшие к раме оконные створки, впуская в операционную холод и мелкий снежок, и застыл, упершись ладонями в подоконник, не интересуясь, что происходит за его спиной.
Эльфы отмерли. Засуетились люди. Доктор Кленси и леди Райс подсказывали эльфам, как правильно обработать свежий шов и наложить повязку. Остальные тут же направилась к выходу: спектакль закончен, удовольствие от просмотра получено и можно не дожидаться, когда исполнитель главной роли выйдет на поклон.
Мне не нравился Эдвард Грин, но подобное отношение со стороны недавних восторженных зрителей покоробило. Где овации, поздравления, крепкие рукопожатия и панибратское похлопывание по плечу? Может быть, еще рано говорить об успехе операции? Нет, будь это так, медики не выглядели бы такими спокойными и удовлетворенными, да и эльфов, похоже, уже не тревожила судьба сородича. Лорда Эрентвилля переложили на носилки и утащили в неизвестном направлении, кровь тщательно вытерли, а использованную ветошь унесли с собой. Оливер вышел, беседуя с одним из нелюдей, и в их разговоре не слышалось ноток волнения. Леди Райс пригласила мистера Стоуна на чай. Кленси не позвали и он ушел один - к своим котятам. Сестры собрала инструменты...
Спустя какое-то время в выстывшей операционной остались только мы с Грином.
Понятия не имею, почему я не ушла, ведь мне отчаянно хотелось этого - выйти за дверь, найти Оливера или напомнить о себе наставнице и напроситься на чашечку чая - но я намертво приросла к месту. А когда решилась сделать шаг, пошла не к выходу, а к стоявшему у окна человеку.
- Доктор Грин, простите, я могу чем-нибудь помочь?
В душе мне хотелось, чтобы он не ответил. Тогда я могла бы с чистой совестью уйти.
Но он обернулся.
Посмотрел на меня, и бессознательный ужас, от которого я так и не смогла избавиться, зашевелился под кожей, заставив встопорщиться волоски на руках.
- Анабель...
- Элизабет, - подсказала я, поняв, что он меня не узнает.
Резко выбросив вперед руку, Грин сцапал меня за воротник и с силой притянул к себе.
- Мне начхать, кто ты такая, - со злостью прошипел он мне в лицо. - Найди Анабель и скажи, что мне нужен кофе. Быстро!
- Анабель нет, - еле ворочая языком от страха, прошептала я. - Она же уехала...
- Уехала, - целитель отпустил меня, посмотрел задумчиво на свою руку: пальцы заметно дрожали. - Точно, уехала... А я теперь останусь без кофе?
Голос его звучал растерянно, а в глазах, миг назад полыхавших гневом, отразилась такая детская обида, на меня, на Анабель, на весь этот мир, воспротивившийся тому, чтобы он получил заслуженную чашку кофе, что я, вместо того, чтобы сбежать, решилась на еще большую глупость.
- Я могла бы сварить вам кофе, если вы не против.
Стоило вспомнить, куда могут завести благие намерения...
- Можешь? - переспросил Грин таким тоном, словно в моем предложении было что-то оскорбительное. - Ну хорошо.
В следующее мгновение я узнала две вещи.
Во-первых, не только Оливер Райхон умел без предварительной подготовки открывать порталы и втягивать в них неразумных девиц.
Во-вторых, человек, оказывается, способен чувствовать, как у него на коже проступают синяки: Грин стиснул мое плечо так сильно, что отпечатки его пальцев обеспечат мне долгую память о сегодняшнем дне.
- Все там, - оказавшись в своем кабинете, целитель толкнул меня к столику у окна, где расположилась спиртовка с латунной джезвой. Рядом стояли чашки и банка с уже намолотым кофе. - Вари.
Не было разумных объяснений тому, что я не возмутилась подобной бесцеремонностью и не ушла, хлопнув дверью. Словно сомнамбула подошла к столу. Трясущимися руками зажгла спиртовку. Отмерила кофе, налила воды из широкого кувшина...
Слезы катились по щекам, и я ничего не могла с этим поделать. В горле першило. Запах кофе - обожаемого кофе! - вызывал тошноту. Рубашка прилипла к мокрой от пота спине, а пальцы стали холодными и влажными. Я с трудом перелила напиток в чашку и, рискуя разбить ее, донесла кое-как до рабочего стола доктора. Поставила рядом сахарницу.
Голова кружилась. Желудок скрутил болезненный спазм. Но это все мелочи в сравнении с ненавидящим взглядом Грина.
- Что за дрянь ты мне дала? - прорычал он, пригубив кофе. - Как это можно пить? Он же не сладкий!
- Сахар перед вами, - борясь с приступом тошноты, выдавила я.
- И что? Я должен сам положить его в чашку? - Грин почернел от злости... или у меня потемнело в глазах. - Должен сам, да? Идиотка! Какого ты вообще пришла, если ничего не можешь? - он схватил злополучную чашку и со злостью швырнул в стену за моей спиной. - Убирайся отсюда, дура безрукая!
Дверь я нашла почти на ощупь.
Вышла в коридор и, медленно переставляя ставшие ватными ноги, добрела до кабинета наставницы.
- Элизабет! - леди Пенелопу я уже не видела, только слышала ее голос. - Куда вы пропали? Милорд Райхон вас обыскался.
- Мисс Аштон... - голос Оливера я в первую секунду не узнала, до того гудело в ушах. - Элизабет, что с вами? Где вы...
- Доктор Грин... - прошептала я, оправдываясь за отлучку. - Кофе... я сварила... дрянь...
Ничего больше я сказать не успела. Пол исчез у меня из-под ног, и я провалилась в пустоту, чтобы, испытав секундную легкость полета, упасть в колючий серый песок.
Серый песок, серое небо без солнца, холод и пустота.
Благие намерения, как и положено, привели в ад...
Глава 31
Разговоры в пустоте
Страшно было лишь в первый миг.
Очень страшно.
Но с каждой безрезультатной попыткой проснуться, вырваться из холодного подпространства паника ослабевала, уступая место отрешенному безразличию.
Подумаешь, песок и солнца нет, холодно и одиноко. Зато никто не орет. Не ощущается больше давящего ужаса. Ноги не дрожат, и желудок не пытается вывернуться наизнанку. Почти хорошо.
Можно посидеть, подумать.
Хотя думать не хотелось.
Ничего не хотелось.
Не был бы песок таким холодным и колючим, как тертое стекло, - можно было бы прилечь и вздремнуть. Но если согнуть ноги и уткнуться лбом в коленки, тоже неплохо. Глаза закрыть, чтобы не видеть всей этой серости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});